Данное сообщение (материал) создано и (или) распространено иностранным средством массовой информации, выполняющим функции иностранного агента, и (или) российским юридическим лицом, выполняющим функции иностранного агента.
Задача построить новый 300-тысячный город, которую ни разу не решила за Уралом Советская власть, не решаема и сейчас.
«Не пройдет и пяти лет, здесь встанет город с современными домами и проспектами к Енисею. Изогнутый, освещенный электричеством пятикилометровый мост перекинется на восточный берег, поезда с табличками «Москва — Игарка», «Ленинград — Игарка», «Сочи — Норильск» понесутся…» .Виктор Ремизов. «Вечная мерзлота».
Фото: AndreiStepanov/depositphotos
Министр обороны Сергей Шойгу перед думскими выборами заявил о «назревшей необходимости строительства в Сибири трех-пяти научно-промышленных центров с населением от 300 тысяч до 1 млн человек». Аргументировал он это так: «К 1991 году в СССР было уже около 2200 городов разных категорий… Из них только с 1956 года до начала перестройки появилось более 600 городов. А потом, вы знаете, как отрезало…»
Министр сказал верно — городов с 1956 года действительно было основано много. Но если взять города, достигшие планки в 300 тысяч жителей, ситуация выглядит по-другому. Из 69 таких городов в стране самый новый — город Волжский — возник в 1954 году. Что же касается излюбленной министром Сибири (будем тут понимать под Сибирью всю территорию восточнее Урала, в том числе оказавшуюся по административной прихоти в Уральском округе исконно сибирскую Тюмень), то из 15 городов с таким населением самый новый — Кемерово, получивший этот статус в марте 1918 года.
Зато города, созданные с 1956 года, характеризуются более сложной социально-экономической ситуацией. Это хорошо видно на примере «монопрофильных» городов, списки которых теперь утверждает правительство. Возьмем две категории этих городов: «с наиболее сложным социально-экономическим положением» и те, «в которых имеются риски ухудшения социально-экономического положения». Из 46 таких городов за Уралом 22 — почти половина — созданы в 1956 году и позднее. А вот городов с дореволюционной историей в этих «черных списках» всего три: Тайга, Мариинск и Свободный.
История городского развития показывает, что города редко растут там, где это предписало государство. Самый крупный за Уралом город, Новосибирск, как известно, вообще образовался без какого-либо плана, стихийно, в месте пересечения реки Обь Транссибирской магистралью, и, даже получив статус города в 1903 году, до самого 1917-го оставался «безуездным», то есть имел самый низкий городской статус.
Правительство, видимо, посчитав это уроком, задумало теперь уже по плану основать новый город в месте пересечения Транссибирской магистралью реки Зея: «Вопрос об образовании города обсуждался на межведомственном совещании в Благовещенске 26 января 1911 года. Совещание окончательно решило вопрос об устройстве города… Решено было также просить разрешение о наименовании проектируемого города Алексеевском в честь наследника престола царевича Алексея. Слух об устройстве города… быстро распространился среди широких слоев населения, тем более, что новый город имел все данные, чтобы в будущем стать столицей Приамурья». Однако административное рвение потерпело фиаско: город, переименованный Временным правительством из Алексеевска в Свободный, столицей Приамурья не стал, и сейчас в нем всего 52 тысячи жителей.
История Российской империи знает и другие авантюры с основанием новых городов. Так, на рубеже XIX и XX веков чиновники прочили быстрое развитие городу Романовск (на месте сочинской Красной поляны), и даже Сергей Витте, отпустив 5 миллионов на строительство Краснополянского шоссе, говорил: «Этому городу Романовску (в честь царствующего дома) предстоит громадная будущность, и Государь им очень интересуется». Как известно, никакого города там не появилось, и лишь более века спустя эта местность получила развитие как горнолыжный курорт.
Что же касается создания в Советском Союзе новых производств и научных центров, то оно далеко не всегда означало появление нового города. Наиболее типичный случай нового города — это добыча сырья. Так в Западной Сибири возникли города нефте- и газодобытчиков, в Кузбассе и Красноярском крае города угольщиков, в Якутии — города алмазодобытчиков. Но когда речь шла о перерабатывающих производствах, о машиностроении, то если и возникал новый город — то, как правило, поблизости от старого административного центра. Так, например, появились Ангарск рядом с Иркутском и Бердск рядом с Новосибирском. Исключением стал лишь основанный в 300 километрах от Хабаровска Комсомольск-на-Амуре — потому что центр дальневосточной «оборонки» должен был располагаться подальше от границы.
Значительно чаще новые предприятия появлялись в старых, освоенных городах. И не только в крупных: так появились в ставших городами в 1782 году Ачинске — глиноземный комбинат и нефтеперерабатывающий завод, Бийске — крупный химический комплекс. А если дело касалось науки, то строить новый город в глухом таежном углу вообще никому не приходило в голову. Академгородок появился рядом с Новосибирском. С городами атомщиков то же самое: Железногорск вырос рядом с Красноярском, а Северск — рядом с Томском.
И сейчас экономическое развитие не идет по пути строительства новых городов. Месторождения в сложных климатических условиях проще осваивать вахтовым методом, а размещать перерабатывающие производства — в существующих городах и поселках. Например, два крупных проекта газопереработки, реализуемые «Газпромом» и «Сибуром», разместились на окраине города Свободный — и, может быть, этот город наконец получит то развитие, о котором говорили в 1911 году?
Нельзя забывать, что технологическая база ушла далеко вперед от того, что было во времена Советского Союза. Современные предприятия не нуждаются в десятках тысяч работников, требующих целого города. Советский директор стремился обзавестись разными подсобными и вспомогательными производствами, потому что не хотел зависеть от ненадежных «смежников». Если в СССР строительство и содержание социальной инфраструктуры само собой подразумевалось, то взвалить это на бизнес сейчас означает раздуть себестоимость и снизить конкурентоспособность продукции.
Важным было и то, что коммунистическая партия нацеливалась на воспитание «нового человека», отрыв молодежи от «мещанской среды». Для этого как раз подходили и комсомольские стройки, и новые города в Сибири. Как известно, с «новым человеком» не задалось, а вот отрыв от исторических корней способствовал поколению «Иванов, не помнящих родства».
Наконец, нынешняя технологическая революция, помноженная на пандемию, резко расширила возможности удаленной работы в самых различных формах. Речь не только о том, что айтишник, работающий хоть на американскую, хоть на сибирскую компанию, может находиться в любом уголке мира. Та же бухгалтерия, пока ее еще не заменил искусственный интеллект, может работать в другом регионе — там, например, где есть недорогие квалифицированные кадры. Конечно, большинство будет и дальше пока работать на физически обустроенных рабочих местах, но тенденция налицо. А она влияет на выбор места, где жить: важность работы поблизости уменьшается, а вот важность общей комфортности среды проживания возрастает. А эта комфортность выше в старых крупных городах. Они все больше являются магнитом для молодежи не только из-за шанса работать с более высокой зарплатой, но и из-за возможности интереснее жить.
В Сибири немало небольших городов с двух-трехвековой историей: так, в Красноярском крае есть и Енисейск, и Минусинск, и Канск. Новое промышленное развитие по примеру Бийска или Ачинска могло бы быть стимулом развития с сохранением исторического наследия и преемственности. При этом старые многопрофильные города значительно устойчивее к кризисам, чем новые «монопрофильные». А задача построить новый 300-тысячный город, которую ни разу не решила за Уралом Советская власть, не решаема и сейчас.
Оригинал публикации: «Republic»
