5.4.3. Урезание социально значимых расходов
(мини-бюджет для мини-государства)

Совершенно безосновательны, на мой взгляд, и восторги по поводу улучшения состояния государственных финансов. При всех разговорах о бездефицитном бюджете, о решении проблемы госдолга, о финансовом оздоровлении государства нельзя не видеть, что это «оздоровление» было достигнуто за счет отказа от жизненно важных для цивилизованного государства расходов на социальное обеспечение и здравоохранение, образование, финансирование НИОКР, поддержание базовой инфраструктуры, охрану окружающей среды и др.

В качестве лишь одного примера можно привести образование и науку. По нашим оценкам, сделанным на основе официальной российской статистики, за последние 8–9 лет общественные расходы на образование в реальном исчислении сократились в среднем на 55%, а рост частных расходов на эти цели лишь в незначительной степени компенсировал сокращение соответствующих расходов федерального и местного бюджетов. В еще большей степени сократились государственные расходы на науку и научное обслуживание, резко упал престиж профессиональной научной и научно-производственной деятельности. Как следствие, заметно снизились качество образования и степень общеобразовательной подготовки выпускников средней и высшей школ. Необходимость неофициальных доплат на школьное образование затруднило доступ к нему неимущих слоев населения, в результате чего число детей, оставивших школу, приблизилось к 10% от общего числа детей школьного возраста.

Результатом является нанесение огромного ущерба человеческим (трудовым и интеллектуальным) ресурсам страны. Трудоспособное население заметно сократилось количественно, а его структура, что еще более важно, ухудшилась в качественном отношении. Прекращение производственнной деятельности в немногих высокотехнологичных отраслях бывшей советской экономики и деградация системы государственных научных учреждений (при почти полном отсутствии частных исследовательских центров) заставили огромное число высококвалифицированных специалистов сменить профиль деятельности. При этом, по данным некоторых опросов, не более 10% тех, кто потерял или был вынужден оставить работу в научных учреждениях России, нашли себе место в крупных частных компаниях или кредитных учреждениях. Остальные девять десятых заняты в мелком и мельчайшем бизнесе либо в официальных структурах, где их интеллектуальные способности оказываются невостребованными, а приобретенные ранее опыт и знания постепенно утрачиваются.

Не менее миллиона человек эмигрировали из России (по данным отечественных компаний, профессионально занимающихся миграцией, поток выезжающих из России составлял в среднем 100 тыс. человек в год), причем весьма значительную часть этой эмиграции составили образованные люди, которые до этого либо были заняты интеллектуальной деятельностью, либо получали высшее образование.

А ведь образование и наука – далеко не единственная сфера, принесенная в жертву финансовому оздоровлению. Заметно ухудшилось состояние массового здравоохранения, состояние сферы государственного социального обеспечения (приюты, интернаты, дома престарелых и т.п.), пенитенциарной системы, военных объектов, особенно военной «социалки». Возможно, это ухудшение пока заметно не всем, но долгосрочные последствия регресса в этих, казалось бы, частных вопросах, могут быть чрезвычайно разрушительными для общества и так или иначе коснутся каждого его члена.

Хроническое недофинансирование содержания и развития объектов общественной инфраструктуры в этот период уже привело к резкому старению и ухудшению качества основных фондов в электроэнергетике, в том числе атомной; в жилищно-коммунальном хозяйстве, на транспорте. В свою очередь, это заметно ухудшило функционирование основных систем жизнеобеспечения, резко снизило уровень их надежности и безопасности, повысило риск возникновения техногенных и экологических катастроф.

Да и такие прямые и очевидные по своему действию расходы, как оплата труда государственных служащих, в том числе правоохранительных органов и военнослужащих, иначе как унизительными по размерам не назовешь. Лучшее тому доказательство – дефицит опытных и квалифицированных служащих среднего звена, качество работы которого является определяющим для функционирования государственного аппарата.

В целом же государственный бюджет в его нынешнем виде впору назвать чрезвычайным – настолько минимальны предусматриваемые им общественные потребности и так велика перегрузка, возлагаемая им на объективно недостаточную общественную инфраструктуру. В определенной степени этот факт даже признается официально и оправдывается якобы исключительной нагрузкой, связанной с «пиковым» периодом платежей по внешнему долгу.

Однако если чрезвычайное положение длится годами (а наш переходный период уже вошел в свое второе десятилетие), то оно перестает восприниматься как временное явление. И ведь действительно – и население, и большинство политиков привыкли к тому, что на зарплату госслужащего практически невозможно нормально жить; что бедным (которых у нас три четверти населения, и к этому мы тоже привыкли) недоступно ни реальное медицинское обслуживание, ни высшее образование; что у государства априори нет средств на поддержку какой бы то ни было экономической активности даже в тех формах, которые считаются приемлемыми в любой развитой экономике. К этому привыкли настолько, что иной подход считается либо (в лучшем случае) прекраснодушием и идеализмом, либо ересью. Более того, утверждается опасный, на мой взгляд, тезис о том, что и нынешний уровень общественных расходов является чрезмерным, и его надлежит существенно уменьшить.

На самом деле сегодня бюджет не только мал по размерам и не адекватен масштабу стоящих перед страной нерешенных задач, он еще и построен на весьма зыбкой по меркам развитых стран основе. Даже будучи лишен той встроенной бомбы в виде неумеренных заимствований под ростовщический процент, которая сдетонировала в августе 1998 г., он тем не менее остается, как мы уже видели, опасно зависимым от финансового положения и переговорных позиций одного-двух десятков крупных сырьевых и инфраструктурных компаний, использующих национальные природные ресурсы и при этом практически вышедших из-под общественного контроля [161, с. 28–31]. Я искренне надеюсь, что мы сможем избежать очередных потрясений в этой области, но угроза нового бюджетного кризиса является сегодня вполне реальной. Кризис, возможно, еще не стучится к нам в двери, но и не так далеко, как порою кажется.

Так вот, с учетом всего сказанного встает еще один не менее важный вопрос: а что мы можем ожидать от будущего? Каковы перспективы экономики, развивающейся на базе той системы, которая сложилась у нас за последние годы (с учетом всех ее возможностей, пределов и ограничений) в контексте мировой экономики и изменения глобальных условий?