9 августа 1999 года первый президент России Борис Ельцин в телевизионном обращении к нации сказал: «Я решил назвать человека, который, по моему мнению, способен консолидировать общество и, опираясь на самые широкие политические силы, обеспечить продолжение реформ в России... Он сможет сплотить вокруг себя тех, кому в новом, XXI-м, веке предстоит обновлять великую Россию. Это секретарь Совета безопасности, директор ФСБ Владимир Владимирович Путин», - такими словами Ельцин представил стране человека, которому готов был передать власть.
И представил так, что стало ясно: никому другому он эту власть не отдаст, никто другой эту власть не получит. В этот момент вопрос о существе процедуры выборов в России был прояснен на многие годы вперед. Сейчас, 10 лет спустя, страна и мир могут подвести предварительные итоги. Только предварительные, потому что эпоха Путина не завершилась, многие ее окончательные плоды еще зреют и будут явлены обществу позже. Но и за десять лет стало ясным очень многое.
Кремлевский политолог Глеб Павловский недавно подтвердил как реально произошедшие события легенду, согласно которой весной 1999 года, когда вопрос о втором президенте России стал главным и неотложным в политической повестке дня, в Кремле на закрытой встрече обсуждались данные социологического исследования о том, на кого должен быть похож новый российский президент.
В мастерской сценариста
Журнал «КоммерсантЪ. Власть» заказал тогда ВЦИОМу (еще во главе с Юрием Левадой) и РОМИРу исследование среди рядовых граждан, в котором респондентам был задан шутливый, на первый взгляд, вопрос: «За кого из киногероев вы проголосовали бы на президентских выборах?».
Полученный «герой» оказался сложен из трех кинематографических образов советских «силовиков», глубоко укорененных в сознании десятков миллионов советских людей, прототип только одного из которых существовал в действительности: это маршал Георгий Жуков, а два других были киноперсонажами – разведчик Макс Отто фон Штирлиц (полковник Максим Исаев) в исполнении Вячеслава Тихонова (сериал «Семнадцать мгновений весны») и последний киногерой Владимира Высоцкого сыщик Глеб Жеглов (сериал «Место встречи изменить нельзя»).
Отметим, что маршал Жуков к концу ХХ века стал неотъемлемой частью массового советского сознания именно благодаря многочисленным фильмам, в том числе чрезвычайно популярному сериалу «Освобождение». Следом за «тройкой лидеров» в рейтинге политических телегероев шел император-реформатор Петр Первый, известный своим радикальным, вне зависимости от мнения подданных, подходом к государственным преобразованиям.
Такого политика ждал народ и готов был его поддержать.
Именно в тот момент у будущего национального лидера случилась так называемая «родовая травма»: с самого начала своей публичной политической карьеры он не вел народ за собой, не предлагал ему новые цели, не убеждал его в своей правоте, не рисковал; он старался маниакально точно следовать ожиданиям большинства народа и – как неизбежное следствие такого подхода – следовать массовым ошибкам и заблуждениям народа. Страх потери этого большинства был с Путиным всегда – с момента его выхода в свет большой российской политики.
Очевидно, что некие элементы всех трех мифических персонажей (а в таком контексте и Георгий Жуков – миф) были использованы политтехнологами для «лепки» образа Владимира Путина. Который в итоге тоже был создан как миф.
Путин изначально – политический продукт «на заказ», результат угадывания одновременно разочарований, ностальгии и мечтаний народа. Он с самых первых дней – больше виртуален, чем реален, он больше телеобраз, чем живой человек, достигший высот в политике практическим трудом. В этой особенности «происхождения» Владимира Путина как политика – секрет его «непотопляемости», «святости», «тефлонового» характера его образа в массовом сознании.
Большинство населения России сегодня связывает с ним только достижения, никак не ассоциируя с «героем номер один» ошибки и трагедии современной российской истории. Путинской истории .
Надежда отчаяния
В книге воспоминаний Бориса Ельцина «Президентский марафон», достоверность очень многих эпизодов из которой никогда уже не будет возможность уточнить, описание первого общения Ельцина с Путиным о передаче власти, состоявшееся, по словам Ельцина, 5 августа, как минимум, содержит следы реально произошедшего разговора:
«Рано утром я встретился с Путиным.
— Я принял решение, Владимир Владимирович, и предлагаю вам пост премьер-министра.
Путин смотрел на меня внимательно. Молчал.
<…>
— На кого будем опираться на выборах? — спросил Путин.
— Не знаю, — честно ответил я. — Будем строить новую партию. Я, как человек, который намучился с парламентом больше, чем кто бы то ни было в истории, знаю, насколько вам необходима твердая опора в Думе. Но главное — это ваш собственный политический ресурс, ваш образ.
Путин задумался.
— Предвыборной борьбы не люблю, — признался он. — Очень. Не умею ею заниматься и не люблю.
— А вам и не придется ею заниматься. Главное — ваша воля, уверенность. Ваши поступки. От этого всё зависит. Политический авторитет либо приходит, либо нет. Вы готовы?
— Буду работать там, куда назначите, — немногословно ответил Путин. <…>
— А на самый высокий пост?
Путин замешкался с ответом. Чувствовалось, что он впервые по-настоящему осознал, о чем идет разговор.
— Не знаю, Борис Николаевич. Не думаю, что я к этому готов.
— Подумайте. Я верю в вас».
Удивительно, но абсолютное большинство комментаторов летом 1999 года полностью промахнулись в своей оценке новой политической персоны и ее перспектив.
«Его считают очень осторожным. Появление тихого, как землеройка, Путина в самом центре русской катастрофы… это появление пройдет незаметно» (газета «Завтра», 10 августа 1999 г.).
«Объявлять мало известного стране руководителя сил безопасности Владимира Путина, человека, похоже, умного, но сугубо военного, лишенного не только харизмы, но и опыта управления делами государства, своим официальным преемником иначе как очередной причудой президента назвать нельзя» («Парламентская газета», 11 августа 1999 г.).
«Как известно, Б. Ельцин всегда отдавал предпочтение политикам большим и сильным, с кулаками, плечами и чтоб голос гремел. В. Путин по типажу абсолютно выбивается из круга президентских любимчиков. Небольшого роста, лысоватый и вообще какой-то незаметный» («Аргументы и факты», 18 августа 1999 г.).
А теперь вспомните советских политических лидеров – всех, начиная с Ленина. В момент появления на «главном месте» все они незаметны, неочевидны, непризнанны большинством. Их приход кажется приходом рядового из рядовых, простого из простых, первого среди равных. Кажется иногда даже случайностью, стечением непредсказуемых обстоятельств. Потом этот человек становится во главе Системы, проходит еще немного времени – и вот уже никто не может противостоять ему.
А спустя годы выясняется, что он не может отдать власть никому, не обрушив Систему, замкнутую на одного человека.
«В глазах огромного числа людей,— говорил писатель Борис Стругацкий, — Путин — последняя надежда на то, что у нас всё наконец «устаканится»… Это последняя надежда миллионов людей, которые сперва разуверились в коммунистах, потом в демократах… Осталась последняя надежда — добрый царь. Добрый, сильный, властный и здравомыслящий. И вся эта надежда сосредоточена на Путине…»
Марш партии большевиков
Образ Путина оправдал ожидания миллионов еще по существу своего состояния советских людей. Совершенно неслучайно одной из самых принципиальных его цитат является сделанное 25 апреля 2005 года в послании Федеральному Собранию высказывание о том, что «крушение СССР стало крупнейшей геополитической катастрофой в двадцатом веке».
Десять лет Путина – это практически ежедневные попытки воссоздать Союз Советских Социалистических Республик в совершенно новых условиях, но в максимально достижимых формах, и воссоздать демонстративно. По всем ключевым направлениям внутренней и внешней политики: государственного устройства, партийной системы, свободы слова и средств массовой информации, подходов к экономике и системе управления собственностью, международной политики.
Все политические инновации Путина отражают его попытки модернизировать советский тип государства и общества в тех случаях, когда «прямые кальки» с советского периода физически были невозможны.
Путинские реформы во многом можно было бы назвать даже попыткой стилизации, потому что именно внешние проявления советского стиля в политическом руководстве наиболее зримы и воспринимаемы, но его действия затронули практически все несущие конструкции российского государства.
То, что значительная часть общества называет «достижениями Путина», является в большинстве случаев его максимальным приближением к органике советского строя. То, что эти же люди полагают его «недоработками», это – «еще не пройденная дистанция» в том же направлении. И эта часть общества по-прежнему надеется, что путь будет пройден до конца. Вопрос, конечно, - какой ценой. Но люди в большинстве своем не привыкли задаваться такими вопросами.
Первой запоминающейся на всю страну и затем на весь мир фразой Путина стало известное его высказывание от сентября 1999 года о методах борьбы с террористами. Фраза запомнилась даже не мыслью, а лексикой: «Мы будем преследовать террористов везде: в аэропорту – в аэропорту, значит, вы уж меня извините, в туалете поймаем – мы и в сортире их замочим, в конце концов. Всё, вопрос закрыт окончательно». Перед этим Путина вывел из себя вопрос журналиста о том, когда же, наконец, поймают Шамиля Басаева. «Прошу не произносить при мне эту фамилию!», - почти сорвался на крик Путин, после чего, с трудом овладев собой, выдал историческую фразу про «в сортире замочим».
Хотел того Путин или нет, но эта его стилистика оказалась знаковой и символической.
И столь широкомасштабные заявления до наступления самого факта в действительности («Всё, вопрос закрыт окончательно» - в ситуации, когда кризис на Кавказе только нарастал) – тоже советская традиция. Объявленная реальность в советской системе означает официально признанную реальность. И другой реальности не может существовать. Все, кто признает другую (как правило, подлинную) реальность – враги Системы.
Шуточки с провокацией политического подтекста стали одним из любимых речевых приемов Путина. В декабре 1999 года председатель правительства выступал на коллегии Федеральной службы безопасности по случаю Дня чекиста и сказал: «Позвольте доложить, что прикомандированные вами к правительству сотрудники ФСБ с работой справляются».
А теперь сопоставьте цели и тактику работы спецслужб с целями и тактикой работы публичного правительства, подотчетного обществу.
Путин ввел в политический оборот уникальную стилистику политического сленга: публичный стёб над ценностями и вызовами. 1 июня 2007 года в Ново-Огарёве на встрече журналистов из стран — членов «Группы восьми» он ответил на вопрос журналиста журнала «Шпигель»: «Являюсь ли я „демократом чистой воды“? Конечно, я абсолютный и чистый демократ. Но вы знаете, в чём беда? Даже не беда, трагедия настоящая. В том, что я такой один, других таких в мире просто нет. Посмотрим, что творится в Северной Америке, — ужас один: пытки, бездомные, Гуантанамо, содержание под стражей без суда и следствия. Посмотрите, что происходит в Европе: жестокое обращение с демонстрантами, применение резиновых пуль, слезоточивого газа то в одной столице, то в другой, убийства демонстрантов на улицах. Я про постсоветское пространство вообще уже не говорю… После смерти Махатмы Ганди поговорить не с кем».
Смех в такой ситуации – не лекарство, а способ унижения, уничижения.
Схожие примеры в публичной полемике (как правило, заочной) применял Владимир Ульянов (Ленин).
Все наиболее политически значимые – собственно политические, экономические и общественные – инициативы Владимира Путина идеально вписываются в «советскую матрицу» сознания и поведения.
Путин по собственной инициативе вернул стране сталинский советский гимн Михалкова-Регистана, созданный в свое время как «Марш партии большевиков», отказавшись от подлинно народного шедевра Михаила Глинки, но – что самое главное – активировав таким образом в народе один из главных символов советской эпохи.
В этом гимне можно десять раз переписать текст, но к его великодержавным нотам намертво припаяны набухшие кровью миллионов изначальные слова: «Нас вырастил Сталин…».
Как известно, «отец народов» лично, красным карандашом, правил текст гимна СССР.
Символы, как известно, обладают иррациональной способностью материализоваться. Этот символический кульбит с государственным гимном и его политические последствия зримо заалели восемь лет спустя, когда изначальным, неотцензурированным, лидером телепроекта (опять телевидение!) «Имя России» оказался именно Иосиф Сталин.
При таком гимне, как его ни перелицовывай, в стране может быть только одна партия, только одна правильная идеология, только один хозяин собственности.
Национальный гимн – это тоже способ политической реинкарнации.
Дети одной семьи
Уже в 1999 году «под Путина» появляется движение (позже партия) «Единство», ныне – «Единая Россия», которую абсолютное большинство ее сторонников и оппонентов открыто называют «второй КПСС».
Если в визуальной стилистике съездов «единороссов» приобретший в последние годы сталинскую державность российский триколор заменить на красный цвет, то никаких существенных отличий между съездами КПСС и «Единой России» не будет видно. Разве что техническое качество «картинки» сегодня другое. А если послушать только звуковую дорожку, то местами можно спутать 1980-е и 2000-е.
При такой системе политического устройства все другие партии – просто лишние в Системе, некое формально неизбежное, вынужденное в новых условиях политическое отягощение, доля которого не должна мешать беспрепятственному проведению в жизнь «генеральной линии».
Так и стало.
Но для того, чтобы вернуться к советской политической стилистике, надо было показательно отречься от эпохи начала 1990-х, сломавших в России советскую систему.
Казалось, это была для Путина практически невозможная задача – ведь он вышел в свет именно тогда, именно в то время собрал вокруг себя основы своей команды, выстроил основные связи. Достаточно вспомнить, что вместе с В. Путиным в мэрии Санкт-Петербурга работали Дмитрий Медведев, Игорь Сечин, Виктор Зубков, Алексей Кудрин, Алексей Миллер, Герман Греф, Дмитрий Козак, Виктор Иванов, Сергей Нарышкин, Владимир Чуров и многие другие люди, ставшие затем костяком путинской системы власти.
Всех их, как и самого Путина, политически создали и «вывели в люди» именно «шальные 1990-е».
Но Реставрация – это всегда отрицание отрицания. При любых мотивах.
Высказывалось мнение, что демонстративное и агрессивное отречение от начала 1990-х было мотивировано у Владимира Путина неприятными воспоминаниями.
В 1992 году депутатской рабочей группой Ленсовета во главе с Мариной Салье и Юрием Гладковым (так называемой «комиссией Салье») против Путина как руководителя Комитета по внешнеэкономическим связям администрации Ленинграда было выдвинуто обвинение в махинациях в связи с программой снабжения города продовольствием в обмен на сырьё. Согласно заключению рабочей группы (документы были опубликованы), сырьё продавалось по сильно заниженным (по редкоземельному металлу скандию — в 2000 раз) ценам против рыночных, тогда как продовольствие закупалось по завышенным; сделки заключались с сомнительными фирмами-«однодневками» и с фирмами, во главе которых стояли криминальные деятели; договора оформлялись с грубыми нарушениями правил и при желании легко могли быть признаны недействительными.
Очевидно, именно тогда у начинающего государственного служащего юриста Владимира Путина сформировалась практика, подтверждающая возможность преодоления сопротивления закона безнаказанно и масштабно.
По подсчётам депутатской группы, ущерб, нанесённый городу в результате действий Комитета по внешнеэкономическим связям во главе с Путиным, составил 122 млн. долларов.
Ленсовет одобрил доклад группы и рекомендовал мэру Анатолию Собчаку отправить Путина в отставку, а материалы передать в прокуратуру.
Но этого не произошло.
Нередко ностальгию Путина по СССР объясняют тем, что к моменту событий 1991 года он находился глубоко во втором и даже третьем эшелоне потенциальных политиков советской системы и ожидал, что час его настанет в некоей относительно близкой перспективе. Учитывая степень глубины интеграции спецслужб в формальную политическую систему страны, такие ожидания были вполне разумны. Но – не случилось, ресурс Системы оказался исчерпан раньше.
Нереализованные советские амбиции, не достигнутые им самим и многими его соседями по политическому поколению, родившимися в 1950-х, места в монопольной, «вертикальной» политической иерархии, стали, возможно, миражом, притяжение и обаяние которого оказалось столь же сильным, как притяжение земли. Как давление матрицы Системы. Они очень хотели «получить своё, положенное по традиции». Причем – в формате, максимально приближенном к ожидаемому, «плановому». В их понимании в этом заключалась своего рода социальная справедливость.
И традиция продолжилась.
В 2008 году, после скандала с задержанием полицией некоторых российских граждан в Испании, внимание мировых СМИ было вновь привлечено к более ранним публикациям, посвящённым связям Путина в 1990-е с предполагаемым главой «тамбовской» ОПГ в Санкт-Петербурге Владимиром Кумариным, арестованным в августе 2007 года по обвинению в руководстве этой группировкой.
В российской прессе к тому моменту темой практически никто не заинтересовался, кроме «Новой газеты».
Именно эта газета лидирует в России по числу убитых журналистов.
Согласно сведениям Комитета по защите журналистов, после избрания Путина на должность президента в России были убиты 133 журналиста, но никто из заказчиков убийств не был установлен и не предстал перед судом.
Сам себе режиссёр
При авторитарной, тяготеющей к тоталитарной системе организации власти самый опасный соперник властителя – это свобода слова и обеспечивающие ее средства массовой информации.
СМИ способны разрушить любую систему, любую репутацию, любую власть. Потому что информационное пространство пронизывает, объединяет и вызывает на резонанс общество как ничто другое.
Будучи продуктом из телевизора, Путин понимает это, как никто другой. Именно по этой причине, только убедившись в августе 2000 года в ситуации с освещением катастрофы на подводной лодке «Курск» Первым каналом (тогда ОРТ – «Общественным Российским Телевидением», находившимся под контролем теневого политического «Крёстного отца» Путина Бориса Березовского), что народное возмущение, вышедшее на экран телевизора, разбивает любые мифы за считанные дни, Путин заявил Березовскому: «Я сам буду управлять телевидением!»
На «правильной картинке» не должно быть никаких помех, никаких теней, никаких пятен. Телепродукт должен быть полностью готов к употреблению широкими массами народа и – желательно – не подлежать никакой дополнительной обработке, хотя бы каким-то образом стимулирующей самостоятельную мыслительную деятельность гражданина.
Такая пресса – это классика советского периода. Тоталитарный и даже авторитарный строй может существовать только при такой системе массовой информации.
Путин сдержал свое слово, данное Березовскому, последовательно и пунктуально – почти как немец, постановивший себе достижение некоей цели.
Самый главный системный медийный оппонент Путина – канал НТВ Владимира Гусинского – был удушен «Газпромом» с помощью т. н. «спора хозяйствующих субъектов» и представляет собой сегодня канал не просто официозный, но – что очень важно для понимания отношения начальников страны к широкой народной аудитории – чернушный, криминальный, противостоящий подлинной культуре. Как и тот же Первый канал.
Доля медийной информации в голове человека не меньше, чем доля воды в его теле. Путин, судя по всему, чувствует это не просто головой – нутром.
Страх перед публичной критикой власти в прессе столь глубоко и органично сидит в Путине, что он даже в ситуации всемирного внимания к убийству Анны Политковской, на пресс-конференции с Ангелой Меркель 10 октября 2006 года (через 4 дня после убийства!), не выразив ни слова соболезнования, произнес: «Повторяю, её влияние на политическую жизнь в стране было минимальным. …И это убийство само по себе наносит действующей власти и в России, и в Чеченской Республике, которой она занималась профессионально в последнее время, гораздо больший урон и ущерб, чем её публикации».
При всей циничности и кажущейся примитивности фразы в ней не одна мысль, а две. И первая, основная – это мысль о том, что работа журналиста, занимающегося расследованиями преступлений против личности, приносит государству вред.
Такое заявление – не просто политическая посылка, это – отражение глубокой внутренней психологической установки. И это – конечно – сигнал всему российскому обществу.
Средства массовой информации как общенациональный общественный институт, гарантирующий свободу мнений и политическую конкуренцию, разрушен в России всего за 10 лет практически до основания. Свобода СМИ стала исключением, а не правилом.
Попробуйте представить себе свободную прессу во времена СССР. Критикующую КПСС, например. И вы поймете степень раздражения и страха, которые охватывали Путина при виде независимых от него средств массовой информации.
К слову, СМИ – это практически единственный негосударственный институт, способный бороться с коррупцией, особенно когда она разъедает само государство.
И была-то не армия, а теперь и вовсе бороться практически некому.
Согласно исследованию фонда ИНДЕМ, за 2001—2005 годы объём коррупции в сфере отношений власти и бизнеса в России возрос почти в 10 раз (по количеству денег), а бытовая коррупция выросла в 4 раза.
Совершенно неслучайно самые раздраженные фразы Путина, вошедшие в историю, были сказаны им в интервью зарубежным журналистам – людям, «отфильтровать» которых он не имел никакой возможности.
Вот, например, знаменитая реплика, вырвавшаяся в Брюсселе на саммите Европейского Союза: «Если вы хотите совсем уж стать исламским радикалом и готовы пойти на то, чтобы сделать себе обрезание, то я приглашаю вас в Москву. У нас многоконфессиональная, многонациональная страна. Пожалуйста, приезжайте У нас есть специалисты и по этому вопросу. И я порекомендую им сделать эту операцию таким образом, чтобы у вас уже больше ничего не выросло».
Чувствуется, как гнев охватывает Путина по мере произнесения фразы, которая на глазах из ироничной становится злой, набухает ненавистью.
«Есть три пути воздействия на человека: шантаж, водка, угроза убийства». Это тоже – Путин. Шутка.
Шутка?
Невозможно отделаться от мысли, что свободная пресса для Путина подобна кащеевой игле, спрятанной в яйце, яйцо – в утке, и так далее.
Долог будет новый путь к свободе слова.
Книга мифов и легенд
Совершенно не случайно, будучи изначально «телепроектом», Владимир Путин при любой угрозе падения популярности, утрате влияния, «потускнении образа» немедленно прибегает к телевизору как сильно действующей «таблетке». Практически все его знаковые появления в эфире, обеспечивавшие и обеспечивающие ему рейтинг, очень похожи на клипы. Путин в кабине реактивного самолета Су-27. Путин под Новый Год на вертолете у границы. Путин на ракетном крейсере «Пётр Великий». Путин на дне Байкала. Путин на горной реке в гостях у не говорящего на русском чабана (ест, к слову, из великолепной металлической посуды – Цептер, что ли?).
Один из самых популярных клипов 2009 года «Пикалёво» стал квинтессенцией путинской публичной и непубличной политики. Устроив телевизионную порку собственникам предприятий, в первую очередь Олегу Дерипаске, Путин в те же дни подписывает с ним такие немыслимые для рядового бизнеса условия многомиллиардной государственной помощи, которые априори перечеркивают все высказанные публично, для телекартинки, позиции и мнения.
С помощью телевизора можно существенно влиять на общественное мнение. Фактически с помощью телевизора его можно формировать.
Но с помощью телевизора невозможно управлять государством как системой власти.
Создание системы «легенд», официальных прикрытий реальных мотивов политических действий свойственно советскому тоталитарному строю, функциональность которого основана на деятельности спецслужб, как таковому. «Легенды прикрытия» массово вошли в российский общественно-политический быт именно при Путине.
Тот же погром ЮКОСа, переросшего масштабы просто коммерческой компании и ставшего влиятельным и независимым от государства общественным проектом, происходит де юре – в связи с возбуждением дел по нарушениям периода ельцинской приватизации и неуплате налогов (сейчас, во втором обвинении, это дело дошло до абсурда, и сумма налоговых претензий к ЮКОСу превышает все его доходы за весь период деятельности, что невозможно математически, но Система уже не может остановиться, одна псевдопричина заменяется другой, еще более фантастической, псевдопричиной), а на деле – по сугубо политическим мотивам, потому что неожиданно выяснилось, что на ресурсах одной коммерческой компании держится еще система политической конкуренции в стране. И это – соответственно – уже угроза монополии.
Особый смысл приобретает сказанная Путиным на саммите Большой восьмёрки в Шотландии в июле 2005 года фраза в ответ на вопрос о деле Михаила Ходорковского, арестованного накануне парламентских выборов 2003 года, 25 октября: «У меня нет никакого желания подвергать сомнению решения суда. Я ведь все-таки юрист по образованию. Как вы знаете, советский суд — самый гуманный суд в мире».
Заметьте – «советский суд».
Интересно, что даже коллеги по корпорации спецслужб публично признают провал путинской политики. В ноябре 2008 года генерал-лейтенант КГБ в отставке Николай Леонов, автор книги «Россия 2000—2008. Закат или рассвет?» так оценил 8 лет президентства Путина: «<…> Я много езжу по стране, у меня очень много корреспондентов, <…> и я вижу, как умирает Россия. — Умирает? — Умирает. Именно в физическом и я бы сказал даже в психологическом отношении. <…> Подавляющее большинство официальных комментариев очень положительно оценивает это восьмилетие. А в нём положительного было ведь только одно, если вышелушить из большого количества информации. Это цены на нефть и газ. Это рост объёма добычи. Причём рост только до 2007 года, потом он прекратился».
В марте 2009 года политолог Николай Злобин отметил: «Ситуацию в стране нельзя определять как экономический кризис. Это настоящий политический кризис, вызванный провалом неэффективной модели управления, отсутствием политической и экономической конкуренции, монополизацией власти. Если на Западе это действительно кризис рыночной экономики, то в России это кризис, вызванный бездарной имитацией такой экономики. Это провал централизованного государства Владимира Путина, которое создало свою полностью управляемую из Кремля политически неконкурентную среду, а также сверхцентрализованную, беспредельно коррумпированную экономику, где право частной собственности носит настолько эфемерный характер, что в стране нет более запуганных и политически лояльных людей, чем люди с собственностью».
В ситуациях известного когнитивного диссонанса (полного несоответствия в глазах человека происходящего и декларируемого) одной из главных целей слабой власти становится – скрыть информацию, не допустить реального раскрытия положения дел, что неизбежно влечет за собой масштабную и всё возрастающую дезинформацию общества. Это тоже – советский подход. Придумать другие способы «создания мифов и легенд» невозможно. А у мифов есть одна особенность – их авторы становятся их рабами.
Не умом, но дубиной
Экономика России, формально рыночная, превратилась в экономику приказа. Причем приказа одного человека.
Ставшее одной из вершин среди всех прочих указаний Путина его обещание «прислать доктора» к собственнику компании «Мечел» (2008 г.), обрушившее российский рынок, - только один из нечаянных «бантиков».
В качестве экономических постулатов Путиным называются желаемые для него цели – как сугубо экономического, так и социально-экономического характера. И, прозвучав как постулат, они обрекаются быть объявленной реальностью, не соответствовать которой просто нельзя.
Но, будучи системой, органически тяготеющей к свободе действий, экономика быстро читает такие «сигналы». Собственники компаний внешне мимикрируют под цвет окружающей политической местности, а деньги любыми способами (но с помощью тех же собственников) уходят из страны – туда, где с ними обращаются более адекватно.
Для российского предпринимательства достаточно один раз произнести: «Мы не убеждены, что будем замораживать счета, но вы замучаетесь пыль глотать, бегая по судам, пытаясь разморозить эти средства». Это было сказано Путиным не где-то, а на заседании Торгово-Промышленной палаты России – ведущего общественного форума предпринимателей в стране.
Или вот это, в интервью «Фигаро» в 2002 году: «Я не скажу, что существует два непримиримых врага, с одной стороны — государство, а с другой — олигархи. Я думаю скорее, что государство держит в руках дубинку, которой бьет всего один раз. Но по голове».
Модернизация экономики страны на таких принципах невозможна биологически. Такие принципы стерилизуют главную движущую силу экономики – свободную конкуренцию, рыночные институты, стремление к благосостоянию.
За 10 «тучных» лет, обильно политых нефтегазовыми деньгами, экономика России стала не ближе к рынку, а дальше от него. Структурной перестройки экономики, ее отхода от сырьевых приоритетов не произошло.
Более того, государство увеличило масштабы своего давления на экономику, свою доминирующую роль. Именно государство в современной России, как и в советское время, является главным (по большому счету – единственным) полномочным предпринимателем.
Именно поэтому доля инновационных, рыночных, технологически перспективных отраслей в экономике России смертельно мала.
Несвободные люди в несвободной стране не могут создать свободную, конкурентоспособную, сильную экономику.
Личная близость Путина и его окружения к управлению сырьевым комплексом страны и сознательное нежелание реформировать экономику совершенно объяснимо: в авторитарной системе легче всего управлять всем, в том числе экономикой, с одного стола, образно говоря, одной кнопкой. Как в монтажной студии телевидения.
Кроме того, непосредственный контроль над нефтяными и газовыми скважинами и трубами позволяет Путину лично регулировать внешнюю политику России, кем бы он ни работал. Потому что эта политика остается классически советской – политикой кнута и пряника, политикой шантажа и угроз.
Мало в какой сфере государственной деятельности так проявились личные комплексы Путина как глубоко советского человека, как во внешней политике.
Воспринимая достаточно противоречивое и во многом изначально искусственное пространство Содружества Независимых Государств в первую очередь именно как «страны бывшего СССР», «бывшие советские республики», Путин строго разделяет эти государства по их готовности беспрекословно следовать в фарватере российских интересов, российской внешней политики, не принимая во внимание свои собственные интересы.
Несогласные с таким подходом оказываются даже не в категории «чужих», а в ряду «врагов России».
Де факто Путин просто не признает государственную независимость стран бывшего СССР. Все последствия такой политики абсолютно предсказуемы.
Прошло всего 10 лет – и вот уже ни одна страна бывшего СССР не находится с Россией в полноценных дружественных отношениях. В связях со всеми этими государствами без исключения сейчас – трещины, тайные и явные обиды, провокации и акции возмездия – экономического, политического и военного характера. Результат этой внешней политики таков, что сегодня страна с самыми протяженными границами в мире не имеет ни одного километра дружественных границ.
Более того – когда у России появляется физическая возможность вмешаться в дела соседей непосредственно, советские комплексы вырываются на оперативный простор. Рука Путина с зажатым в «потном кулачке» (его выражение) красным карандашом тяготеет к переделу границ – одному из самых любимых занятий советских лидеров.
Эти новые границы (Абхазия, Южная Осетия, де факто – Приднестровье) от начала и до конца исполнены кровью и рассчитаны именно на провокацию новой крови. Подогрев кровавой каши – излюбленное меню советской внешней политики. Таковы советские представления о благоприятной среде для достижения внешнеполитических целей.
У этого «острого блюда» есть еще одна особенность – оно, в свою очередь, «подогревает» цены на нефть.
Отношение к свободному внешнему миру как главному источнику угрозы привычно и неотъемлемо для советского типа сознания. При таком восприятии действительности любые связи с гражданами иностранных государств воспринимаются как политический криминал. Вспомните знаменитое путинское «шакалят у иностранных посольств».
Главная причина, по которой внешний мир столь ненавистен – это то, что он может подать пример другой жизни, другого пути. И породить в гражданах сомнения – один из самых сильных двигателей развития.
А система мировосприятия «Осажденной крепости», которую окружают враги, - как никакая другая, помогает убедить граждан в необходимости лишения их прав, свобод и благосостояния для их же собственного блага.
Это работает, но до определенной поры.
При этом по закону взаимного притяжения зла «режим наибольшего благоприятствования» в отношениях с Россией получают страны с диктаторским, тоталитарным и авторитарным устройством власти.
Кроме очевидных и невосполнимых потерь в репутации (а советский тип внешней политики подразумевает полное пренебрежение к репутации), вырастают реальные угрозы и риски для страны. Образно говоря, государство «слепнет» и оказывается в полной зависимости от своих комплексов. Именно таким способом происходит размывание, а затем и уничтожение реальных национальных интересов, подлинной, а не ложно понятой национальной независимости и суверенитета.
Суверенитет в современном мире – это способность государства влиять на мировые процессы, являясь их органической составной частью. Суверенитет советского типа – это попытки влияния на мировые процессы «извне» - как чуждый, чужеродный фактор, противостоящий тенденциям мирового развития.
Любое государство зависит от своих ближайших партнеров и друзей. И в каком-то смысле является их отражением. Выстройте в один политический ряд Китай, Иран, Венесуэлу, Нигерию, Ливию, Северную Корею, Никарагуа, «Хамас» (список, к большому сожалению, можно продолжить) – и посмотрите, что получается.
Круг ближайшего международного общения формирует атмосферу, которой дышит страна как субъект международного права.
Если существующие тенденции сохранятся, то перед Россией в полной мере встанет объективная угроза размывания, а затем утраты национальной идентичности. Всё остальное (включая утрату суверенитета) будет уже только следствием такой политики.
Клон без комплексов
Как у всех политиков, не имеющих возможности довести Систему до полностью желаемого состояния, у Путина есть его маленький «клон», как говорят в анекдотах, «марсианин», который в микроформате делает всё то и всё так, как того хотел бы, но не может Глава Системы в масштабах всей страны.
Такой любимый клон для Владимира Путина – президент Чечни Рамзан Кадыров, откровенные высказывания которого по всем ключевым вопросам политической жизни России во многом отражают позицию самого Путина, которую он не может позволить себе, ограниченный всё же условностями Системы и включенностью России в мировое информационное пространство, высказать публично в полном объеме. А клон – вполне может, он не несет ответственности за всю Систему, он ею пользуется и ее эксплуатирует.
Говоря о политической судьбе Путина, Рамзан Кадыров уже в 2009 году, после передачи президентских регалий Дмитрию Медведеву, выдает в свет чистую правду – но не только свою, а правду Начальника тоже: «Я хочу, чтобы он был пожизненным президентом России. Путин – мой кумир! Я его люблю, я его уважаю. Я за него жизнь отдам».
Это не первая такая фраза у Кадырова. В 2005 году он говорил: «А Путина надо пожизненно президентом назначить. Власть твердая нужна. Демократия – это американские выдумки».
Вот так просто. «Американские выдумки».
И это пожизненное президентство – тоже институт сугубо советский, когда смена первой персоны означает угрозу краха всей Системы. Но пока лидер жив – всё держится на нём, включая благосостояние огромной и всеядной челяди. Такая система – огромная угроза всей стране. Но она позволяет сохранить личную власть. До последнего часа.
При такой системе нельзя отдавать власть ни на минуту, а если и ставить «преемника» - то такого, который не отойдет в сторону от «генеральной линии» ни на шаг, который будет полностью зависим и управляем.
Здесь Владимир Путин очень сильно отличается от Бориса Ельцина.
«Выбрав в президенты» Дмитрия Медведева, он решил не задачу передачи власти, а задачу ее сохранения в своих руках .
Тот же Кадыров был намного откровеннее в отношении убитой журналистки и правозащитницы Натальи Эстемировой, последовательницы Анны Политковской: «Эстемирова никому не была нужна, и у нее не было ни чести, ни совести, ни достоинства», - сказал он в августе 2009 года, считанные дни спустя после убийства. Согласитесь, это вполне сочетается с «Это убийство само по себе наносит действующей власти и в России, и в Чеченской Республике гораздо больший урон и ущерб, чем её публикации».
Просто – более откровенно сказано.
Кадыров публично отрицает (октябрь 2005 года) государственные правоохранительные и судебные институты: «Того, кого я должен был убить, я уже убил. А тех, кто за ним стоит, буду всех убивать до последнего, пока меня самого не убьют или не посадят. Я буду убивать, пока жив».
«О чьих правах вы говорите? Имена? Явки? Фамилии?». Это уже – Путин.
Паралитический газ
Не случайно тема человеческого сострадания, тема гуманизма – изначально одна из самых болезненных, органически неприемлемых для Путина. Советское государство официально никогда не сострадало своим гражданам. Катастрофы, тем более техногенные, тем более военные, никогда не выходили в прессу. Народ не должен был знать правду народных трагедий.
Неудивительно, что самые потрясающие для общества трагедии были прокомментированы Путиным с леденящей душу холодностью.
8 сентября 2000 года, менее чем через месяц после гибели «Курска», в беседе с Лари Кингом Путин ответил на вопрос: «Что случилось с лодкой «Курск»? – «Она утонула» (с улыбкой).
23 октября 2002 года террористами был осуществлен захват около 800 человек в здании Театрального центра на Дубровке в Москве. Через 4 дня после захвата Норд-Оста была проведена операция с применением специальных газов для усыпления террористов. В результате операции по освобождению заложников были уничтожены все террористы, но погибли от 130 (официальные данные) до 174 (данные самих заложников) человек.
На следующий день после штурма главный врач Москвы Андрей Сельцовский заявил, что почти все заложники погибли от отравления «специальным газом», применявшимся при штурме захваченного здания. Только два заложника скончались от огнестрельных ранений. Положение усугублялось тем, что власти отказались раскрывать состав газа, заявив, что «эти сведения относятся к государственной тайне». Генеральная прокуратура и суды признали причину смерти заложников неустановленной.
Спустя всего год после трагедии, 20 сентября 2003 года, Путин заявил на встрече с иностранными журналистами: «Эти люди погибли не в результате действия газа, потому что газ не был вредным, он был безвредным, и он не мог причинить какого-либо вреда людям. Люди стали жертвами ряда обстоятельств обезвоживания, хронических заболеваний, самого факта, что им пришлось оставаться в том здании. И мы можем сказать, что во время операции не пострадал ни один заложник».
Перечитайте последнее предложение и задумайтесь над ним. «Мы можем сказать, что во время операции не пострадал ни один заложник».
«…Ни один заложник».
Общественная организация «Норд-Ост» подала на Путина в суд, обвинив его во лжи, но российские суды не приняли иск.
«Советский суд – самый гуманный суд в мире».
Надо обладать более чем свободными представлениями о допустимом в политике, чтобы через несколько дней после трагедии в Беслане в сентябре 2004 года, когда погиб 331 человек, большинство из которых (186) – дети, «в целях усиления борьбы с терроризмом» объявить о намерении отменить выборы глав регионов и «заодно» осуществить переход к выборам депутатов Государственной Думы исключительно по партийным спискам.
Будучи заявленными отдельно, без трагического событийного ряда, эти инициативы, безусловно, вызвали бы несогласие в обществе, но в 2004 году едва ли не большая часть возмущения была связана даже не с тем, ЧТО, а с тем, КАК и под прикрытием КАКОГО ПОВОДА была проведена очередная политическая реформа против демократического устройства страны. Массовое убийство беззащитных граждан, детей было проэксплуатировано как «операция прикрытия».
С точки зрения политической хирургии момент был выбран чрезвычайно расчетливо: общество было парализовано трагедией. Жертв Беслана использовали как своего рода анестетик.
Чин и почитания
Совершенно не случайно «запах СССР» вызвал в России к жизни невиданные уже многие годы после 1980-х приступы чинопочитания, переходящие все допустимые в демократическом обществе нормы приличия.
В конце 2007 года журнал «Коммерсант. Власть» собрал цитаты, восхваляющие президента Путина, в единый рейтинг и попросил пользователей интернета определить, кто хвалит лидера лучше всех.
На первом месте оказался глава Центральной избирательной комиссии РФ Владимир Чуров, вопросивший: «Разве Путин может быть не прав?».
Второе место в рейтинге «Власти» занял глава Евразийского движения националист Александр Дугин, заявивший со всей откровенностью: «Противников путинского курса больше нет, а если и есть, то это психически больные и их нужно отправить на диспансеризацию. Путин — везде, Путин — все, Путин абсолютен, Путин незаменим».
А третьим оказался деятель культуры – режиссер Федор Бондарчук – с изречением: «Все успехи в кинематографе были связаны с Владимиром Путиным».
Мера политического холуйства отражает меру политической культуры общества, но не только это. Она отражает саму политическую систему, саму суть государственного и общественного устройства. И – направление ее развития.
Время и жизнь
Все 10 лет своего руководства страной на рубеже тысячелетий и в XXI веке Владимир Путин занимался в России реставрацией советской политической реальности, ушедшей навсегда.
Но в кинематографе слово «навсегда» не существует. В кино можно оживить мертвых, переиграть сцену, переписать сценарий, наконец. Человек, образ которого был создан из представлений о мифических киногероях, может в это верить. Более того – он в этом живет, он пытается материализовать мифы и перестроить под мифы всю современную окружающую среду.
В кино так можно.
В жизни так нельзя.
В жизни нельзя войти в одну и ту же воду дважды, потому что ушедшая вниз по течению вода не возвращается никогда. И об этом сказано еще в Книге Книг, и ни одна страница мировой истории этого не опровергла.
Иллюзион может быть внутренним миром одного человека.
Иллюзион не может быть способом жизни страны.
Попытки вернуться в ушедшую воду могут либо возвратить трагедию, либо вызвать к жизни фарс. Для национального развития они опасны в равной степени.
Но попытки повернуть воды истории – это еще и путь в сторону от течения мировой реки, путь в тупик, потеря времени.
Это потеря времени для страны и каждого ее гражданина. По печальной иронии судьбы – безусловно – это безвозвратная потеря для большинства граждан России, чаяниям которых так хотел с самых своих первых дней на вершине российской власти соответствовать Владимир Путин.
Политическая Реставрация способна удержать власть для тех, кто смог вызвать ее к жизни. На какое-то время. Но она не способна удержать страну – само государство, которое невозможно построить и сделать жизнеспособным на воскрешении мифов.
Войдя в одну и ту же воду второй раз, понимаешь, что это уже – другая вода. Река ушла дальше.
Стремительно нарастающий разрыв между Россией и остальным развитым миром по всем основным пунктам мировой повестки дня стал главным итогом первого путинского десятилетия.
Этот разрыв сегодня – главная и еще не в полной мере ясная в своих драматических последствиях российская национальная трагедия.
Ничто так не опасно для страны, как отставание.
Формально этот исторический разрыв исчисляется годами нахождения правителя у власти. То есть сегодня десять лет Владимира Путина – это минус десять лет для России.
Но есть и более существенное, качественное – неформальное – измерение. Есть упущенные шансы. Утраченное или ненайденное взаимопонимание. Несостоявшиеся достижения. Навсегда ушедшие люди – с их идеями, планами, талантами.
Есть развилки мировой истории, на которые невозможно вернуться.
Время, утраченное по любой причине, человеком или страной, возврату и проживанию заново не подлежит.
Смотрите также: оригинал статьи
