Недавно мои друзья из стран НАТО попросили меня высказать мой взгляд на ситуацию с тактическим ядерным оружием в Европе. Абсолютно не являясь специалистом в военных вопросах, я высказал им такую мою политическую позицию.
Абсолютно очевидно, что Европа должна стать свободной от конфронтации, от подозрительности и, в частности, от такого символа конфронтации и подозрительности, какими является тактическое ядерное оружие. Ядерная конфронтация между Россией и НАТО в историческом смысле вредоносна и абсурдна. Особенно это относится к европейской территории. Но решить проблему в практическом плане очень нелегко.
Россия представляет собой во всех смыслах, включая военно-политический, исторически сформированную своеобразную субкульуру, которая постоянно ставит перед собой задачу самосохранения именно как таковой, именно эту задачу полагает первостепенной, лишь затем, и то в очень малой мере, рассматривая вопросы развития. Поэтому Россия, ее истебишмент, очень боятся даже приблизиться к стратегической постановке вопроса о пути России, о выборе союзников, об открытости, и т.д. Сама такая постановка вопроса рассматривается как опасность текущей стабильности. Современная Россия мало ищет доверия и сама мало кому доверяет, живя с элементами психологии осажденной крепости и в рамках синкретической, подчас очень причудливой идеологической парадигмы. Это в той или иной мере присуще всем постсовеским государствам, но Россия гораздо больше и влиятельнее всех остальных. Все сказанное относится и к военной сфере, от самых общих вопросов до мелочно-пустяковых. Добавлю, в рамках российского менталитета очень многое, включая вопросы вооружения и разоружения, имеет не только прямой, но и параллельный символический смысл, и это никогда нельзя сбрасывать со счетов
И, в конечном счете, решение любого вопроса, связанного с Россией, кроется в том, чтобы предложить, разработать идею по ее будущему, такому, которое было бы для России органично и одновременно вело бы ее путем открытости и доверия по отношению к остальному европейскому миру. Преобразования в России должны быть очень серьезными и одновременно мирными, потому что не дай Бог случиться восстанию в такой огромной и разнородной стране. О том, какими должны быть эти преобразования, должны думать все, кому не безразлична судьба людей, живущих в России, судьба мира и европейской цивилизации.
Так случилось, что России (особенно если иметь в виду ее правящий слой) очень свойственно искать корень своих проблем где угодно, кроме себя самой. Исправить такую национальную гордыню - крайне трудная, может быть, безнадежная задача. Но надо искать, искать подходы. Другого варианта не существует.
Что касается текущих переговоров, - они должны вестись в прагматическом ключе. Российские официальные лица говорят на языке практической пользы того или иного решения. Если такая польза доказана, то они соглашаются на предлагаемое решение. Они очень мало верят словам и обещаниям, но добросовестно относятся к подписанным письменным договоренностям. (Они очень обожглись об обещания в период романтической эйфории начала 1990-х годов.)
Особое значение имела бы работа по созданию совместной противоракетной обороны и достижение соглашения о прекращении нелегальной разведывательной деятельности.
Лично мне и моим коллегам хотелось бы другого характера отношений России с Западом, с остальной Европой, но мы пока бессильны. Мы пытаемся мирными и не скандальными методами отстаивать необходимость формирования в политике общих с Западом ценностных подходов и намерены проявлять в этом настойчивость. Но мы не знаем, принесет ли она плоды, и, если принесет, то когда.
Мы хотим, чтобы Россия перестала маргинализироваться, чтобы она была нужна сама себе и в хорошем, идеалистическом смысле, нужна западу, его интеллектуальной и политической элите., которым, в свою очередь, следует преодолевать нарастающую примитивизацию и маргинализацию общественного и политического сознания.
Торжествующий прагматизм - это реальность, но реальность очень опасная. Вопросы оружия - это, в конечном итоге, всегда вопросы доверия и, в том числе, вопросы символов. Надо стремиться утверждать хорошие и честные символы.
Невозможность до сих пор - через двадцать лет после распада СССР - решить столь архаичный вопрос как тактическое ядерное оружия в Европе еще раз демонстрирует беспомощность одних, провинциальность других, нежелание третьих. Если в самых проcтых вещах наблюдается такое, то что говорить о серьезных вызовах, которые касаются всех и каждого? Необходимо выйти на такой политический, гражданский и исторический маршрут, на котором Россия и Запад, при всех неизбежных различиях в малом, в существенных вопросах будут однозначно вместе, и для этого не нужны будут по каждой частности длинные договоры и протоколы.
На этом я закончил, но последующая дискуссия и новости побудили написать еще небольшое размышление.
Много проблем постоянно возникает в отношениях России и Запада. Это исторически естественно, хотя и жаль. Настораживает однообразие, - это очень часто похожие друг на друга проблемы, и по существу, и по стилю. Это при том, что меняются названия эпох, меняются поколения политиков. 20 лет назад, при Горбачеве, холодная война, казалось бы, ушла в прошлое безвозвратно. Полное падение коммунизма при Ельцине, казалось бы, лишь подтвердило этот факт. Россия, США, НАТО в начале 1990-х годов были стопроцентными союзниками. Но... Проходят годы, и история воспринимается уже по-другому. И Сильвио Берлускони в сентябре 2010 на форуме в Ярославле уже говорит, что разрядка между Россией и США началась после 2001 года, а до этого все было очень напряженно. А в 2009-м пришлось прибегать к “перезагрузке”. А теперь снова какие-то подобные акции намечаются. Не может умереть холодная война. Прямо-таки окружена она невидимыми реанимобилями. Живым людям в России от этого только хуже, намного хуже.
Фотографирование на память улыбающихся лидеров ровным счетом ничего не означает, конкретные проблемы решать почти не удается. Дух доминирует скорее формальный, недоверчивый, несколько холодный.
Военно-политическое мышление продолжает рассматривать Европу как потенциальный театр военных действий между Россией и НАТО в случае, если противоречия по какому-то вопросу зайдут слишком далеко. И мы становимся свидетелями “вооружения”, “довооружения”, “перевооружения” на границе России и НАТО, - если не в реальности, то в планах и риторике.
Конечно, этому есть много объяснений, которые, впрочем, мало помогают. Одним из важных для меня объснений, почему пошедшие с таким реальным политическим блеском два десятка лет назад процессы потеряли всякую прежнюю энергию, является то, что тогда холодная война представляла собой огромное по масштабу, но все же ограниченное в плане осмысления явление. Она вполне укладывалась в довольно простые, локальные по своему характеру, схемы мышления и подходов. Теперь же вызовы, которые стоят перед политической элитой демократического мира, стали глобальными в буквальном смысле, очень многочисленными и разнообразными, а человеческое мышление - в силу своей природы - осталось ограниченным и просто не справляется с многообразием и разнообразием проблем, которые надо решать в буквальном смысле по всей Земле. Проблемы стали очень глобальны, а люди остались ограничены и провинциальны. Вот так и выходит, что очень мало что получается.
Тем временем совершенно очевидно, что конкретные достижения в “современной разрядке” необходимы как с практической точки зрения, так и с точки зрения психологии существования и развития пан-европейского политического пространства и для укрепления глобального потенциала “пан-европейской” политики и европейской политической культуры.
