20 июня распоряжением правительства РФ № 1564-р были внесены изменения в Концепцию государственной политики по увековечению памяти жертв политических репрессий.
Первую редакцию Концепции правительство России утвердило 15 августа 2015 года — соответствующее распоряжение № 1561-р подписал премьер-министр Дмитрий Медведев.
Анализ изменений, утвержденных премьер-министром Михаилом Мишустиным, показывает весьма характерную картину.
Мемориальный комплекс «Коммунарка». Фото: Влад Докшин / «Новая газета»
В нынешней редакции формулировки настолько обтекаемы, что остается неизвестным, кто именно проводил репрессии, кто несет за них ответственность, в чем именно они заключались, кого и в каком количестве они коснулись и кто и в каком количестве был реабилитирован.
Зато нашлось место для рассуждений о «национальных интересах», «укреплении традиционных духовно-нравственных ценностей» и защите общества от «деструктивного информационно-психологического воздействия».
И, конечно, о прибалтийских и украинских нацистах, изменниках Родины и участниках подпольных националистических формирований.
В общем, все по Александру Галичу — из известного обращения к съезду историков:
Сменяются правды, как в оттепель снег,
И скажем, чтоб кончилась смута:
«Каким-то хазарам, какой-то Олег,
За что-то отмстил почему-то!»
И этот марксистский подход к старине
Давно применяется в нашей стране…
***
Главные изменения коснулись преамбулы документа, переписанной практически полностью.
Из нее «ушло» не только ключевое утверждение о том, что «Россия не может в полной мере стать правовым государством и занять ведущую роль в мировом сообществе, не увековечив память многих миллионов своих граждан, ставших жертвами политических репрессий». Ушла практически вся конкретика.
Ни слова теперь не говорится о репрессиях представителей религиозных конфессий и оставшихся в стране представителей дореволюционной элиты, о насильственной коллективизации и связанном с ним голоде, о массовых репрессиях, в ходе которых «миллионы людей были лишены жизни, стали узниками ГУЛАГа, были лишены имущества и подвергнуты депортации».
Мемориальный комплекс «Коммунарка», место захоронения жертв массовых расстрелов НКВД. Фото: Влад Докшин / «Новая газета»
Нет напоминания о том, как в 50-е и 60-е годы родственникам расстрелянных выдавали свидетельства о смерти с вымышленными датами и причинами смерти расстрелянных, а потом стали выдавать документы, где была указана точная дата расстрела, однако вместо причины смерти ставился прочерк. При этом места массовых казней и погребений не были преданы огласке, а документы о них остались засекреченными.
Изъят полностью раздел, описывающий процесс реабилитации, возобновившийся в годы перестройки (к тому времени в СССР оставались не реабилитированными миллионы жертв репрессий). О создании Комиссии Политбюро ЦК КПСС по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями. Об отмене Указом Президиума Верховного Совета СССР всех внесудебных решений «троек» и «особых совещаний». Об отмене всех репрессивных актов о депортации различных народов России. И, наконец, о решениях, которыми репрессии 1920–1950-х годов были признаны незаконными, а права всех жертв политических репрессий — подлежащими восстановлению. А также — о признании факта политических репрессий в досталинское и послесталинское время.
Когда Россия стала независимым государством, в ней был принят целый ряд постановлений Верховного Совета, законов, указов президента и постановлений правительства об оценке различных фактов репрессий и реабилитации их жертв.
О событиях в Новочеркасске в 1962 году, о восстановлении в правах бывших военнопленных и репатриированных гражданских лиц во время Великой Отечественной войны, о реабилитации репрессированных священнослужителей и верующих, о реабилитации участников крестьянских восстаний 1918–1922 годов, о создании мемориальных комплексов в местах захоронений советских и польских граждан — жертв репрессий в Катыни (Смоленская область) и Медном (Тверская область).
Ничего этого больше в Концепции не значится — как будто всего этого не было.
Нет цифр, которые в ней были раньше: что в 1991–2014 годах были реабилитированы 3 510 818 человек, а также признаны подвергшимися политическим репрессиям и реабилитированы 264 085 человек (детей репрессированных лиц).
Наконец, изъята из Концепции констатация того факта, что «за прошедшее после 1953 года время в России процесс реабилитации не был завершен».
Что «точное число репрессированных лиц остается неизвестным, общенациональный памятник жертвам политических репрессий не установлен, до сих пор не проведена необходимая работа по выявлению мест захоронения жертв репрессий».
И уже не говорится в Концепции, как раньше, что «недопустимыми являются продолжающиеся попытки оправдать репрессии особенностями времени или вообще отрицать их как факт нашей истории».
***
Но что же вошло в преамбулу вместо этого?
Перечисление «национальных интересов Российской Федерации», с учетом «долгосрочных тенденций развития ситуации в Российской Федерации и в мире».
Среди этих интересов указано многое — начиная со «сбережения народа России» и «защиты конституционного строя, суверенитета, независимости, государственной и территориальной целостности РФ» и заканчивая «развитием безопасного информационного пространства», «защитой российского общества от деструктивного информационно-психологического воздействия» и «укреплением традиционных российских духовно-нравственных ценностей».
Какое отношение это имеет к увековечению памяти жертв политических репрессий? Знак вопроса. Зато как осуждение прежних политических репрессий, так и недопущение новых политических репрессий среди «национальных интересов Российской Федерации» вообще не упоминаются.
А еще в преамбуле — в соответствии с нынешними идеологическими установками — говорится теперь, что Указом Президиума Верховного Совета СССР от 17 сентября 1955 г. «Об амнистии советских граждан, сотрудничавших с оккупантами в период Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.» объявлена всеобщая амнистия, которая «в последующем в том числе привела к реабилитации по формальным критериям и обелению пособников нацистов и изменников Родины, служивших в прибалтийских, украинских и иных карательных подразделениях, сформированных по национальным признакам, участников подпольных националистических и бандитских формирований».
Это, наверное, звучит убедительно для зрителей государственных пропагандистских каналов, которые каждый день слышат рассуждения про «нацистов» и «бандеровцев». Но не для тех, кто знаком с упомянутым Указом.
Между тем в нем сказано, что «руководствуясь принципом гуманности, Президиум Верховного Совета СССР считает возможным применить амнистию в отношении тех советских граждан, которые в период Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. по малодушию или несознательности оказались вовлеченными в сотрудничество с оккупантами».
Указом освобождались из мест заключения те, кто был осужден по соответствующим статьям на срок до 10 лет лишения свободы включительно. Тем, кто был осужден на срок свыше 10 лет, наказание сокращалось вдвое. И специально подчеркивалось, что амнистия не применяется к «карателям, осужденным за убийства и истязания советских граждан».
Освобождались от наказания те, кто находился за границей, но во время войны служил в немецкой армии или полиции, в органах жандармерии или пропаганды, и даже занимал в них руководящие должности, если они «искупили свою вину последующей патриотической деятельностью в пользу Родины или явились с повинной».
Как с тех, кто подлежал освобождению, так и с тех, кто уже отбыл наказание за соответствующие преступления, снимались судимость и поражение в правах.
При этом — что важно — речь шла именно об амнистии. Акте гуманизма и прощения. Не об «обелении». И не о «реабилитации» — амнистия такого права им не предоставляет.
Те, кто был реабилитирован как жертвы политических репрессий, — это граждане, чьи приговоры или иные меры наказания были впоследствии отменены как неправомерные. Именно поэтому за ними государство, признавшее, что неправомерно их преследовало, закрепило право на реабилитацию.
Те же, кто попал под указ от 17 сентября 1955 года, не были ни «обелены», ни «реабилитированы», а только прощены…
И еще в новой редакции преамбулы упоминается поправка к Конституции, которой в 2020 году было установлено, что «Российская Федерация обеспечивает защиту исторической правды», и говорится, что именно в соответствии с этим принципом сейчас продолжается работа по реабилитации репрессированных.
***
Изменения коснулись и разделов Концепции — хотя и не очень большие, но примечательные.
Так, в тезисе о необходимости «объективного анализа как достижений советского периода, так и его трагических страниц, в том числе массовых политических репрессий», вместо «советского периода» появилось «Российское государство», а слово «массовых» исчезло совсем. Оно вообще теперь нигде не упоминается в Концепции применительно к политическим репрессиям.
- Во-первых, какое отношение к оценке политических репрессий советской эпохи имеют достижения предшествующего ей времени «Российского государства»?
- А во-вторых, исключение оценки репрессий как «массовых» (и, как сказано выше, исключение сведений о числе репрессированных и реабилитированных) — это сознательный уход от указания масштаба политических репрессий, о котором явно стремятся не упоминать.
В том же ключе — и исключение из запланированных Концепцией мероприятий такого, как «мемориализация, то есть формирование и развитие в местах массовых захоронений жертв политических репрессий памятных мест, увековечивающих память жертв политических репрессий».
Мемориал жертвам политических репрессий «Стена Скорби». Фото: Светлана Виданова / «Новая газета»
Зато добавлено такое актуальное направление, как «проверка обоснованности решений судебных и несудебных органов, а также отмена вынесенных решений о реабилитации в отношении лиц, указанных в статье 4 Закона Российской Федерации «О реабилитации жертв политических репрессий».
В указанной статье закона говорится, что не подлежат реабилитации лица, «в делах которых имеются достаточные доказательства» по обвинению в совершении ряда тяжких преступлений: измена Родине в форме шпионажа, выдачи военной или государственной тайны, перехода на сторону врага; шпионаж, террористический акт, диверсия; военные преступления, преступления против мира, против человечности и против правосудия, и ряд других.
То, что фигуранты таких преступлений не подлежат реабилитации, очевидно, и именно потому было еще в 1991 году закреплено законом.
За такими лицами и раньше не признавалось право на реабилитацию — так что же хотят сделать теперь, обозначая намерение провести «проверку обоснованности» и «отмену решений о реабилитации» (прецеденты такой отмены были и раньше, хотя не сказать чтобы многочисленные)?
К чему приведет анонсированная «проверка»? К тому, что нынешние прокуроры и следователи начнут заново оценивать обстоятельства и факты очень давно минувших дней (и касающихся лиц, которых почти наверняка давно уже нет на свете)?
Если бы имелась уверенность в их объективности и беспристрастности — было бы нечего опасаться. Но, исходя из практики последних лет, такой уверенности нет.
Зато есть немало оснований полагать, что мотивы возможного пересмотра будут политическими. И отмена решений о реабилитации может большей частью коснуться не столько тех, кто действительно был реабилитирован неправомерно, сколько тех, кого надо заново объявить виновным, исходя из сегодняшней конъюнктуры. В том числе лиц с украинскими, прибалтийскими и прочими «враждебными» ныне фамилиями…
Наконец, в Концепции — в разделе о ее реализации — больше не значится ранее сформулированное намерение «сформировать единую мемориальную сеть по увековечению памяти жертв политических репрессий».
И оценивать эффективность достижения целей Концепции уже не будут, исходя из увеличения «количества мемориальных объектов (постоянных экспозиций, произведений монументального искусства и др.) в сфере увековечения памяти жертв политических репрессий, количества созданных экспозиций по теме увековечения памяти жертв политических репрессий».
Тем самым дан ясный сигнал: новые мемориалы жертвам политических репрессий совершенно не нужны.
***
Направленность всех процитированных изменений очевидна и лежит в русле измененных в последние годы учебников истории — где прошлое описывается так, чтобы всячески обосновывать и оправдывать настоящее.
Для этого надо скороговоркой (и не называя их массовыми) сказать о политических репрессиях прошлого, изложив одну из величайших трагедий в жизни нашей страны в духе сформулированной государством «исторической правды».
Говорить не столько о преступлениях советского тоталитарного режима, сколько о «нацистах», «карателях», «изменниках» и «пособниках», про «национальные интересы», «духовно-нравственные ценности», «защиту от деструктивного воздействия», «безопасность информационного пространства», и так далее, и тому подобное.
Нетрудно видеть, что только что измененная Концепция давно уже воплощается в жизнь.
Это видно по не прекращающимся (и порой успешным) попыткам установления памятников Сталину — главному организатору и вдохновителю политических репрессий 20–50-х годов двадцатого века.
Это видно по атаке на памятники жертвам репрессий — хотя и в нынешней редакции Концепции одной из ее основных стратегических целей названо «формирование инфраструктуры, связанной с увековечением памяти жертв политических репрессий».
Но это ничуть не мешает разрушать или повреждать мемориалы — как, например, в Пермском крае и в Якутске, на Соловках и во Владимире, в Томской и Иркутской областях, в Бурятии и Свердловской области, в Петербурге и Республике Коми. Чаще всего объектом атаки в последние годы становятся памятники репрессированным полякам, литовцам или финнам — чьи страны объявлены «недружественными».
Это видно по постоянным провокациям на мемориальном комплексе в Сандармохе в Карелии против тех, кто приезжает почтить память репрессированных.
Это видно по «войне манкуртов» против табличек проекта «Последний адрес». Их, с одной стороны, срывают (или портят) неизвестные вандалы, а с другой — демонтируют на основании доносов тех, кто видит в этом якобы какие-то нарушения. Хотя таблички никому не мешают, вид фасадов не портят, и устанавливаются только по согласованию с правлением ТСЖ или советом дома.
Для справки:
за все годы в Петербурге установили 441 табличку «Последнего адреса», сняли за это время — 101 табличку. А создать «правовую базу» для установки табличек «Последнего адреса» в Петербурге городская администрация обещает мне уже шесть лет — но воз и ныне там.
Мое предложение включить эти таблички в перечень объектов наружной информации, приведенный в приложении к Правилам благоустройства Санкт-Петербурга, администрация поддерживать не хочет, а созданная в городе рабочая группа по «координации деятельности, направленной на реализацию Концепции государственной политики по увековечению памяти жертв политических репрессий», в чьей компетенции находится этот вопрос, судя по ответу мне от вице-губернатора Бориса Пиотровского, в 2020–2021 годах не собиралась из-за эпидемии ковида, а в 2022–2023 годах — «в связи с отсутствием новых предложений и вопросов для рассмотрения»…
***
Последнее.
Из текста «доработанной» Концепции вообще невозможно понять, о каких именно репрессиях идет речь.
- Не указано, кто их проводил и когда.
- Не указано, кто подвергся репрессиям.
- Не указано, в чем заключались эти репрессии.
- Не указано, кто несет ответственность за проведение репрессий.
- Не указано, сколько людей стали жертвами репрессий и сколько потом были реабилитированы.
- Нет указания о недопустимости оправдания репрессий «особенностями времени» или их отрицания.
Да, были какие-то репрессии, но ничего страшного, ведь идет работа по реабилитации репрессированных — в соответствии с принципом «исторической правды». Которая, впрочем, у нас в стране очень часто менялась со сменой власти или сменой политического курса — после чего предписывалось считать «исторической правдой» совсем не то, что раньше…
Как там было у Стругацких в «Трудно быть богом»?
«Правда — это то, что сейчас во благо королю. Все остальное — ложь и преступление».
