Летом прошлого года Петербург кипел: епархия пыталась добиться передачи ей Исаакиевского собора. Творения великого Монферрана, ставшего одним из символов города на Неве.
Как известно, собор строился на государственные средства, всегда был государственной собственностью (до революции он, как и Эрмитаж, был в подчинении Министерства императорского двора) и никогда не был приходским храмом.
Уже поэтому говорить о его «возвращении» тем, кому он никогда не принадлежал, как минимум, некорректно. К тому же, в соборе время от времени проводятся богослужения, которым никто не препятствует — но Исаакиевский собор является частью государственного музея, и должен оставаться им и дальше.
Именно это убедительно демонстрировали все опросы: подавляющее большинство горожан выступало за сохранение музейного статуса собора. На эту позицию встала и городская администрация: в сентябре 2015-го она отказала епархии в передаче Исаакия.
Московская патриархия тогда заявляла, что с решением Смольного несогласна и пойдет судиться. Однако, не пошла. А через полгода возник иск неведомых доселе (но уверяющих, что действуют с одобрения епархии) «православных активистов» из фонда «Священная лига Святого Георгия», оспаривающий решение об отказе в передаче собора. Под тем предлогом, что это решение «нарушает право на свободу вероисповедания каждого православного, а также препятствует осуществлению права совершать богослужения, другие религиозные обряды и церемонии».
Если по закону, такой иск вообще не должен приниматься (не то, что удовлетворяться).
Во-первых, обжалуя действия органов власти и должностных лиц, нарушающие права и законные интересы граждан, надо делать это (в соответствии с Кодексом административного судопроизводства) не позднее трех месяцев со дня, когда лицу стало известно о нарушении его прав.
Прошло, как нетрудно подсчитать, полгода. О том, что епархии отказано в передаче Исаакиевского собора, в Петербурге только что из утюга не рассказывали: не знать об этом «православные активисты» никак не могли. К тому они говорят, что на протяжении нескольких месяцев якобы «вели переговоры с властями, однако те их не услышали». То есть, конечно, об отказе они знали. Но пропустили срок подачи иска.
А во-вторых, судиться можно, если докажешь факт нарушения властями своих прав. Хочется спросить: а какие, собственно, права «георгиевцев» нарушены?
Право на свободу вероисповедания? Его никто не ущемлял: они могут свободно исповедовать свою веру, причем — совершенно независимо от имущественного статуса Исаакиевского собора.
Право совершать богослужения? Но Исаакиевский собор не является единственным в городе местом, где они могут это делать: в Петербурге множество храмов, в том числе — в пешеходной доступности от Исаакиевской площади. Не говоря о том, что и в Исаакии это делать можно, хотя и не постоянно.
Ну и где здесь нарушение прав? Не видно даже под микроскопом. Так чего же неймется «православным активистам» и тем из представителей епархии, кто их подбивает на юридически бессмысленное, но откровенно провокационное действие?
Наконец, несколько слов об общей проблеме «церковной реституции», которая в последние годы приобрела массовый характер.
Известно, что РПЦ считает «реституцию» возмещением страданий, которые церковь претерпела в советские времена.
Однако (как мне уже приходилось писать), та часть руководства РПЦ, которой «унаследовали» ее нынешние руководители, — идущая от митрополита Сергия (Старгородского), которого сталинское Политбюро сделало Патриархом в 1943 году, — была абсолютно лояльна советской власти и клеймила ее врагов.
А во-вторых, страдала не только церковь и не только верующие. Репрессиям в советские времена подверглись десятки миллионов людей, при этом у большинства из них при этом было «национализировано» или реквизировано имущество.
И что же? Да ничего: практически никому нынешняя власть ничего не возвращает и не собирается. Ни наследникам тех, кто владел домами и землей до революции, ни депортированным, ни наследникам расстрелянных и замученных, «раскулаченных» и отправленных в ГУЛАГ – возвращают только религиозным организациям.
Не означает ли это выделения верующих в привилегированную группу, чьи интересы удовлетворяются в приоритетном порядке?
Что, в свою очередь, вполне можно рассматривать, как нарушение конституционного принципа равенства прав и свобод граждан, независимо от отношения к религии и принадлежности к общественным объединениям?
Раз так — уместно задать вопрос: если большевистская национализация была всеобщей, то, может быть, и реституция может быть только всеобщей?
А пока она выборочная (по принципу «церковь, поддерживаемая властями, в ответ призывает верующих поддерживать власть») — не ждите, что ее сочтут справедливой.
Особенно когда по всей стране стоят разрушенные или разваливающиеся храмы, которые руководство РПЦ не спешит восстанавливать – но заявляет о своих притязаниях на такие процветающие памятники архитектуры, как Исаакиевский собор или храм Спаса-на-Крови.
И нельзя не спросить, о чем заботится церковь – о правах верующих (которые никто не нарушает), или об имущественных интересах корпорации?
