Вчера завершились выборы нового президента Российской академии наук. На смену занимавшему этот пост 22 года Юрию Осипову пришел Владимир Фортов, обошедший двух вице-президентов РАН, в том числе нобелевского лауреата Жореса Алферова. Новости из Академии наук в интервью «НИ» прокомментировал советник РАН, эколог Алексей ЯБЛОКОВ.
Что вы думаете о результатах голосования?
Я знал, что победит Владимир Фортов. Сам я на голосование не пошел, поскольку сегодня прилетел из Красноярска и занимался там проблемами радиационной безопасности. Мне как экологу этот вопрос показался важнее, чем сидеть и голосовать. Мой голос ничего бы не решил: я знал, что выберут Фортова потому, что все к этому шло. Из тех кандидатур, которые там были, он объективно, без всяких скидок, является самым подходящим из этой когорты. У него огромный административный опыт, он крупный ученый. Причем ученый в технической сфере, которая нам нужна. Ясно, что академию должен возглавлять не гуманитарий или биолог, как я, а человек, более близкий к техническим наукам. К тому же и по человеческим качествам он приличный человек.
Как вы думаете, какими будут первые шаги Владимира Фортова на посту президента РАН?
Не могу сказать. Я много раз лично сталкивался с ним по делам, связанным с экологической безопасностью. Во всех случаях он принимал, как потом оказывалось, правильные решения. Он дальновидный, спокойный, не подвержен симпатиям-антипатиям и интересы дела ставит на первое место. Что еще нужно? Идеальная фигура.
Что сегодня ждут от нового президента?
Академия ждет какой-то стабильности, усиления внимания к себе со стороны государства, увеличения финансирования. А что происходит сейчас? Государство выделяет деньги на науку, и эти деньги идут куда-то на распил. В то же время замечательные люди и научные центры нищают и еле-еле сводят концы с концами. О хорошем оборудовании просто мечтать приходится. Это безобразие! Если бы деньги, которые выделялись на науку, шли бы на рациональные, а не на фантастические проекты, уже было бы лучше. Однако даже если они пойдут, этого все равно будет мало. Россия тратит на фундаментальные исследования в 3–4 раза меньше, чем Германия, Америка, Япония.
Считаете ли вы, что нужно что-то радикально менять в РАН?
Думаю, что нет. Радикально академию можно было бы менять в начале 90-х годов. Тогда, когда была еще советская академия и думали, как сделать РАН. Сейчас уже трудно резать. Любые кардинальные изменения понесут за собой очень много дополнительных издержек. Надо менять потихонечку. Лично мне нравится примерно такая схема, как в Америке, чем та, что в нашей Академии наук. Там во многих академических институтах есть очень сильные связи с вузами. В вузах есть специальные научные подразделения. У них тесная связь с молодежью. Можно было бы сделать так, как в Америке, хотя идеальных систем не бывает. Сейчас надо сохранить научные школы, поддержать молодежь, чтобы она не уезжала. Сегодня получается, что на остатках былой роскоши мы готовим более-менее приличных кандидатов наук, и эти кандидаты немедленно, больше половины из них, уезжают в лаборатории Франции, Германии, США, Японии. Это же не правильно!
А можно ли как-то решить эту проблему с «утечкой мозгов»?
«Серебряной пули», которая могла бы решить эту проблему, нет. Одновременно надо двигаться по разным направлениям: усиление финансирования, внимания к академии наук и фундаментальной науке.
Владимир Фортов одной из главных проблем РАН называет бюрократию. Вы с ним согласны?
Бюрократия была всегда. Академическая бюрократия – страшная вещь. Но что с ней сделаешь? Любая корпоративная структура, которая долго существует, обрастает бюрократией. И вместо того, чтобы мозги играли главную роль, ее начинает играть бюрократия. Это неизбежно. Академия – очень старое учреждение. Я согласен с Фортовым, что бюрократию надо поджимать. Это как экологи борются с промышленностью. Нельзя экологам с ней не бороться. Нужен баланс.
Сейчас у РАН очень сложные отношения с Министерством образования и науки. Что вы думаете о критике Дмитрия Ливанова и насколько она справедлива?
Я думаю, что Ливанов погорячился в том, что академию надо разгонять. Он и сам это признал очень быстро, извинился. Я думаю, что Ливанов был неправ в своих резких оценках, но прав в критике академии по существу. Академия не эффективна. В советское время примерно 30% научных работ, публикуемых в мире, были советскими. Сейчас, если работы российских ученых составляют 2% публикуемых в мире, то это хорошо. Думаю, что этот процент меньше. Сейчас, наверное, около 30–40% работ, публикуемых в мире, сделаны в лабораториях Северной Америки.
Почему так происходит?
Мы опять упираемся в финансирование. Финансирование одного университета в США сопоставимо с финансированием всей Академии наук. Куда это годится? Как в таких условиях можно требовать от академии большой отдачи? Я думаю, у Фортова большие планы и большое поле для действий. В академии сохранилось много чего. Есть и очень хорошие наработки. Если Фортов со своей энергией и опытом сможет вытащить несколько ярких научных разработок, которые находятся в загоне по разным причинам, в том числе и потому, что их гнобит промышленность, то будет хорошо. Сколько я себя помню, мы всегда говорили о проблеме внедрения. Замечательные разработки, доведенные до промышленности, уходят в никуда потому, что кому-то не выгодно менять промышленность, технологические цепочки. Как из этого выскочить? Это должен решить Фортов. Мы готовы ему помогать. Я уверен, что в академии остались, есть и продолжаются разработки мирового уровня. Главное довести до ума эти разработки, внедрить их в жизнь.
Во вторник Дмитрий Ливанов сказал, что в РАН происходит кадрово-управленческая катастрофа, поскольку 40% ученых в организации превышают пенсионный возраст. Владимир Фортов в своей программе также указывал на «многолетний кадровый застой» (в результате которого только 14% ученых РАН имеют возраст 30–39 лет, а более половины – достигли пенсионного возраста). Что делать?
Мне 80 лет. Конечно, продуктивность моей работы не такая, как в 50 или 60 лет. Однако в те часы, когда у меня мозги работают, а они работают у меня в первой половине дня, я за это время делаю больше, чем сделает молодой и менее знающий человек за неделю. Все же молодежь нужно обязательно привлекать в науку. У меня есть куча идей, но нет ни физических, ни административных сил, чтобы эти идеи воплотить в жизнь. Если даже я возьму к себе студента, дипломника или аспиранта, то куда он пойдет работать? Я ему не обеспечу ни уровень жизни, ни уровень работы после того, как я его научу или он сделает какие-то замечательные открытия.
