«Я стану мэром Москвы»: Интервью с Сергеем Митрохиным

В течение суток, пока Алексей Навальный находился в Кирове под арестом, Сергей Митрохин, председатель партии «Яблоко», примерял на себя роль главного оппозиционного кандидата на выборах мэра Москвы. Но теперь они снова конкуренты. В интервью «Ситибуму» Митрохин рассказал, почему не видит смысла в едином кандидате от оппозиции и что делает «Яблоко» для победы над путинским режимом.

– Хотелось бы начать с неприятного вопроса. Вчера говорю жене, которая всегда голосовала за «Яблоко»: «Представляешь, я иду встречаться с Митрохиным». А она в ответ: «Да? А кто это?» При этом она прекрасно знает, кто такой Навальный. В чем проблема с вашей популярностью?
– Ну, это не неприятный вопрос. Это не показательно. Меня избиратели хорошо знают. Меня на улице знают. У меня с этим проблем нет. Я видел людей, общался с людьми, которые не знают Навального, а меня знают. Есть даже люди, которые и Собянина-то не знают. Не знают, кто у них мэр Москвы.
Оригинал
– Но есть же такая проблема: Алексей Навальный благодаря своей блогерской деятельности стал очень известным и популярным, а про Сергея Митрохина так не скажешь.
– Его избиратель в интернете, а мой избиратель во дворах. Я много работал по защите москвичей от всяких безобразий, от точечных застроек, от вырубки парков, скверов, от строительства так называемых «антинародных» гаражей. Мне приятно, когда ко мне подходят люди на улице и говорят: «Спасибо вам большое за то, что вы остановили точечную застройку». Вот это и есть мой избиратель. Плюс - традиционный избиратель партии «Яблоко».

– Сколько партия «Яблоко» набрала на последних выборах в Думу?
– По Москве - выше 8%. У нас при этом украли голоса. Независимые эксперты оценивали наш результат как 12%.

– А сейчас, смотрите, ВЦИОМ провел опрос настроений избирателей и нарисовал Сергею Митрохину 2% на выборах мэра Москвы.
– Ну и что. Перед выборами в Думу нам рисовали по Москве примерно так же. У нас нет социологии в стране. Если нет честных выборов, не может быть честной предвыборной социологии. Не просто потому, что хотят сознательно что-то исказить. Не улавливают наши социологические службы реальный расклад позиций избирателей. На всех выборах нам ошибочный прогноз делают.

– Вы думаете, что 2% - это заниженный прогноз?
– 8 сентября все будет ясно. А сейчас это всё, знаете, для развлечения, так скажем мягко, неспециалистов. Вот эти все опросы, рейтинги. Сами респонденты-то могут совсем не так проголосовать, как скажут интервьюеру. Это распространенная вещь.

– То есть вы думаете, что ваш результат будет выше. Но все равно ведь его будет недостаточно, чтобы стать мэром?
– Ну, я еще кампанию реально не начал. Сейчас начну и стану мэром.

– И вы в это верите?
– Верю.

– Но это же нереально.
– Это вам так кажется, а мне кажется, что это реально.

– А что для этого надо сделать?
– У меня сейчас будет развертываться наружная реклама в больших масштабах. Конечно, будут раздаточные материалы. Я буду делать акцент на свою программу. Я буду делать акцент на то, что у меня у одного среди всех кандидатов есть отчет за 10 лет работы в Москве, причем почти ежедневной работы, о которой я вам сейчас говорил. Моя программа - очень развернутая, она является альтернативой всему тому, что делает Собянин. Теперь моя задача донести это все до москвичей, до избирателей.

– Единый день голосования в этом году перенесли на начало сентября. Как вы будете проводить кампанию, если все в отпуске?
– Сложно будет, да. Что ж, нас специально поставили в такие условия, чтобы административный ресурс не имел конкурентов. Будем бороться.

– Допустим, произойдет чудо...
– Почему чудо? Это технологии, а не чудо.

– ... и вы действительно станете мэром Москвы. Мы все знаем, что случилось с мэром Ярославля. Он арестован по заявлению бизнесмена-единоросса.
– Я буду очень тщательно следить за своими подчиненными - ну, за собой мне не надо следить - и не дам никаких поводов придраться к каким-то моим действиям, чтобы меня за что-то осудили.

– В России сейчас достаточно громких дел, в которых вообще нет никакого повода. Он не нужен для преследования оппонентов.
– Ну, вы знаете, за делом Урлашова я внимательно следил и, к сожалению величайшему, судя по тем аудиозаписям и тем распечаткам, которые опубликованы, там что-то есть… Видимо, он где-то в чем-то недоглядел либо за самим собой, либо за своими подчиненными. Это уж я не знаю.

– Есть громкое «дело экспертов». Там нет никакого повода, тем не менее, некоторые участники этого дела уже сбежали за границу.
– Да, это политическое давление. Но я думаю, мне удастся выстроить диалог с федеральными властями.

– А разве можно выстроить такой диалог?
– Вы знаете, с избранным мэром Москвы, безусловно, будут считаться. Его так просто за решетку упечь не возможно. Это не тот калибр. Это, по сути, третий человек вообще-то в стране, с точки зрения политического веса. Поэтому надо будет выстраивать диалог. Если вы хотите стабильности в стране, тогда не мешайте мне улучшать жизнь москвичей.

– У вас большой опыт общения с федеральными властями, десять лет вы были депутатом Госдумы. Сейчас много говорится о том, что политика Кремля в отношении политических партий, подконтрольных и неподконтрольных, изменилась после ухода Суркова и появления Володина. Что изменилось на ваш взгляд?
– Для партии «Яблоко» ничего не изменилось. Нас никто никогда не контролировал, никто нами не управлял. И сейчас то же самое. Так что для нас ничего не изменилось. Но в целом, конечно, изменилась ситуация. Снизились барьеры, партий стало много. Эта новая многопартийность при Володине стала возникать. В основном, возникают партии, которые заранее настроены на обслуживание власти. Каждый хочет иметь какие-то дивиденды, кто-то - материальные, кто-то хочет публичной известности, кто-то просто хочет карьеру сделать в органах власти через какую-то партийку. Реальных новых партий практически не появилось. Появилось второе издание СПС - «Парнас». Это реальная партия. А больше собственно никого и нет.

– «Гражданская платформа»?
– «Гражданская платформа» - это такая партия немножко искусственная. И я, конечно, не считаю эту партию самостоятельной. Это очередной кремлевский проект. Вряд ли от нее можно ожидать реальной политики.

– Но они ведь сейчас активно привлекают в свои ряды довольно известных людей по всей стране?
– А в этом их роль! Для чего Кремлю нужны партии? Для того чтобы работать с обществом. Как это делать? Через «Единую Россию» уже невозможно. Поэтому нужны такие партии, которые из себя кого-то изображают - кто-то оппозицию, кто-то коммунистов, кто-то играет в социальную справедливость, кто-то играет в национализм. А «Гражданская платформа» играет в либерализм и демократию. Она становится привлекательной для людей с соответствующими взглядами и этих людей нейтрализует. То есть выполняет такую же роль на этом фланге, как Зюганов на своем, а Жириновский - на своем. И к ним тоже идут люди.

– А как все же, на ваш взгляд, изменилась политика после появления Володина? Говорят, что она стала жестче.
– Жестче политика Кремля стала после 6 мая прошлого года. Были внесены новые законопроекты, жесткие до абсурда - по митингам, по иностранным агентам, потом показали Западу «кузькину мать» и приняли «закон Димы Яковлева». В этом проявлялась жесткость. Но непосредственно партий она не касалась, здесь, наоборот, открыли клапан. Было 50 партий, а стало 500. Плодитесь и размножайтесь, создавайте какие хотите партии, с какими хотите названиями. Когда Кремль ведет жесткое наступление на общество, ему нужно обязательно какую-то такую вот отдушину создавать.

– Кремль ведет жесткое наступление на общество?
– Конечно! Посмотрите на «Болотное дело», оно же продолжается. Люди реальные сроки получат явно. Сейчас, может быть, они [в Кремле] взяли паузу, а после сентябрьских выборов, наверняка, начнут новое наступление.

– Вы говорите, что Кремлю нужные партии для отдушины. Получается, что те партии, те кандидаты, которые прошли все установленные властью избирательные фильтры, просто помогают власти, подыгрывают ей в поддавки.
– Те партии, которые прошли эти фильтры, они реальные. Что значит они помогают? Они участвуют в тех выборах, которые есть. Они за себя борются. В чем помощь «Яблока» власти?

– Отдушину какую-то создает.
– Это борьба за власть. Это не отдушина никакая. Что значит отдушина? Выборы же должны быть.

– А почему до сих пор нет никакого страшного «дела «Яблока»?
– Есть «дела «Яблока». И страшные. В Свердловске, например. Посадили Максима Петлина. Обвинение такое же сфабрикованное, как и по делу Навального. Но в данном случае его посадили. В тюрьму. Нас жестко преследуют в Краснодарском крае. Хотели посадить Сурена Газаряна, члена нашей партии, который написал, что губернатор Ткачев украл большую территорию на побережье Черного моря. Ему пришлось убежать, попросить политического убежища в Эстонии. Преследовали наших активистов в Карелии. В Барнауле нашего регионального лидера выгнали с работы, с должности главврача. Так что есть «дела «Яблока».

– А вы за себя не волнуетесь?
– Знаете, в нашей стране жертвой произвола может стать любой человек. Даже тот, который не суется в политику. Он случайно может пройти мимо какого-нибудь митинга, его по камерам опознают и методом выборки включат в число тех, кого для устрашения посадят в тюрьму.
И уж, конечно, политик, который занимается выборами на федеральном уровне, ни от чего не застрахован, если он оппозиционер. Да, и не оппозиционер тоже не застрахован. Это такая система, которая может затронуть любого. Поэтому я готов. Меня неоднократно задерживала полиция, бросали в кутузку меня. Недавно вот головой бросали с лестницы вниз, когда я защищал офис Льва Пономарева. Я ко всему готов. Да, я не исключаю, что на меня, на партию «Яблоко» в какой-то момент будет набег.

– Система, о которой вы говорите, получает импульсы с самого верха. Срок президентских полномочий Путина истекает в 2018 году, и у него есть техническая возможность остаться потом у власти еще на шесть лет. У многих возникает чувство безнадежности, и «Яблоко» своими 8% им никак помочь не может.
– В чем роль «Яблока» сейчас заключается? Мы предлагаем альтернативу. Когда корабль, наша страна, потерял управление, его мотает по волнам, капитан у него неадекватный, мы играем роль компаса, мы указываем правильное направление. Тот, кто умеет обращаться с компасом, сможет понять, куда надо плыть.
Мы не только компас. Мы готовим людей, которые умеют этим компасом пользоваться, чтобы рано или поздно такой человек встал у руля государства. Мы над этим работаем, с низового уровня. У нас сейчас стало гораздо больше депутатов на муниципальном уровне, региональные депутаты появились (был какой-то период, когда их не было вообще). Мы участвуем во многих выборах с большими перспективами.
Ну, и сама ситуация может измениться. Шторм скоро закончится. Система, в которой мы живем, она очень нестабильна. Такие режимы, как наш современный путинский режим, они очень неустойчивы, как показал опыт стран Ближнего Востока. Это только кажется, что всё на века. А потом раз - и наступает момент, когда все падает. В тот момент, когда все падает, нужна политическая сила, которая знает, что делать дальше, как выстраивать с нуля государство. Или не с нуля, а что-то сохранив, построить новое.
Но при этом мы, конечно, хотим изменить систему. Мы этим занимаемся. Пропагандируем свою альтернативу.

– Почему нельзя было объединиться на этих выборах с Навальным, который тоже хочет изменить систему?
– Во-первых, эти выборы объявили внезапно. Он [Навальный] не захотел ни с кем консультироваться, он сразу сказал, что идет в мэры и всё. А я на следующий день сказал.

– То есть вы, в принципе, были не против объединения?
– Вы знаете, всегда консультации нужны. Про губернаторские выборы в Московской области все заранее знали. Поэтому заранее начались консультации. Гудков ко мне пришел, предложил его выдвинуть. Мы провели длительные консультации с членами партии, с руководящими органами, и это решение я огласил на Болотной 6 мая [2013 г.] А здесь не было времени, не было возможности договориться.
Но это первое. А второе - объединиться с Навальным мне очень сложно. Потому что я его очень хорошо знаю. У нас разные взгляды на целый ряд вещей. Сейчас я убеждаюсь, что эти различия даже глубже, чем я думал. Вот я почитал его последние высказывания «замечательные», например, про политологов.
И потом, почему нам надо объединяться так сразу? Нет смысла в этом никакого. В первом туре не нужен единый кандидат оппозиционный. Пусть разные кандидаты от оппозиции работают на критику власти и тем самым повышают шанс второго тура. А если будет второй тур, то этот кандидат появляется автоматически.

– Не исключено, что Навальный не сможет участвовать в выборах. Например, если приговор Кировского суда вступит в силу раньше 8 сентября.
– Я буду сожалеть, потому что это будет означать, что один из кандидатов, сильных кандидатов, снят с выборов. Для выборов это плохо. Это снизит явку во многом. Кстати, когда штаб Навального после оглашения приговора заявил, что он будет сниматься с выборов, я первым из всех кандидатов выступил и призвал его этого не делать, призвал бороться до конца. Потому что вообще надо всегда бороться до конца.
Выборы - это поле боя с властью. Причем это единственное поле боя, на котором у власти можно выиграть. На других нельзя. Ни на митингах, ни во время уличных беспорядков. Это всё бессмысленно и бесполезно. Это не значит, что не надо ходить на митинги, это тоже поле боя. Но самое главное - выборы.

– Но если выборы нечестные?
– Если выборы нечестные, значит надо их сделать честными. Не участвуя в выборах, сделать их честными невозможно. Если вы сидите на диване, вы помогаете сфальсифицировать выборы.

– А вы верите заявлениям Сергея Собянина про его желание провести честные выборы?
– Это пиар, имитация, показуха. Он сказал: «Мы отменим открепительные». Это был главный месседж. Правда, там была дорожка для отступления. Дескать, на этих выборах не получится, но мы внесем закон в Думу и вот на следующих выборах... Я уверен, что даже если этот закон внесут в Думу, там эту инициативу похоронят. Зато Собянин изобразил себя сторонником честных выборов.
МГИК [Московская городская избирательная комиссия] уже напечатала 10 тысяч открепительных. Я уверен, что их будет гораздо больше напечатано, не 10 тысяч, потому что это всё слова.

– А электронное голосование?
– Как только мы узнали от МГИКа, что будут полностью убраны КОИБы [электронное устройство для автоматизированного подсчета голосов] с выборов, я тут же заявил, что это недопустимо. Собянин оперативно откликнулся, сказал, что КОИБы будут. Те московские КОИБы, которые списали, вроде бы они все останутся, хотя говорилось, что они «морально устарели». Мораль их, видимо, не выдержала, поэтому они так быстро устарели. У «Яблока» всегда на участках с КОИБами в полтора-два раза выше процент голосов, чем на участках без КОИБов.

– Муниципальный фильтр нельзя было пройти без помощи «Единой России» и Собянина. Навального упрекают за то, что он «взял» подписи муниципальных депутатов–единороссов. Но у вас таких подписей еще больше: у него 42, а у вас 56. При этом один депутат от «Яблока» отдал голос Левичеву, другой – Собянину. Это какая-то сделка?
– Не было никакой сделки. Если кто-то из «яблочников» отдал свой голос Собянину, мы такого человека исключим просто. Эти данные надо проверить. Никакого сговора не было.
И потом. Есть принципиальное важное отличие этих подписей - за Навального и за меня. За меня не гнали насильно людей голосовать. Мне они [муниципальные депутаты от «Единой России»] сами звонили, и сюда к нам приходили, и говорили: «Вы нам нравитесь. Мы, конечно, будем голосовать за Собянина, но считаем, что вы должны участвовать в выборах». Это было добровольно. А за Навального гнали из-под палки.
Я сам такого видел. Он ходил с перекошенным лицом. Приходит на Арбат [в офис Ассоциации муниципальных образований, где собирали подписи единороссов в пользу оппозиции] и говорит: «Я пришел выполнить неприятную миссию. Мне надо проголосовать за одного кандидата. За Навального». Вот это принципиальная разница между нами.
За то, что они их [подписи] взял, я его не осуждаю, потому что это был единственный способ добиться участия в выборах.

– И себя тоже не осуждаете?
– А себя тем более, потому что за меня добровольно голосовали. Конечно, мэрия могла все это не делать, но тогда бы вообще никто не прошел фильтр. Ну, может быть, только Мельников. А зачем мэрии такие выборы? В этом ничего зазорного нет.

– Допустим такой невероятный сценарий, что Навальный выходит во второй тур с Собяниным. Он ведь тут же отправится в тюрьму.
– Я являюсь защитником Навального и Офицерова в качестве политических заключенных. Я уже выходил на акцию протеста на Манежной. И еще раз выйду, потому что это дело - произвол властей.

– Тот факт, что Навального невероятным совершенно образом выпустили из тюрьмы в Кирове через сутки после ареста, породил массу самых разных объяснений. Его самого чуть ли не обвиняют в том, что он играет на стороне Кремля.
– Я понятия не имею. Я в эти дебри лезть не собираюсь. Я не читаю все это, анализы, комментарии, прогнозы. Мне не до этого. Я занимаюсь своей избирательной кампанией.

– Скажите, а где Григорий Явлинский?
– Он работает в партии. Он член политкомитета партии «Яблоко», он мне помогает, мы с ним консультируемся. Вот сейчас только что он мне звонил. Мы с ним обсуждали текущие политические вопросы.

– Почему он сейчас в тени?
– Он пишет серьезный научный труд - русскую версию своей книги, которая была издана на английском в Принстонском университете о тенденциях в мировой экономике. Русская версия будет намного объемистей, это будет такой фундаментальный труд о состоянии мировой экономики. И, конечно, ему для этого нужны определенные условия.

– Несколько лет назад в интернете появился видеоролик, в котором человек, похожий на Сергея Митрохина, буквально напал на какую-то стройку - страшно кричал, ругался, расписывал какими-то надписями будку охранника. Такая эмоциональность помогает привлечь избирателей?
– На стройках бывают разные ситуации. Бандиты под видом чоповцев часто работают. Там очень много агрессии. Иногда приходится, конечно, брать голосом. Чем громче голос, тем больше шансов.

– Получается, что приходится быть на них похожим?
– Нет. Это рабочая ситуация боевых действий. Тут главное не проиграть бой, а не сдерживать себя. Обычно я стараюсь сдерживаться. Но если я кому-то показался грубым или агрессивным чересчур, я перед этим человеком извиняюсь.

– Давайте пройдемся по городским темам. Собянин снес ларьки. Это хорошо?
– Это не хорошо. Там, где ларек поставлен незаконно, его надо сносить. Но только через суд. Нельзя ничего сносить без решения суда, даже если очень хочется. А ведь снесли кучу ларьков, которые были законно поставлены.

– А вообще ларьки нужны Москве?
– Я ничего плохого в них не вижу. Если они помогают людям быстро приобрести товар, а не идти за ним километры в супермаркет, то они выполняют полезную функцию.

– Разрешили бы вы гей-парад в Москве? Хотя, наверное, это уже не ваша компетенция - ведь принят федеральный закон о запрете пропаганды гомосексуализма.
– Есть Конституция и есть Декларация прав человека, к которой Россия присоединилась. Есть право на собрание мирных и безоружных граждан. Я как мэр буду это право неукоснительно соблюдать. Если будет гей-парад, я на него не приду. Я не сторонник. Меня эта тема вообще не волнует, в отличие от тех, кто принял этот закон. Но кто бы ни хотел демонстрировать свою позицию по какому-то вопросу, даже если эта позиция мне не нравится, я обязан обеспечить им возможность реализации их гражданских прав.

– В вашей программе есть специальный раздел, посвященный улучшению жизни в Новой Москве. То есть вы, в принципе, не против присоединения этой территории?
– Я против, потому что это делалось безобразно, без выяснения мнения жителей, без референдума. Но это решение носит необратимый характер. Это уже произошло. Это как распад СССР - можно мечтать какие-то территории вернуть, но это утопические пожелания. Вернуть Москву в старые границы нереально, поэтому надо максимально использовать этот факт для блага москвичей и тех жителей, которых присоединили к Москве.

– Почему мечтать о том, что Сергей Митрохин станет мэром Москвы, можно, а об изменении границ Москвы нельзя?
– Многие выборы выигрывались людьми, о которых никто никогда не думал, что они выиграют. А они выиграли. В истории масса таких примеров. А в присоединении Новой Москвы есть даже определенные плюсы - это еще один аргумент в пользу отмены Генплана Москвы, который абсолютно нежизнеспособен и принят в интересах не москвичей, а коммерческих застройщиков.

– Собянин что-нибудь сделал хорошее?
– У него было одно очень правильное действие – он заморозил массу инвестиционных проектов, которые при Лужкове появились. Но некоторые очень неприятные проекты он оставил, поэтому это достижение чистым не является.

– Есть такое новое словечко «капковщина». Да, Собянин – часть «кровавого режима», но зато посмотрите какой у него замечательный Капков, какой хороший он сделал парк, какие велодорожки. В результате, многие противники «системы» готовы голосовать за Собянина.
– Кто он такой – Капков?

– Исполняющий обязанности руководителя департаменты культуры.
– Какое отношение имеет природа к культуре? Он хочет присоединить к парку Горького Нескучный сад и Воробьевы горы. Это ужасно. Это особо охраняемая природная территория. Специалисты, которые ею управляют, должны быть специалистами по охране природы, а не по развитию культуры. А культура в Парке культуры вылилась в экспансию питерской сети Ginza Project. Теперь эпидемия «гинзы» начнется на Воробьевых горах.

– Но многие им довольны.
– А многие сильно недовольны. Я был на митинге против передачи Капкову Воробьевых гор. Люди хотят, чтобы в городе остались хоть какие-то клочки природы, им не нужно это «благоустройство», когда закатывают парки в плитку. Идет и другая эпидемия: в музеях и театрах, которые подчиняются Москве, убирают из руководства профессионалов и ставят каких-то непонятных людей, у которых нет ни профессионального образования, ни опыта. Это, кстати, колоссальный минус все кадровой политики Собянина – не понятно, кого он набирает в руководители.

– Вы бы кого-нибудь оставили из собянинской команды, если бы стали мэром?
– Кого-нибудь бы оставил, наверное. Владимира Ефимова из департамента имущества я бы оставил, хотя результаты его работы пока не очевидны.

– А Шаронова?
– Я считаю Шаронова профессионалом, он грамотный экономист. Но я с ним расхожусь во многих вещах. Он, например, считает полезной дешевую рабочую силу мигрантов. Он считает, что в Москве надо строить какой-то финансовый центр международный. Что такое финансовый центр в сырьевой экономике? Это прачечная для отмывания денег. Я считаю, что надо конвертировать колоссальный научный потенциал Москвы в экономические результаты. Для этого нужна соответствующая политика. А финансовый центр – это поворот в совершенно противоположную сторону.

– Скажите, а почему у вас в программе довольно много разделов, но нет главы посвященной безопасности? Больше нет терактов и тема больше не модная?
– Может быть, в программе такого пункта и нет, но я этим вопросом постоянно занимаюсь. Но в ваших словах есть резон. Через две недели мы будем окончательно принимать программу на конференции московского «Яблока». Сейчас я опубликовал проект программы. Я, кстати, первый это сделал из всех кандидатов, и потом они стали у меня оттуда потихоньку все заимствовать. К этому проекту я жду замечаний, пожеланий и так далее. Вот от вас поступило пожелание, чтобы был раздел по безопасности. Я подумаю.

– Мой вопрос был немного другим. Почему этого раздела не было изначально?
– Невозможно написать про все. Но есть и другой момент. Безопасность – это сфера ответственности федерального центра. Собянин не несет прямой ответственности за события 6 мая. Полиция не подчиняется мэру вообще. Полиция – это исключительно федеральная структура. Что, кстати, не правильно, но такова ситуация: значительная часть вопросов безопасности связана с полицией, с ФСБ, с ФСО. Мэр может на них влиять, но только косвенно. В целом же, я думаю, вы правы – такой раздел в моей программе должен быть.

– Допустим, что Сергей Собянин выиграет выборы, что, скорее всего, и случится.
– Допустим.

– Чем будет заниматься Сергей Митрохин?
– Тем же, чем и всегда. Защищать москвичей от произвола. Продолжу бороться за власть. В Москве, в том числе. Буду готовить партию к выборам в Мосгордуму, постараемся создать мощную фракцию.

– Никакого пессимизма?
– Знаете, у меня столько в жизни всего было… Я исповедую такое понятие «пессимизм силы». Глаза боятся, руки делают. Надо действовать.