Читать про «безответственную выходку» главы Палаты представителей Конгресса США Нэнси Пелоси — хорошо, если ты обычно находишься вне восточноазиатского контекста и озаботился проблемой Тайваня истерических новостей на этой неделе. Иначе таким выражениям — даже в комментариях уважаемых мной и высокопрофессиональных китаистов — трудно не удивиться.
Нэнси Пелоси во время визита в Тайвань. Фото: REUTERS/Ann Wang
Потому что если визит парламентария из одной независимой демократической страны в другую независимую и демократическую страну — это «эскалация» напряжения, то что мы должны сказать о вторжении в воздушное пространство мирной, независимой, демократической страны десятков боевых самолётов соседней диктатуры?
Вот сейчас 27 боевых самолётов Китая вошли в воздушное пространство Тайваня. Ах, это реакция на «провокацию» Пелоси? Ок, но как нам быть с тем, что 29 китайских боевых самолётов вторгались в небо над островом в июне. 30 самолётов — в мае. Менее крупные по составу эскадрильи — в феврале. Три дня подряд десятки военных самолётов Пекина летали над островом в октябре 2021 года.
Без всяких, заметим, визитов Пелоси. И всякий раз ВВС Тайваня приводятся в полную боевую готовность. И всякий раз миллионы тайваньцев должны с тревогой думать о том, начнётся ли вторжение на их мирный остров в этом году, в следующем или через несколько лет.
И если поездка Пелоси — «провокация», то вот это всё что? Ведь такие полёты создают ненулевой риск случайного эксцесса, который может иметь по-настоящему роковые последствия. И где гневные высказывания поборников умеренности и взвешенности по поводу таких шагов Компартии Китая? Где хотя бы один призыв к Пекину не провоцировать понапрасну Тайбэй, Вашингтон и Токио (ведь свои нынешние военные учения Китай проводит вплотную к японским островам, да и претендует на часть из них — а именно архипелаг Сэнкаку)?
Вот сейчас 5 из 11 баллистических ракет, запущенных Китаем на «учениях» возле Тайваня, упали в эксклюзивной экономической зоне Японии. Услышим ли китаеведов, призывающих Компартию к разумной сдержанности? Полагаю, что вряд ли. Выходит, что поездка парламентария — это кошмар и ужас, а ракетные запуски по чужим водам — так, ничего, нормалёк. И если вам дорог мир — так не мешайте мирным истребителям и бомбардировщикам бороздить небо над живущими своей жизнью городами врага.
И ведь Пекин в последние месяцы постоянно повышает градус напряжения: ничего подобного нынешней истерии не было, например, во время визита в 2020 году на Тайвань министра здравоохранения США в администрации Трампа. И даже в мае уже этого, 2022-го, года остров посещали 6 американских сенаторов, включая главу комитета по международным делам Боба Менендеса.
А уж в 1997 году, когда страну посещал один из предшественников Пелоси на посту спикера, республиканец Ньют Гингрич, подобного нагнетания напряжённости тем более быть не могло — так как Коммунистическая партия Китая была куда слабее, как в военном, так и в экономическом отношении. Так, может быть, в этом усилении однопартийной диктатуры и заключается суть всей проблемы?
Ведь этот рост военного потенциала пекинского режима и создаёт теперь реальную угрозу вооружённого вторжения на Тайвань, который куда ближе к побережью Китая, чем к основным базам американского флота на Тихом океане. Ширина Тайваньского пролива, отделяющего остров от континента — в среднем около 180 километров, а расстояние от Тайваня до баз США на тихоокеанском острове Гуам — примерно в 10 раз больше.
О риске вторжения на остров говорится уже давно, но в последние годы всё чаще и чаще. Так, адмирал Филипп Дэвидсон в марте 2021 года говорил на официальных слушаниях в Конгрессе, что вторжение коммунистов на Тайвань может произойти до 2027 года. Дата неслучайна — это потенциальное окончание третьего срока Си Цзиньпина во главе Компартии Китая.
Глава Объединённого комитета начальников штабов, генерал Марк Милли в прошлом году утверждал, что вторжение пекинского режима на Тайвань в ближайшее время — маловероятно, но несколько месяцев также назвал 2027 год временем, до которого может произойти агрессия.
Менее двух недель назад директор ЦРУ Уильям Бёрнс, выступая на Аспенском форуме по безопасности, заявил, что «вопрос не в том, решат ли китайские власти использовать силу для установления контроля над Тайванем, а в том, как и когда они это сделают». По оценке Бёрнса, такая попытка будет предпринята в ближайшее десятилетие.
Но, вполне возможно, американцы просто лгут и ничего подобного Пекин не планирует? Посмотрим же на его реакцию. Да, МИД КНР возразил Бёрнсу, но не отвергая обозначенный им сценарий, а лишь утверждая, что Тайвань — часть коммунистического Китая (хотя с провозглашения Мао Цзэдуном Китайской народной республики в 1949 году Тайвань ни одной секунды не был под её контролем) и это всё внутренние дела Пекина.
Ранее, в мае, президент Байден, отвечая на вопрос, вмешаются ли США в случае агрессии Пекина против Тайваня, ответил утвердительно. Он подчеркнул, что США привержены политике единого Китая, но «мысль взять Тайвань силой просто неприемлема». В ответ МИД КНР заявил... всё то же самое: что это их внутреннее дело. И что в вопросе Тайваня «нет места для компромиссов или уступок». Как нет его, кстати, и в вопросе японских островов Сэнкаку — отдайте, мол, немедленно и всё тут.
Услышьте, пожалуйста, это, дорогие друзья, которые озаботились судьбой Тайваня и мира во всём мире лишь из-за визита Нэнси Пелоси. И ведь, не правда ли, знакомая ситуация, когда обладающая ядерным оружием диктатура отрицает право своих соседей на свободу, демократию и независимость? Это и есть подлинный вызов миру и настоящий источник угрозы войны.
Об этой проблеме ведущие эксперты разных стран писали уже довольно давно — вот, например, текст академика РАН Алексея Арбатова, вышедший в 2014 году. А вся эта тема про вооружённые до зубов мирные диктатуры и про наглые демократии, буквально вынуждающие их на себя нападать — это верх демагогического бесстыдства, который был бы очень смешон, но только не в 2022 году.
Демонстрация в Тайбэе 2 августа. Фото: REUTERS/Ann Wang
***
Но почему Тайвань имеет значение? Почему мы столько говорим о каком-то небольшом острове?
Во-первых, он совсем не так уж мал. По площади — чуть больше Бельгии и чуть меньше Дании, Нидерландов или Швейцарии. По населению (23 миллиона человек) — две Бельгии или две с половиной Беларуси, половина Испании или Украины.
И уж подавно не мал Тайвань с точки зрения экономики. Он занимает примерно 20-е место в мире по размеру ВВП. Это примерно такая же по размеру экономика, как Турция или Иран, Швеция или Швейцария, Польша или Аргентина.
И дело не только в размере, но и в специализации экономики Тайваня. В частности, это ведущий производитель микрочипов: более половины всех микрочипов мира делаются Тайванем, а если говорить о наиболее передовых модификациях — то доля Тайваня превышает 90%. Евросоюз и Япония ведут переговоры с Тайванем о постройке у себя заводов для изготовления чипов по тайваньским технологиям.
Чипы тайваньской компании TSMC, присутствуют, процитирую российское издание «Хабр», «практически во всём: смартфонах, ПК, планшетах, серверах, базовых станциях и игровых консолях, высокопроизводительных вычислительных платформах, IoT-устройствах, цифровой бытовой электронике, автомобилях и почти всех системах вооружения», созданных в XXI веке. Это ещё один повод для стремления Китая захватить остров — и ещё одна важнейшая причина для свободного мира защищать независимость Тайваня.
По ВВП на душу населения с учётом паритета покупательной способности Тайвань в 2022 году занимает 14-е место в мире, являясь лидером Восточной Азии и опережая не только Японию и Южную Корею, но также Швецию и Финляндию, Германию и Австрию, Нидерланды и Бельгию, Великобританию и Канаду.
А по номинальному ВВП на душу населения Тайвань находится в четвёртом десятке, рядом с Японией и Южной Кореей, образуя вместе с ними группу самых процветающих стран Восточной Азии. Китай находится сейчас по этому показателю на 79-м месте, уже обогнав Россию, которая на 86-м.
Интересно, что последние семь десятилетий — это далеко не первый период, когда Тайвань отделён от континентального Китая. В XVII веке он был сперва колонией Нидерландов, а потом независимым королевством Формоза, где правили эмигранты, бежавшие из Китая в 1640-х после свержения маньчжурами династии Мин. Этот период независимости Тайваня продлился до 1683 года.
За последние 127 лет Тайвань и вовсе только 4 года находился с Китаем в одном государстве. Сперва, по итогам войны 1894 — 1895 годов Тайвань перешёл от Китая Японии. За полвека владения островом японцы сильно повлияли на местных жителей.
В 1945 году, по итогам Второй мировой, Тайвань вошёл в состав Китайской республики, охваченной гражданской войной с коммунистами. В 1949 году, проиграв противостояние, руководство республики и партии Гоминьдан во главе с генералиссимусом Чан Кайши эвакуировалось на Тайвань, как и ещё почти 2 миллиона китайцев.
С тех пор Тайвань официально называется именно Китайской республикой (не путать с «Китайской народной республикой» под властью Компартии Китая). До 1971 года именно Китайская республика на Тайване занимала то место в ООН, которое сегодня занимает коммунистический Пекин. Перемены произошли, когда на стыке 1960-х и 1970-х годов администрация Ричарда Никсона решила наладить сотрудничество с маоистским Китаем, чтобы заручиться его поддержкой в противоборстве с СССР.
Собственно, современное значение Китая создали сперва прагматический цинизм Никсона — Киссинджера (пронизанный тем самым духом Realpolitik, о котором неоднократно в своих статьях и интервью писал и говорил Григорий Явлинский) и, чуть позднее, наивный экономизм администраций Картера и Клинтона, веривших, что экономический подъем Китая и его глубокое вхождение в глобальный рынок рано или поздно приведут Пекин к демократизации и либерализации режима.
Оказалось, наоборот: взлёт экономики Китая в качестве «мастерской мира» вызвали у нынешних пекинских руководителей партии правительства явное головокружение от успехов, законсервировав репрессивный режим и усилив как реваншистские амбиции КПК в международных делах, так и национализм во внутренней политике. Так же, как газопроводы не создали мира в современной Европе, оказавшись лишь ещё одним видом оружия в том, что президент Франции Эмманюэль Макрон назвал недавно «гибридной мировой войной нового типа».
Тем временем, на самом Тайване в 1949 — 1987 годах действовало военное положение. Почти всё это время — период жёсткого, диктаторского правления партии Гоминьдан под руководством Чан Кайши и затем его преемников. В эти десятилетия отношения между приехавшими с континента китайцами, образовавшими правящую элиту, и старожилами (часто не китайцами, а представителями коренных народов Тайваня) складывались подчас весьма непросто.
Но с конца 1970-х годов сын Чан Кайши и 3-й президент Тайваня Цзян Цзинго начал экономические и (ограниченные) политические реформы. В результате «экономического чуда» Тайвань стал одним из «четырёх азиатских тигров», добившихся феноменального успеха, и создал развитую высокотехнологичную экономику.
Затем преемник Цзян Цзинго, 4-й президент Ли Дэнхуэй провёл в 1990-е масштабные политические преобразования, позволившие Тайваню стать полноценной демократией. В 2000 году Ли Дэнхуэя сменил у власти представитель оппозиционной Демократической прогрессивной партии Чэнь Шуйбянь. В 2008 — 2016 годах к власти вновь вернулась партия Гоминьдан в лице Ма Инцзю.
С 2016 года пост президента Тайваня впервые занимает женщина, Цай Инвэнь из Демократической прогрессивной партии. В 2019-м Тайвань стал первой страной Восточной Азии, которая начала регистрировать однополые браки.
В мире широко известны представители тайваньского кинематографа, такие, как покойный Эдвард Янг, ныне работающие Хоу Сяосянь, Цай Минлян и трёхкратный обладатель премии «Оскар» Энг Ли, много работающий в Голливуде («Горбатая гора», «Разум и чувства», «Свадебный банкет», «Жизнь Пи», «Крадущийся тигр, затаившийся дракон», снятое им в Китае «Вожделение» и ещё многие другие фильмы). Эти режиссёры многократно получали награды ведущих кинофестивалей мира — Канн, Венеции, Берлина, Локарно… В Москву с середины 2000-х раз шесть или семь приезжал на Чеховский фестиваль знаменитый театр танца «Небесные врата», созданный хореографом Лин Хвай-Мином.
Журнал Economist ставит в своём Индексе демократии Тайвань на 8-е место в мире. Остров опережает по развитию демократии, среди прочего, Канаду, Австралию, Нидерланды, Германию, Великобританию и Швейцарию. Китай занял лишь 148-е место, Россия на 124-м (между Эфиопией и Нигером).
В рейтинге гражданских прав и свобод от Freedom House Тайвань на 14-м месте в мире, опережая в том числе Германию и Великобританию. У него 94 балла из 100 возможных, у России — 19, у Китая — только 9.
Пятое место из 70 оцениваемых Freedom House стран занимает Тайвань в рейтинге свободы Интернета. Какой контраст с тотальной цензурой Коммунистической партии!
В Индексе восприятия коррупции от Transparency International у Тайваня 68 баллов из 100, больше, чем у США и Южной Кореи. У Китая 45 баллов, а у России — всего 29 (на том же уровне находятся Ангола, Либерия и Мали).
В рейтинге свободы прессы организации «Репортёры без границ» Тайвань не столь уж высоко, на 38-м месте — но выше, чем США, Южная Корея или Япония. Тем более, что Китай занимает лишь 175-е место, Россия — 155-е (между Азербайджаном и талибским Афганистаном), а Гонконг, сравнительно недавно входивший в топ-20, опустился под властью Китая на 148-е место.
Та же судьба, что и Гонконг, ждёт и Тайвань в случае коммунистической оккупации. Вот почему её нельзя допустить. Ведь Тайвань — это пример иного Китая, свободного, демократического, капиталистического. Народ Тайваня, так же, как народ Китая или Гонконга — имеет право свободно определять свою судьбу.
Тем паче, что этот «другой Китай» добился куда больших успехов, чем Коммунистическая партия в Пекине — и это тоже одна из причин, почему коммунисты хотят подмять его под себя, уничтожив свободу, демократию и права человека для 23 миллионов жителей этой страны, принеся им однопартийную диктатуру, несменяемость власти, подавление инакомыслия, запреты и репрессии. Нельзя позволить, чтобы это случилось.
***
Но почему, но почему же — заканючат поборники молчалинской стратегии умеренности и аккуратности — при всём при этом не искать компромиссов с Пекином, уклоняясь от таких ярких, но раздражающих Компартию Китая шагов, как визит Нэнси Пелоси?
Для начала — давайте услышим сам Пекин, процитированный мною выше. Отрицание более чем семи десятилетий независимости Тайваня и того факта, что с 1895 года он входил в состав Китая всего 4 года, а в состав Китая коммунистического не входил никогда — краеугольный камень для КПК. И если реальность не совпадает с установками партии — что ж, тем хуже для реальности. «До основанья, а затем, мы наш, мы новый мир построим...»
В такой картине мира любая уступка Тайбэя, Вашингтона и свободного мира воспринимается как должное, как небольшой шажок по приведению реальности к покорности, навстречу дивному новому миру — а не как жест доброй воли, на который хорошо бы со своей стороны ответить шагом навстречу. Но нет, нам уступают, потому что обязаны уступать, а не потому что хотят добрососедства.
Ведь Си Цзиньпин мог бы с лёгкостью разрядить обстановку, заявив, что Китай не рассматривает вариантов силового воссоединения с Тайванем, и прекратив (ныне регулярную) отработку на учениях НОАК высадки десанта на остров.
Но ничего подобного Пекин обещать не станет. Такой подход был бы вполне в духе важнейшего конфуцианского понятия «жэнь», переводимого обычно как «человеколюбие» или «гуманность», но также означающего способность людей к совместному существованию друг с другом.
Однако такая «совместность» совсем не в духе «дипломатии волков-воинов», которую культивирует китайское руководство при Си Цзиньпине. При нём был отброшен принцип Дэн Сяопина «Скрывать свои силы, держаться в тени» и ставка была сделана на нарочито агрессивную и ультимативную риторику со стороны Пекина.
Конечно, до неприкрытого гопничества российского МИДа при Лаврове и его присных Китай не опускается — однако, как хорошо известно у нас в России, «человек человеку друг, товарищ и волк», а «с волками жить — по волчьи выть».
Дело, впрочем, не только и не столько в стиле публичной риторики, но и в сути дела. Рассмотрим два ярких примера, которые показывают, как Си Цзиньпин относится к соблюдению правил и договорённостей.
Пример первый, внутриполитический. К моменту прихода Си к власти в 2012 году в Коммунистической партии Китая уже два десятилетия действовала система кадровой ротации, позволявшая менять поколения партийных руководителей без демократии, но сравнительно предсказуемо и спокойно.
Например, предшественник Си Цзиньпина Ху Цзиньтао в 1997 году был намечен на партийном съезде в качестве будущего главы Китая, в 1998 году стал заместителем тогдашнего главы Китая Цзян Цзэминя. В 2002 году он сменил его на посту генсека КПК, в следующем году стал председателем КНР, а в 2004 — 2005 годах получил от Цзян Цзэминя остальные руководящие должности. И уже в 2007 году в качестве будущего сменщика самого Ху Цзиньтао на партийном съезде был представлен Си Цзиньпин, получивший в 2008 году пост зампреда КНР, а в 2012 — 2013 годах сменивший Ху Цзиньтао на всех руководящих постах.
Си Цзиньпин сломал эту систему, отказавшись определять своего преемника в 2017 году и сделав всё, чтобы осенью 2022 года — вопреки традиции, заложенной ещё Дэн Сяопином — остаться у власти на третий срок с перспективой пожизненного правления. Система коллективного руководства с претензией на меритократию была легко скомкана им и отброшена в сторону ради личных амбиций — превратившись в персоналистскую диктатуру с культом правителя.
А вот пример второй, из международной политики. В 1997 году Великобритания передала Гонконг с 7 миллионами его жителей под власть Коммунистической партии Китая — вопреки опросам, которые показывали, что до 85% самих жителей Гонконга были категорически против этого.
Строго говоря, Великобритания брала в аренду лишь так называемые Новые территории, а сам Гонконг вместе с полуостровом Коулун находился в её полном владении и она вовсе не обязана была их возвращать — тем более, что и договорённости об аренде Новых территорий Британская империя заключала в XIX веке с маньчжурской империей Цин, а совсем не с Китайской народной республикой, которую создаст Мао Цзэдун лишь в 1949 году.
Тем не менее, на переговорах в 1980-х Маргарет Тэтчер, отчасти под крайне жестким давлением Дэн Сяопина (включая и угрозы войны), отчасти следуя циничной логике Realpolitik, согласилась на передачу Пекину всего Гонконга, без какого-либо волеизъявления его жителей. В обмен Пекин гарантировал автономию сохранение автономии Гонконга и его внутреннего самоуправления на 50 лет, до 2047 года. Именно тогда появилась формула Дэна Сяопина «одна страна, две системы».
И необходимо признать, что руководившие Компартией Цзян Цзэминь (до 2002 года) и Ху Цзиньтао (в 2002 — 2012 годах), будучи очень жёсткими и даже жестокими правителями для континентального Китая, более или менее придерживались этой формулы для Гонконга, что, например, позволяло автономному городу вплоть до середины 2010-х годов занимать высокие позиции в международных рейтингах свободы слова. В Гонконге проводились акции в память о людях, убитых Компартией в 1989 году в Пекине при разгоне протестов на площади Тяньаньмэнь, и даже стоял мемориал в память об этих событиях.
Си Цзиньпин довольно быстро взял курс на жёсткое подчинение автономного города и уничтожение его свободы. Тогда в 2019 году на улицы Гонконга вышли сотни тысяч протестующих, которых не могли остановить ни поддержка Пекина известными коллаборантами из числа гонконгских деятелей культуры и искусства, таких, как прежде горячо любимый в городе Джеки Чан, ни полицейские разгоны, ни нападения организованных преступных группировок, также выступивших на стороне компартии.
Затем, в том же 2019-м, лояльные Пекину кандидаты разгромно проиграли муниципальные выборы в Гонконге: оппозиция завоевала большинство во всех округах города, кроме одного. На демократических выборах стало очевидно: Гонконг хочет оставаться свободным.
Но потом Си Цзиньпину чрезвычайно кстати пришлась пандемия коронавируса, начавшаяся из китайского города Ухань. Пользуясь отсутствием митингов на улицах, Компартия Китая в 2020 году навязала Гонконгу репрессивный закон «о безопасности». К выборам в городской совет практически всех оппозиционных кандидатов не допустили. Началось уничтожение независимых СМИ. Часть протестных активистов стала политзаключёнными, часть эмигрировала. Мемориал в память жертв Тяньаньмэнь демонтирован.
А в ответ на возмущение Великобритании нарушением соглашений о передаче Гонконга, Пекин, как раз следуя «дипломатии воина-волка» ответил, что все его обязательства перед Лондоном закончились в 1997 году, как только над Гонконгом опустился британский флаг.
Между тем, именно подход «Одна страна, две системы» рассматривался последние лет 40 как возможный путь не только для Гонконга и Макао, но и для возможного объединения коммунистического Китая и Тайваня. Теперь от этих, и изначально очень наивных, надежд остались рожки да ножки.
Собственно, эти два примера — всё, что нужно знать о соблюдении Си Цзиньпином важнейших внутриполитических и международных договорённостей. И стратегически проблема здесь в том, что даже если Си Цзиньпину когда-нибудь придёт на смену политик, который решит вернуться, например, к внутрипартийной смене поколений руководителей — никто не даст гарантий, что эту систему не отменит через десятилетие какой-нибудь новый си цзиньпин.
Именно поэтому, как ещё в XIX веке написал об отношениях волков и людей классик русской литературы, дедушка Крылов:
«Послушай-ка, сосед, —
Тут ловчий перервал в ответ, —
Ты сер, а я, приятель, сед,
И волчью вашу я давно натуру знаю;
А потому обычай мой:
С волками иначе не делать мировой,
Как снявши шкуру с них долой».
***
И именно поэтому так необходимо сохранять твёрдость в вопросе свободы Тайваня. Поэтому так важно было показать, что Компартия Китая не вправе решать, кто может и кто не может посещать соседнюю демократическую страну, независимую с 1949 года. Диктаторские режимы, даже обладающие ядерным оружием, не должны обращать в рабство тех, кто выбрал свободу. Право 23 миллионов человек быть гражданами, а не подданными — не предмет для торга, размена и realpolitik.
В 1948 — 1949 годах Советский Союз заблокировал Западный Берлин и 11 месяцев город снабжался всем необходимым (вплоть до еды) лишь с помощью авиасообщения, так называемого «воздушного моста». Свободный мир не сдал тогда жителей Западного Берлина и еще долго, до постройки Стены, туда бежали немцы с востока. Надеюсь, что поездка Нэнси Пелоси на Тайвань станет таким же символом стойкости свободного мира, как фраза президента Кеннеди «Я — берлинец!», сказанная им в 1963-м, после ещё одного берлинского кризиса.
Если мир уступает злу, то за аншлюсом Австрии следует Мюнхенский сговор, а затем нападение на Польшу. Если же мир проявляет стойкость в защите свободы, за 1939-м и 1941-м приходит 1945-й, а за 1948-м и 1961-м наступает 1989-й, когда Стена наконец рушится.
