«Я убеждён, что в любой ситуации и в любые времена учитель не может, не должен врать»

Когда-то школьный учитель математики Евгений Бунимович под влиянием своего друга и члена «Яблока» Юрия Щекочихина пошёл на выборы в Московскую городскую Думу и победил. Так продолжалось двенадцать лет, пока выборы оставались более-менее честными. После Думы Бунимовичу предложили должность Уполномоченного по правам ребёнка в Москве, и десять лет он посвятил правозащитной работе. А в 2019-м «Яблоко» вновь выдвинуло его на выборы в столичный парламент, и Бунимович опять стал депутатом.

В интервью партийному сайту член политкомитета «Яблока», депутат Мосгордумы II, III, IV и VII созывов, заслуженный учитель России и поэт Евгений Бунимович рассказывает, чем нынешняя МГД отличается от Думы прошлых лет, почему главное для учителя – не врать, о чём говорит дело Жени Беркович и Светланы Петрийчук и почему свобода мысли и творчество всё равно победят.

Евгений Бунимович. Фото: пресс-служба партии

- Евгений Абрамович, мы общались с вами в последний раз в 2019 году, когда вас только избрали в Мосгордуму. И вот уже 2024 год, и ваши депутатские полномочия заканчиваются. Вы довольны тем, ка прошли эти пять лет?

Честно говоря, не очень. В первый раз я был выбран в 1997 году, то есть почти 30 лет назад. Тогда мы считали, что Дума московская – карманная, что у неё не так много полномочий. И во многом это было справедливо. Но с тем, что сейчас, и сравнивать нельзя, потому что тогда, конечно, возможностей было куда больше, и отношение к депутатам, включая оппозицию, было куда серьёзней. Печально, что сегодня мои коллеги из правящей партии фактически часть этих полномочий отдали сами.

А тогда мы многое делали с нуля и всерьёз. Так, всё московское законодательство об образовании, а это много разных законов, вместе с экспертами я готовил и представлял в Думе. Это и общий московский закон «О развитии образования», и закон о школьном образовании, и о дошкольном, и закон о профессиональном образовании, об образовании детей с ОВЗ (ограниченными возможностями здоровья). Так, в Москве тогда появилось разнообразие, возможность выбора, авторские школы, лицеи, гимназии, колледжи, кстати, именно в этих законах впервые появилось в России слово «инклюзия».

Это был период активный, интересный, и не только в области образования. Например, по инициативе «Яблока» был принят закон об Уполномоченном по правам человека, который я готовил. Теперь кажется, что омбудсмен в городе был всегда, но создано это было именно тогда. Пять лет я ходил по кабинетам и убеждал, что это необходимо – защищать человека, ведь государственные структуры чаще защищают государство от человека, а не наоборот. Это трудно было переломить, но мы всё-таки этого добились. А ещё приняли закон об охране памятников, над которым я работал. Было немало других проектов, инициатором которых я был в разные годы и которые были реализованы. Например, Дни исторического наследия Москвы с Ночью музеев. Теперь это всё стало традицией, и кажется, что это было всегда. Или международный фестиваль поэтов. Или проект «Открытая сцена», когда мы дали возможность многим молодым режиссёрам, актёрам себя попробовать. Теперь это звёзды нашего театра, кино. Правда, не все ныне находятся в стране, к сожалению.

А сейчас... Ну да, что-то удалось. В основном спасать, защищать: авторскую школу, дом творчества, семью, парк, поликлинику, памятник архитектуры. С активными жителями округа добились наконец присвоения Химкинскому лесу статуса особо охраняемой природной территории, установили в другом проблемном квартале пункт экоконтроля, удается вроде бы спасти прекрасную усадьбу эпохи модерна, во время ковида и дистанта смогли тысячи малообеспеченных семей снабдить планшетами, можно продолжить перечисление, но…

Инициативы теперь гораздо труднее принимаются, причём не только от оппозиции, а вообще от депутатов. Увы, законодательная власть, к сожалению, как отдельная независимая ветвь власти, в России пока не состоялась, и вектор сегодня направлен в обратную сторону. Инициатива, особенно со стороны оппозиционных фракций, не приветствуется. Бывало, конечно, и такое, что некоторые вопросы, предложенные мной или моими коллегами, были приняты под брендом другой партии. В данном случае, если это разумные предложения, мне важно, что они были приняты.

- Например?

Например, если говорить о пресловутом ЕГЭ, то московские школы всё-таки стали чуть честнее. Потому что по всей стране одиннадцатиклассники последний год не столько учатся, сколько готовятся к ЕГЭ. Это очень плохо, но это вопрос к самой системе экзамена, которую я много критиковал и критикую. Но раз так, то мы должны предоставить нашим детям и нашим семьям комфортные для этого условия, и в Москве была перестроена программа выпускных классов.

Самое главное, когда возникает какая-то осмысленная, реальная деятельность, тут же и другие реальные и здравые идеи подтягиваются. Например, я всегда выступал за развитие профильного обучения, чтобы в старших классах были разные направления по интересам: математические классы, экономические, медицинские, медиаклассы и т.д. И я всё время предлагал сделать следующий шаг. В каком-нибудь спортивном классе мало иностранного языка, а спортсменам он нужен. История с экспериментом по подготовке к экзаменам в результате привела к пониманию, что у каждого ребёнка должна быть индивидуальная траектория. Он, допустим, выбирает математику высокого уровня, а химию базового уровня. То есть он сам выбирает свой набор предметов, и все собираются на занятия уже не столько по классам, сколько по уровневым группам. Это важнейшая задача школы – учитывать индивидуальность ребёнка. Хотя сейчас, к сожалению, главная тенденция – это унификация. Как всегда, мы то в одну сторону идём до упора и дальше, то в обратную, никак не можем прийти к разумной гармонии.

- Я знаю, что у вас были инициативы, направленные на социальную защиту детей и семей. Что из этого получилось?

Я должен сказать, что немало моих законопроектов, увы, так и остались в этой каденции не рассмотренными на заседании Думы, в том числе важный законопроект о комплексном сопровождении детей с проблемами здоровья или законопроект о бесплатной продлёнке для малоимущих семей.

Или законопроект о семейном образовании. У нас, как известно, нормативное финансирование в школах, то есть деньги выделяются по количеству детей. А если это семейное образование, значит, деньги должны идти домой, где ребёнок учится. Я поднимал этот вопрос несколько раз на московском уровне и на федеральном. К сожалению, он плохо очень продвигается, хотя есть регионы, где это хоть как-то выполняется. С другой стороны, у нас нет рычагов контроля, чтобы убедиться, что ребёнок действительно учится – и это до 9-го класса, когда он обязан прийти на госэкзамен. Я предложил социальный договор: ребёнок сдаёт в конце года базовый зачёт, и семья получает средства. Коллеги из всех фракций не отрицали, что это важный закон, и говорили мне спасибо за него, но он так и не дошёл до рассмотрения на заседании Думы, как и многие «яблочные» инициативы.

Но кое-что не могли всё же не принять. Например, я обратил внимание на ситуацию, когда ребёнок семи лет ещё не поступил в школу, но уже по возрасту относится к категории школьников, хотя он, может, ещё в детский сад ходит, и вот он теряет льготу на проезд в общественном транспорте. Но и тут мурыжили около полугода, пока не поняли, что никуда не деться, что это просто дыра, которую упустили из вида, и приняли мои поправки в закон.

Или поправки, которые касаются равенства государственных и негосударственных образовательных организаций. Несколько раз приходилось обращать внимание на проколы в законах. Теперь вот получаю благодарности от негосударственных организаций за то, что я всё-таки добиваюсь, чтобы это равенство было не просто декларируемым, а реальным.

Вообще, я так устроен, что больше помню то, что пока не получилось. Например, предложение дать детям-сиротам квоту на поступление в колледжи на дефицитные специальности. Комиссия по образованию меня поддержала, но так всё и «повисло».

Точно такая же ситуация с образованием детей в СИЗО. Когда я был детским омбудсменом, я, естественно, часто там бывал, поэтому хорошо знаю ситуацию. Подростки проводят в СИЗО несколько месяцев, а то и полгода, а то и год. При этом в федеральном законе написано, что они должны заниматься там «самообразованием». Это как вообще? Наоборот, надо заполнять их время, надо их обучать, стимулировать, мотивировать. И мы в Москве, хоть и на «живую нитку», но сделали такую модель. Но нужен федеральный закон, и, кстати, мои коллеги, детские омбудсмены из других регионов, это очень поддержали. В Госдуме же опять тянут, хоть и не отрицают, что изменения необходимы.

Евгений Бунимович. Фото: Мосгордума

- Если резюмировать, то что Вы считаете главным результатом своей работы за эти пять лет?

Главным результатом работы мне кажутся даже не все эти вещи, о которых я говорил, а то, что в наше жёсткое время, в очень непростой, острой, прямо скажем, тяжёлой ситуации всё-таки удаётся противиться ожесточению, защищать, помогать тем, кто пытается сохранить здравый смысл, библиотекам, детским садам, школам, людям помогать. Хотя и здесь нет уверенности, что это надолго. Ты год занимаешься, кому-то пытаешься помочь, и наконец, ура, слава богу, от них отстали, но нет никакой гарантии, что снова не наедут еще через год-два.

- Изменилась ли атмосфера в Мосгордуме после начала СВО?

Изменился, думаю, сам смысл нашей работы. Я в ответ на ваши вопросы подвожу какие-то итоги, перечисляю результаты, но меня не покидает мысль: что это всё сегодня – на фоне происходящих событий?

Хотя, наверное, то, что связано со стремлением сохранить человеческое в человеке, противиться ожесточению, не может и не должно терять смысл.

А в Думе атмосфера поменялась, скорее, даже не в смысле обострения, а наоборот. Если посмотреть повестку дня заседания, то чаще всего будет ощущение, что вообще ничего не происходит. Очередное приведение очередного московского закона в соответствие с федеральным...Такая рутинная работа тоже нужна, но ведь есть гораздо более серьёзные вопросы, а они сдвигаются в конец повестки заседания, в «Разное», до которого обычно даже не доходит, или вообще игнорируется. В начале этого созыва было действительно много дебатов, мы не успевали с повесткой, спорили... Но с помощью изменений в регламент это быстро прикрыли. А ведь Дума – от слова «думать», да и «парламент» – от слова parler, то есть говорить. Да и заседания проходят редко, раз в месяц, а в прежние времена, когда я был в Думе, они проходили каждую неделю.

- Что будете делать дальше?

Я могу вам сказать, что я всегда в этой жизни делал то, что мне нравится, к чему душа лежит. В последние два года у меня вышли новые школьные учебники, вот они лежат на столе. Это большая, серьёзная, тщательная работа. В наших «толстяках», в известных литературных журналах, выходят мои эссе из новой книги. Ещё один проект, который я затеял, когда был детским омбудсменом, – «правовые квесты для школьников», это новый, восьмой уже выпуск.

- То есть вы найдёте, чем заниматься, если что?

Да, со своей жизнью я как-нибудь разберусь. Всю жизнь я живу в Москве, я родился здесь, я из старой московской педагогической семьи, вся моя деятельность для города, для культуры, для образования – ну она просто для меня естественна, вот и всё. И поэтому как ляжет дальше дорога, такой она и будет.

- Хорошо, будем тогда ждать новостей. Вы, слава богу, не всю жизнь занимались политикой и депутатской работой. Больше 30 лет Вы проработали в школе учителем математики, видели разные поколения детей. Как вам кажется, легко ли быть молодым в России 2020-х?

Нелегко, и никогда не было легко. Сегодня, кстати, прямо после нашего разговора я иду в кафе, что в саду «Эрмитаж», тут рядом, там собираются мои выпускники, один из многих классов, который я выпустил. Едва ли их школьное время – 80-е годы, было простым. А вообще мои коллеги-депутаты очень любят начинать свое выступление: «В наше непростое время...», «В наше трудное время...» Мне вот исполнилось 70 лет – и что-то я другого времени не помню. Всегда времена были непростые.

Но я убеждён, что в любой ситуации и в любые времена учитель не может, не должен врать. Он может, наверное, недоговаривать что-то, ребята поймут, но врать нельзя. Да это и бессмысленно, потому что они всё остро чувствуют, их не обманешь.

Но вообще сейчас время жестокое, трагическое, и даже моим выпускникам, думаю, стало труднее встречаться. Хоть они и воспитаны, надеюсь, по-другому, тем не менее, ожесточение, которого всё больше и больше, не проходит мимо.

- То есть даже среди ваших выпускников нет общего мнения о происходящем?

А и не может быть некоего «общего мнения». Важно не это. Важно, чтобы шёл разговор, диалог, чтобы слышали друг друга, не ожесточались, пытались друг друга понимать и не предавать своих друзей, своих близких, самого себя...

Сейчас мне один из них написал, что он придёт вместе со своим приятелем-однокашником, хотя они много спорят, по-разному смотрят на то, что происходит. Это только в самом начале учительства мне казалось, что они должны быть все как я, а потом я понял довольно быстро, что они должны быть – как они, и я должен помочь каждому из них стать самим собой, вытащить лучшее, что в них есть, в таких ни в коем случае не одинаковых, очень разных.

Евгений Бунимович. Фото: пресс-служба партии

- Сегодня кажется, что у детей отобрали право быть собой, иметь своё мнение.

Пытаются. Не только у детей. Но это зависит от самого человека. Я могу вам сказать об этом даже не столько с политической точки зрения, то, о чём «Яблоко» не раз уже говорило, а с педагогической: это абсолютно провальная идея.

Потому что, если вы хотите, чтобы развивалась страна, экономика, да любая деятельность, вам нужно, чтобы была творческая атмосфера, споры и дискуссии, чтобы вы научили ребят самостоятельности мысли, инициативе, критичности мышления. Многие проколы и провалы у нас связаны ещё и с этим постоянным: не лезь, не высовывайся, за тебя всё решат. Это катастрофически сказывается в самых разных областях.

С одной стороны, есть совершенно очевидное движение в сторону унификации в школах, снова хотят всех под одну гребёнку стричь, а с другой стороны, хотят, чтобы развивались те же самые передовые технологии, искусственный интеллект и всё на свете. Но без инициативы, без творчества, без свободы мышления, без умения работать в коллективе, где собраны разные самостоятельно думающие люди, без готовности брать на себя ответственность, всё это невозможно. Но эта тенденция всё равно придёт, я вас уверяю, это я вам гарантирую.

У нас, конечно, есть авторитарные традиции советской школы, и, к сожалению, они легко возвращаются. Проще учителю стоять у доски с указкой и вещать, чем вовлекать ребят, создавать творческую атмосферу на уроке. Можно самому всё написать, надиктовать, а можно подвести к тому, чтоб ученик сам доказал теорему Пифагора, сделал фактически открытие, пусть на миг, но сам стал Пифагором, Ньютоном, Лобачевским, Менделеевым.  

Есть исследование о том, что тенденции в сторону большей свободы, развития творческих способностей и, наоборот, закручивание гаек в образовании, требование большей казённости, одинаковости – это движение по синусоиде. Сейчас мы находимся в той части этой синусоиды, которая движется в сторону такой казёнщины. Но то, о чём я говорю, это базовое противоречие, которое не удастся преодолеть, как бы ни старались.

- А как сохранить себя учителям, которые стали сейчас главным инструментом пропаганды?

Я, конечно, могу предложить прочитать мою книжку «Девятый класс. Вторая школа», у которой вышло уже три издания. Это про школу, в которой я учился, знаменитый физматлицей «Вторая школа», она же работала в очень непростые советские времена. Не случайно у книги подзаголовок «Объяснение в любви в 23-х частях». Каждая глава посвящена одному из моих замечательных учителей. Вот как они работали, так и надо жить. Прежде всего, не врать, быть профессионалом, быть честными, искренними, желательно – талантливым, и думать о детях.

Знаете, выпускники мои, с которым я часто встречаюсь, вспоминают прежде всего не уроки даже, а наши походы, поездки, вечера какие-то, спектакли. Да и вспоминая об уроках, они говорят о таких деталях, которые я и не помню, но значит это запомнилось, подействовало, а реально действуют только то, что искренне, то, что интересно, важно тебе самому.

А потом, знаете, что мне говорил мой отец, прошедший всю Отечественную войну? Он говорил, что на фронте, на передовой была пословица «дальше фронта не пошлют, меньше взвода не дадут». Учитель – это же не карьерная профессия, в Москве тысячи школ, среди них есть немало хороших и даже очень хороших. Если ты профессионал, то ты найдёшь место, где насколько это возможно, будешь реализовывать то, что ты хочешь.

- Всё равно это тяжело сейчас. И тяжело не только тем, кто в образовании работает, но и в других сферах, в том числе, в культуре.

Да, но вы знаете, сейчас, например, появились новое сильное поэтическое поколение. То есть я их знал и раньше, но, мне кажется, сейчас они обрели свой голос, свою боль, свою судьбу, наверное, потому что, как говорил Гейне: «Когда мир раскалывается, трещина проходит через сердце поэта».

- Ну вот сейчас в Москве судят поэта, режиссёра Женю Беркович и драматурга Светлану Петрийчук. Их дело кажется совершенно абсурдным...

Хотят напугать, конечно, но вообще всё это говорит о том, что эти люди, обвинители, просто вообще не понимают ни законов творчества, ни значимости судьбы поэта, художника. Сегодня про Женю Беркович и Светлану Петрийчук знает уже весь мир, понимаете? По крайней мере весь культурный мир. Когда-то и Бродский был, как известно, питерским тунеядцем, которого судили и сослали. И суть даже не в том, что потом он стал лауреатом Нобелевской премии, а в том, что он настолько уже часть русской литературы, всей нашей культуры, что его никакими судами не уберёшь из неё.

И все эти люди, которые сейчас пишут безумные экспертизы или доносы... я каждый раз думаю: ведь у них же тоже есть, наверное, дети, может, и внуки, будут правнуки... Стоило бы подумать о своих детях, о своих внуках, о том, что когда-нибудь напишут в некрологе, о том, что ты оставляешь после себя, как о тебе будут помнить. И меня поражают люди, которые живут так, как будто завтра не будет.

Вы знаете, среди тысяч моих учеников были ребята, чьи деды, прадеды в мрачные моменты нашей истории сыграли роль сомнительную, а то и куда хуже. И ребятам было очень трудно осознавать это, пережить, мучительно трудно, приходили их родители, советовались, я старался помочь, но это мучило их изнутри, они с трудом это преодолевали, а кто-то и не преодолел…

- Вы следите за тем, что происходит сегодня в театре, в кино? Как вам кажется, происходит там какое-то осмысление происходящего?

Вы знаете, я театр люблю, у меня много знакомых, друзей в этой сфере, я немало видел значимых постановок, может быть, важнейших, которые сформировали судьбу нашего театра последних десятилетий. Могу вам сказать, что неслучайно сейчас так ополчились на театр, потому что театр был одним из самых актуальных, свободных, ярких проявлений той атмосферы, которая была у нас в стране. Но и сейчас мы с женой ходим в театры, для нас это спасительные вечера… Не буду, впрочем, приводить названия.

- А я хотела как раз…

Чтобы завтра появился ещё один безграмотный донос? Есть талантливые спектакли, талантливые актеры, режиссёры, честные, думающие, которые поднимают серьёзные вопросы. А самое главное, знаете, что есть? Без этого театр просто невозможен – есть зрители, прекрасная публика. Полные залы, которые реагируют на каждую реплику, на каждое слово. В пресыщенные годы, лет 15–20 назад, я такого не помню.

И не надо думать, что, запретив, задвинув кого-то, ты займешь его место, первое место, станешь лидером. Это никогда не получалось и не получится. Если не хватает таланта и совести, это ничем не компенсируешь.

Помню, у нас в Москве на мероприятиях была такая смешная программа «Зритель» (официальное название!). Она означала, что на какое-то казённое, тоскливое, но «правильное» мероприятие, официальный концерт или спектакль сгоняли школьников, студентов, бюджетников. Чтоб был полный зал! И что в итоге? Кроме картинки для отчёта, который и сегодня пылится в каком-нибудь архиве, больше ничего…

- А «Мастера и Маргариту» Вы посмотрели?

Да.

- И как вам?

Я уговорил жену пойти не на премьеру в прекрасный центровой кинотеатр «Художественный», куда у нас были приглашения, а в будний день в типовой торгово-развлекательный центр на рядовой сеанс, потому что, кроме самого фильма, мне была интересна реакция публики. На фильме, который идёт...

- Три с чем-то часа...

Три с чем-то часа, и который уж никак не является торгово-развлекательным, там ведь даже смешные моменты романа ушли куда-то в тень. Кроме нашего, было ещё много сеансов, но зал был полон, и никто не ушёл. Мне многое понравилось, что-то не очень, но сейчас не об этом. Серьёзный фильм привёл в кинотеатры множество людей, заставил обсуждать, думать, спорить. Я ведь человек образования, для меня это важно.

- Последний вопрос: продолжает ли Евгений Бунимович писать стихи?

Иногда. Я всё чаще обращаюсь сейчас к воспоминаниям о времени молодом, о моём поэтическом поколении, о нашем дружестве (люблю это пушкинское слово). Вот только что, в мае месяце, в журнале «Знамя» вышли два моих эссе, одно о Юрии Арабове, другое - о прекрасном, рано ушедшем поэте Нине Искренко. Пишу о моих друзьях, поэтах, которых уже нет. До этого в том же «Знамени» опубликовал большое воспоминание-эссе об Александре Ерёменко, который был выбран королём поэтов в своё время. А в первом номере нового журнала «Горби» – мой рассказ о нашем легендарном уже клубе «Поэзия». Наверное, будет книга.

Мне по душе сейчас вспоминать о том, какой может быть жизнь, – счастливой, творческой, талантливой, свободной – в самые глухие годы безвременья. Да, ни одной строчки тогда ни у кого из нас не было напечатано, и никакой перспективы, что хоть что-то при тогдашней цензуре будет напечатано, не было, но не это было важным для нас, не это определяло нашу жизнь. Центр мира был там, где мы. Так в итоге и оказалось.

- А сейчас какая ваша поэтическая строчка вспоминается чаще других?

Увы, всплывает в памяти одно давнее восьмистишие, написанное в 80-е во время Афганской войны. Тогда оно не было, естественно, опубликовано, но потом его вспомнили, публиковали, когда была война в Чечне, потом в другие драматические периоды нашей истории – в журналах, в соцсетях… Знаете, поэту по идее должно быть приятно, когда вспоминают его строки, но мне бы хотелось, чтобы эти стихи вспоминали реже.

Замерзли Патриаршие пруды...
Броня крепка – и брат идёт на брата.
В сгущенье окружающей среды
Взрывается учебная граната,
Готовятся потешные полки,
И пламя возгорается из искры...
Броня крепка, и танки наши быстры,
И что вас ждёт, мои ученики...