3 июля 2003 года, занимаясь подготовкой материалов в очередной номер информационно-политического бюллетеня партии "ЯБЛОКО", я привычно вышел на главную страницу "яблочного" сайта в Интернете. И обомлел: знакомая фотография Юрия Петровича Щекочихина смотрела на меня с монитора в траурной рамке. Почувствовал щемящую боль - словно кто-то ткнул шилом в сердце и слинял в темной подворотне...

Пожалуй, после смерти Владимира Высоцкого в 1980 году, Булата Окуджавы в 1999, уход из жизни Юрия Щекочихина в душную июльскую ночь 2003 года принес мне не меньшую горечь утраты. Уходят последние из могикан. Без них мир становится тусклее и холоднее… Как тут не вспомнить слова Хэмингуэйя из романа "Прощай, оружие", которые мне запомнились лет с шестнадцати. Я не ручаюсь за точность цитаты, которую когда-то выписал в свой дневник, но смысл ее, если мне не изменяет память, таков. Когда человек столько мужества приносит в этот мир, то мир его убивает. Он убивает самых сильных, самых честных, самых смелых. А если ты не то, ни другое, ни третье, сиди и жди. И тебя убьют. Только без особой спешки…

Сколько мужества нес в этот мир Щекочихин, хорошо знают его друзья, коллеги по журналистскому перу и близкие ему люди. А круг друзей и близких Юрия Щекочихина был сказочно широк. Увы, я не принадлежал к их числу. И поэтому удержал себя, чтобы сразу не удариться в траурные воспоминания. Я всего лишь трижды брал у Щекочихина интервью, предпочитая следить за его блистательными статьями и журналистскими расследованиями по публикациям в "Новой газете". Следить со стороны - оно, конечно, удобнее и безопаснее. Это, кстати, не делает наблюдателям чести. Поэтому и ощущаешь перед ним чувство собственной вины. Не случайно Лидия Графова откровенно признается: "Никогда за него не молилась, хотя знала, что он все время ходит по минному полю. И поэтому, наверное, вот уже которую неделю подряд места себе не нахожу… Не отдавая себе отчета я, оказывается, постоянно чувствовала, что на том опасном участке фронта, который называется коррупцией, бессменно стоит он, стойкий оловянный солдатик, и, значит, не так уж безнадежны наши дела. Он был невысокого роста, но какую же глыбу держал на своих мальчишеских плечах!

А в гробу лежал страшно неузнаваемый старец. Совсем не он. Будто Юра, всегда улыбавшийся наш Щекоч, обиделся на нас. Мы ведь не смогли его уберечь. Мы даже не боялись за него: рискует, мол, ну и пусть... Привыкли... Научит ли нас чему-нибудь его гибель?"

В этих словах Лидии Графовой - справедливый укор и упрек всей нашей журналисткой братии. Мы действительно не уберегли его, хотя знали, что он чуть ли не в одиночку продолжает ходить над пропастью с отчаянностью бесстрашного канатоходца. Не думали, что может сорваться?

Позволю себе вспомнить эпизод из своего первого интервью со Щекочихиным, которое я взял у него, кажется, еще в 1996 году, когда работал заместителем главного редактора газеты "Яблоко Подмосковья". Юрий Петрович стал депутатом Госдумы по партийному списку "ЯБЛОКА" от Москвы в декабре 1995 года. Тогда я порадовался, что в команду "ЯБЛОКА" влился столь маститый журналист. Однако для знакомства с ним долго не находилось достойного повода. А подходить к нему без особой надобности мне казалось как-то не вполне приличным. Не знаю, когда подвернулся бы этот повод, если бы случайно не наткнулся на информацию в какой-то газете, что Юрий Щекочихин хочет продолжить работу над сценарием фильма под названием "Меня по-прежнему зовут Арлекино". И действие этого фильма якобы будет развиваться уже в Чечне.

Вспомнилась заря горбачевской перестройки, 1985 год. Тогда я только закончил учебу на заочном отделении сценарного факультета ВГИКа. И оказался на перепутье: продолжать ли мне тянуть лямку редактора совхозной многотиражки или плюнуть на газету и вернуться работать в котельную, где хотя бы в ночные смены можно спокойно писать сценарии, рассказики и повестушки, к которым тогда меня так тянуло. Кстати, во время учебы во ВГИКе мастера по курсу кинодраматургии, да и однокурсники частенько упрекали меня: "Виталий, ну что ты все чернуху пишешь? Ведь никто ее ставить не будет". Я им отвечал что-то вроде того, что "светлуха" мне по близорукости зрения как-то не видится, а заниматься лакировкой действительности и ползучего соцреализма я не хочу. Наивный человек. Я считал шедевром фильм Акиры Куросавы "Под стук трамвайных колес" и думал, что советские сценаристы в упор не хотят видеть того, что творится на дне нашего общества. В той же армии махровым цветом расцветает дедовщина, а у нас на экране можно увидеть лишь конфликты хорошего офицера с лучшим - бред какой-то... А чиновник из Госкино на одной из лекций горячо призывал нас, студентов, писать высокохудожественные сценарии о соцсоревновании, о народных дружинах, о сельских тружениках, о строителях БАМа...

Но вот в середине 80-х годов Михаил Горбачев подарил нам гласность. И ошалевшие от эйфории, от невиданной ранее свободы первыми в творческой среде ею воспользовались не только журналисты, но и кинематографисты. На экране один за другим стали появляться добротные фильмы - "Интердевочка", "Маленькая Вера", "Меня зовут Арлекино", "Сатана"...

Тогда я еще не предполагал, что лавина безысходной чернухи и тошнотворного криминала так захлестнет отечественные экраны и телевидение, что зрители просто начнут заикаться, задыхаться и деградировать от такого сурового киноискусства. И у них появится ностальгия по советскому образу жизни, "по хорошему прошлому". Люди захотят увидеть на экране что-то доброе, теплое и светлое, что, кажется, уже безвозвратно уходит из морали и быта нашего общества, пораженного коррупцией, криминалом, алкоголизмом, наркоманией и прочими "благами" земной цивилизации. И люди в этом мире, как, в основном, и на Западе, становятся помешанными на деньгах, материальных благах, развлечениях и удовольствиях. И даже кажется, что люди со времен древнего Рима ничуть не изменились. Они по-прежнему требуют "хлеба и зрелищ"...

Повторю, что в середине 80-х фильм "Меня зовут Арлекино" произвел на меня очень хорошее впечатление. И вот через десять лет я узнаю, что Юрий Петрович задумал сделать продолжение этого фильма. Так ли это? Я зашел в думский кабинет Юрия Петровича, размещавшегося на девятом этаже старого (госплановского) корпуса Госдумы, который тогда занимала фракция КПРФ. И совершенно случайно застал его на месте. Уже тогда он работал в Комитете по безопасности и входил в думскую комиссию по борьбе с коррупцией. Без предварительной договоренности об интервью, он мог бы мне его и не давать, но, узнав о теме, уделил мне время. Он вспомнил свое детство на окраине Москвы в Очаково и сказал, что сюжет сценария "Меня зовут Арлекино" взят им оттуда. А теперь, когда он частенько бывает в командировках в Чечне, после одной реальной истории, которую ему там рассказали, понял, что его Арлекино жив. Только он попал в Чечню и действует уже там, сообразно ранее разработанному характеру. И хотя пересказанная Щекочихиным история не показалась мне уж очень жгучей, я не сомневался в том, что такой профессионал, как Юрий Петрович, сумеет в сценарии мастерски раскрутить сюжет возможного фильма. Тогда еще ни одной достоверной художественной картины о Чечне не было. А откровенно слабый и непрофессиональный фильм о первой чеченской войне тогдашнего депутата Госдумы Александра Невзорова, выступившего в роли сценариста и режиссера, больше напоминал какое-то месиво. У Щекочихина же был друг-режиссер Ричард Викторов. И тот выражал свою готовность снять продолжение фильма об Арлекино.

- Так в чем же дело? - наивно спросил я Юрия Петровича. - И сценарий у вас есть. И режиссер, который хочет его ставить.

- Дело за малым, - горьковато улыбнулся Щекочихин и характерно пошевелил пальцами. - Для того, чтобы снять этот фильм надо не менее пяти миллионов долларов. У меня их нет. У режиссера тоже.

- Надо найти продюсера! - не унимался я.

Юрий Петрович лишь возвел вверх свой взор и печально развел руками. Он очень хорошо умел говорить глазами и жестами.

Признаюсь, тогда я подумал, что Щекочихин, если бы очень захотел, мог бы найти эту сумму, составлявшую, по нынешним временам, весьма скромный бюджет для съемок полнометражного художественного фильма. При его-то известности в России, да и за рубежом. Просто, полагал я тогда, ему не хочется ни перед кем унижаться и просить деньги на реализацию собственного сценария. Во-вторых, его рабочие сутки были так плотно упакованы, что выкроить из них время для реализации не очень надежного проекта он просто не мог себе позволить. Он отсекал лишнее, чтобы заниматься главным. А главным для него все-таки была борьба с мафией и коррупцией в верхних эшелонах власти. И оружием его борьбы было острое журналистское перо и депутатский мандат, позволявший делать запросы в самые высокие инстанции. В последние годы он буквально бомбардировал этими запросами Генпрокуратуру, требуя от ее руководства и чиновников настоящего расследования чрезвычайно важных дел. Генпрокуратура же нередко предпочитала еще на следственном уровне рассыпать эти дела, уводила от уголовной ответственности высокопоставленных особ и якобы "неприкасаемых лиц".

Одновременно Щекочихин с отчаянностью защищал людей из тех же самых высоких инстанций, которые имели честь и гражданское мужество по-настоящему выполнять свой профессиональный долг, которые помогали ему вести журналистские расследования… Казалось, что о своей собственной безопасности Юрий Петрович не думал. А ведь ему и его семье не раз угрожали. И это были не только анонимные угрозы по телефону...

У Щекочихина многому можно было научиться. Он умел писать просто и внятно для любой категории читателей. Как мне казалось, писал он порой даже чересчур скупо и сжато. Но за этой кажущейся простотой (подвластной далеко не всем) таились густота мысли, точность наблюдений, неопровержимость фактов, глубина размышлений. И писал Юрий Петрович без пережима, без выпендрежа, без склонности к самолюбованию. Он просто выполнял свой человеческий, профессиональный и гражданский долг.

Впрочем, он был не только журналистом, но и драматургом, сценаристом, писателем. И я не переставал удивляться: когда он успевает писать? Ну, для газеты - это понятно. А все остальное? В 1999 году издательский дом "Федоров" и российский Фонд правовой и социальной защиты журналистов издал в Самаре десятитысячным тиражом книгу Щекочихина "Рабы ГБ. ХХ век. Религия предательства". В этой книге Юрий Петрович предпринял уникальную попытку художественного анализа исповеди людей, которые были сексотами, которых нравственно изуродовало сотрудничество с КГБ, поставившего производство иуд на конвейер. В ней я обнаружил и художественную прозу - повесть "Жизнь после", которую он начал писать в Бостоне в августе 1993 года, а закончил в Переделкино в январе 1997. Я часто ною о том, что газетная поденщина и суета не дают мне возможности пописать рассказики и повестушки. А Щекочихин каким-то неведомым образом находил время на творчество.

Володя Драковский, актер Ногинского драматического театра, пригласил меня в 2000 году на премьеру своего режиссерского дебюта. Он руководил драматическим кружком в местном торговом колледже. И, оказывается, студенты этого колледжа играли пьесу "Между небом и землей жаворонок вьется", автором которой был Юрий Щекочихин. В ней рассказывалось о проблеме наркомании среди молодежи, которая, конечно же, тоже не могла не волновать Щекочихина.

Но особой его болью была Чечня. Кстати, презентация последней книги Щекочихина "Забытая Чечня: страницы из военных блокнотов" состоялась в Доме-музее Окуджавы уже после смерти автора - 19 июля 2003 года. Юрию Петровичу в июне позвонили из этого Дома-музея в Переделкино и спросили: когда ему будет удобнее провести презентацию этой книги - 5 или 19 июля? Юрий Петрович ответил, что 5 июля он должен быть в США по очень важному для него делу о расследовании отмывания денег через "Бэнк оф Нью-Йорк". И предложил провести презентацию книги 19 июля. Но в Штаты он уже не попал, скончавшись в ночь на 3 июля от предполагаемого аллергического синдрома в реанимации Центральной клинической больницы. И презентация последней книги Юрия Щекочихина прошла в Доме-музее Окуджавы в Переделкино уже без него...

Здесь можно было бы добавить тривиальную фразу, что природа щедро одарила Юрия Петровича многогранным литературным талантом. Природа многих чем одаривает, но воспользоваться своими способностями в избранном направлении может далеко не каждый талантливый человек. Мнящие себя таковыми, часто ищут какое-то практическое начало и личную выгоду от своей самореализации. Многие в наши циничные и продажные времена просто ломаются при шелесте зеленых купюр, которыми могут быть оценены их услуги. А Юрий Петрович в некотором роде был романтиком и в жизни, и в журналистике. Он никогда не искал для себя какой-то меркантильной выгоды. Он, как бесстрашный Дон-Кихот, сражался с отечественной мафией, с кремлевскими, правительственными, армейскими, фээсбэшными чиновниками, зная, что бьется не на жизнь, а на смерть отнюдь не с ветряными мельницами...

Перед человеческим и журналистским мужеством Щекочихина можно преклониться. Научиться ему нельзя. А подражать сложно (и опасно). После его загадочной смерти в ЦКБ в нашей журналистике образовалась зияющая брешь, которую заполнить будет очень сложно. Где теперь сыщешь такого "стойкого оловянного солдатика", который шел с открытым забралом на всю сверху донизу, по всей вертикали, пронизанную коррупцией вороватую и беспринципную "королевскую рать"? Смерть журналистов Дмитрия Холодова, Влада Листьева, Ларисы Юдиной, а также коллег-депутатов Госдумы Галины Старовойтовой, Льва Рохлина, Сергея Юшенкова и некоторых других, разумеется, не могла предостеречь Юрия Щекочихина. Он не мог жить и работать как-то иначе. " Мы же взяток не берем, - с улыбкой говорил он, - что с нами может случиться?". Но убивают сегодня не только за деньги. Журналистов нынче убивают за то, что они говорят правду...

На похоронах Юрия Щекочихина декан факультета журналистики МГУ Ясен Засурский сказал:

- Это потеря не только для нашей журналистики, но и для молодой неокрепшей демократии.

Ясен Засурский объявил, что факультет журналистики МГУ учредит премию имени Юрия Щекочихина за лучшие журналистские расследования... И хотя нынешняя молодая поросль отечественной журналистики, на мой взгляд, становится гораздо прагматичнее и расчетливее, будем надеяться, что не для всех блеск "золотого тельца" - главное в жизни. Честное имя, как считал Юрий Щекочихин, для журналиста гораздо важнее шелеста крупных купюр и всего, что сулит этот шелест...

И пока живы друзья, коллеги, ученики и последователи Юрия Щекочихина, пока выходит "Новая газета", пока существует партия "ЯБЛОКО", можно считать, что наши дела не безнадежны. И гражданское общество в России, несмотря на все возможные и невозможные препоны, гибель лучших из лучших, рано или поздно все-таки сложится. Юрий Щекочихин в это верил и делал все возможное, чтобы эти времена наступили.

Виталий ПОПОВ,
член Союза журналистов России
На снимке: Алексей Арбатов
и Юрий Щекочихин на военно-морской базе в Северодвинске.

[ Вернуться на главную страницу ]