Григорий Явлинский: Ради спасения жизней нужно разговаривать с кем угодно

Григорий Явлинский:

В 1994 году мы поехали в Грозный, чтобы вести переговоры с Дудаевым об освобождении наших пленных. Никто не хотел разговаривать. Власти в Москве отказались от взятых в плен в Чечне российских военнослужащих. А мы поехали. И я вел переговоры с Джохаром Дудаевым. Все выглядело абсолютно бесперспективно, но мы добились, что, в итоге, нам отдали половину захваченных на тот момент в плен солдат и офицеров, а еще мы забрали тела погибших, сколько смогли…

В 2002 году во время захвата заложников на Дубровке я ходил разговаривать с террористами. Кремль не желал вести с боевиками диалог. И это действительно были очень сложные переговоры. Но в результате, как тогда все считали, абсолютно тупиковых переговоров, удалось все же освободить и спасти жизни восьми детей до 12 лет.

Если на чаше весов жизни людей, то разговаривать надо всегда и с кем угодно. Тем более, если речь идет о жизнях десятков тысяч людей. Ради этого надо всеми силами и любыми путями добиваться прекращения огня. А потом уже можно переговоры вести сколько угодно — месяц, год, десятилетия. Только чтобы люди больше не гибли.

——

Отвечал на вопросы о встрече с президентом в эфире «Живого гвоздя».

Эфир 4 ноября 2023

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Cегодня 4 ноября, да?

С. БУНТМАН: Ага.

А. ВЕНЕДИКТОВ: День единства.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Да, да. Вот я хотел сказать, что я думаю, это любопытный день. Ну, 7 ноября переделали в 4-е, чтобы в ноябре был какой-то выходной день, праздник. Вообще, день любопытный, потому что он о чем? Он о том, что в 1600-х годах граждане позвали на царство поляков, потом они им надоели. И вот это самое важное, что им царь надоел, они собрались и выгнали его из Кремля. Вот это 4 ноября, это такой день.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Вы намекаете на что-то, Григорий Алексеевич. Нехорошо.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Это вы намекаете. А я прямо говорю. Граждане собрались и царя из Кремля в 1612 году выгнали, потому что он им надоел, потому что он установил авторитарную власть, этот царь. Грозный там и так далее создали систему авторитарной власти. Когда гражданам это надоело, то Минин и Пожарский их возглавили, и они этого царя оттуда выгнали. Вот это такой сегодня день – 4 ноября. В 1612 году это было. Ну вот. А еще, как и раньше, с болью хочу сказать…

А. ВЕНЕДИКТОВ: Ну, некоторые граждане, извините, в том же году к царю в Кремль ходили, разговаривали.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Да, да. В том году – я не знаю. А в любом году надо ходить и разговаривать.

С. БУНТМАН: Мы к этому вернемся очень скоро.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: А вот с болью хочу сказать о людях, которые в тюрьме сидят. Вот я хочу сказать о Василии Неустроеве, члене «Яблока». Ему продлили срок содержания в СИЗО до 6 декабря. Он уже пять месяцев сидит. Это молодой, светлый человек. Владимира Кара-Мурзу еще раз, опять посадили в ШИЗО буквально ни за что. Это выдерживать в колонии строгого режима очень тяжело. А 2 ноября, буквально вот два дня назад, продлили содержание в СИЗО до 10 января Евгении Беркович и Светлане Петрийчук. Они сидят в СИЗО уже полгода, хотя никакие экспертизы ничего не подтверждают. А еще придумали. Есть Мария Пономаренко, журналист, ваша коллега.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Да, мы знаем.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Возбудили новое уголовное дело за то, что она якобы что-то там сделала с каким-то работником мужского пола, напала на него и нанесла ему какие-то там несмертельные, как говорится, какие-то некритические побои. Точно так же, как сделали по Алексею Горинову.

Я бы хотел сказать вообще о всех заключенных, политических, в частности заключенных, политических, их сотни, и выразить им самые теплые чувства, какие только возможно. А обращаюсь я к вашим слушателям, к тем, кто сейчас нас слышит, о том, что пишите им письма. Не знаете, как писать, приходите. Мы это делаем регулярно. Пишите им письма. Не допускайте в себе расчеловечивания. Эти люди очень в этом нуждаются.

Я на прошлой нашей встрече рассказывал, какие мы получаем ответы.

Это все очень-очень серьезно. И в этом стержень человеческой жизни. И на мой взгляд, ничего важнее для человека нет. И, кстати, это ничего от вас не требует. Пока, по крайней мере. Я уж не знаю, что будет после марта, какие будут правила жизни. Думаю, что они изменятся. А сегодня правила жизни, они вот такие.

С. БУНТМАН: Да, всем, включая Алексея Навального, который уже на какой виток ШИЗО пошел?

А. ВЕНЕДИКТОВ: 14, по-моему.

С. БУНТМАН: Да нет, 20 уже с чем-то. Уже за 20 у него перешло

А. ВЕНЕДИКТОВ: Но я по сумме дней.

С. БУНТМАН: Да. Григорий Алексеевич, кто был инициатором вашей встречи с президентом?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Эта встреча связана с прекращением огня, о котором я вам говорил бесконечное количество раз. И не только вам. Конечно, не вам только. То, что я считал и считаю и не я один, и это политическая позиция содержательная, которую мы высказываем уже очень давно и которая имеет критическое значение очень давно. А с кем разговаривать на тему? С кем? Есть только один человек, который принимает решения. Вот этот разговор состоялся. Вот в этом суть дела и в этом смысл.

С. БУНТМАН: Ну а как это происходило? Вы просто пришли и сказали: «Я хочу сказать вот о прекращении»?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Это я когда на пенсию выйду, я вам приду расскажу.

А. ВЕНЕДИКТОВ: А почему нет? Это же не секретка.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Нет, не секретка. Просто это подробности, которые не имеют значения.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Ну смотрите, очень многие, кто вас критикует, вашу позицию, они считают, что это имеет значение, эти подробности, кто являлся инициатором, какова была реакция президента, потому что публичной никакой не было на то, что вы говорили. Это же важно. Это общественно важная история.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Мне удалось прямо и подробно донести смысл этой позиции. А все, кто против этой позиции, они, на мой взгляд, несут ответственность за бессмысленную гибель огромного количества людей.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Я так понимаю, президент против вашей позиции?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Судя по тому, что сказал Песков, да, на данный момент. Однако она является теперь предметом обдумывания. Ну вот.

С. БУНТМАН: Является ли?

А. ВЕНЕДИКТОВ: Нет, является ли?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: А это вы позвоните и спросите у него.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Ну как вам показалось, вы зря сходили или нет? Вы воздух погрели.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Я не знаю. Посмотрим, как будут развиваться события. Посмотрим, как будут развиваться события. Мы сейчас греем воздух, а там жизнь покажет, что будет. Кстати, события развиваются очень динамично, очень динамично, если вы заметили. За последние 5-7 дней разговоры на той стороне на эту тему начались очень активно. Кстати, вам как профессиональным журналистам я хочу сказать, мы проанализировали, как к этому событию отнеслись в украинской прессе и как отнеслись в российской. Вот в украинской прессе на полном серьезе все обсуждалось. На полном серьезе. В российской прессе обсуждался только вопрос очень смешной – о выборах президента. Больше ничего.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Что же он смешной-то?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Ну, потому что он бессмысленный.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Что же он бессмысленный-то?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Вы не понимаете?

А. ВЕНЕДИКТОВ: Объясните.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Поговорим в апреле.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Нет, объясните сегодня.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Ну потому что вам сказал Песков – 92% или сколько. Вот поэтому. Понятно? Дошло?

А. ВЕНЕДИКТОВ: Вы это обсуждали с президентом?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Нет.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Вообще не обсуждали выборы?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Нет.

А. ВЕНЕДИКТОВ: И он вас не спросил: «Григорий Алексеевич, не собираетесь?»?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Но он же не вы. Не спросил.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Он не я, это точно. Вот и я не он.

С. БУНТМАН: А сколько примерно длилась встреча ваша?

А. ВЕНЕДИКТОВ: Насколько она подробная?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Большая, полтора часа.

С. БУНТМАН: Полтора часа?

С. БУНТМАН: Угу.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Один на один?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Да. Но вопросы очень сложные и серьезные.

С. БУНТМАН: Был единственный вопрос про прекращение огня?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Он был главный. Он был главный и очень большой. Он был главный. И был с самых разных сторон.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Как вам показалось, Григорий Алексеевич, он вас слушал или это была некая протокольная история, для чего-то ему надо было?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Нет, это содержательный. Я не знаю, какое он будет принимать решение.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Нет, по ощущению.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Да, серьезный разговор. Так что я хочу сказать, что эта тема чрезвычайной важности. Я по-прежнему говорю. У вас-то я говорю об этом почему? Потому что нет такого общественного настроения. Хотя опросы показывают, что уже 70% – вот последний опрос «Левады» – поддержали бы решение о прекращении этого дела. Там про территории начинается другой разговор. 70%. Это уже важный результат. Но такого общественного, политического направления и движения, к сожалению, нет. И мой разговор, и обращение, и благодаря вам возможность обращаться к людям существует. И это самое главное.

И все те, которые с другой стороны без конца говорили о победе на поле боя и о продолжении войны, они все несут такую же ответственность за то, что случилось на поле боя. Бессмысленно погибшие люди, огромное количество. Я даже не знаю, сколько, могу только предполагать. И это все очень-очень серьезно.

И теперь, поскольку момент был пропущен, а он был пропущен в течение… Это примерно надо было подходить к этому вопросу содержательно год назад, когда были события по Харькову и по Херсону, когда там произошли изменения. Вот тогда, когда Украина оказалась в том положении в тот момент, и там принимали ее, и отношение к ней было такое, вот это был момент, когда надо было обязательно это делать. Его пропустили полностью. Теперь этим будут заниматься, но теперь будут заниматься, когда она в гораздо более худшем положении. Она проиграла в этом смысле. И это дело серьезное. И поэтому, вот поэтому я так понимаю.

Песков говорит: «Нет, что вы, какие теперь остановки?» Потому что теперь изменился баланс, баланс сложившейся ситуации.

С. БУНТМАН: Баланс изменился в пользу России и то, что Россия может выиграть военным путем?

С. БУНТМАН: Ну, не понятно, что такое выиграть.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Ну на поле боя.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Я не понимаю, и никто вам не объяснит, поле боя – это где, сколько, где оно кончается, где оно теперь начинается, даже где оно толком будет проходить или проходит. Это все такие совершенно бессмысленные разговоры. Но дело это действительно серьезное, потому что долгое время никто даже разговаривать на эту тему не хотел. И вопрос о том, что самое главное – это ценность жизни людей, он вообще не вставал. Там какие-то километры, расстояния

С. БУНТМАН: Про ценность жизни вы говорили Путину?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Ну а как же? Еще как. Я прошу прощения…

А. ВЕНЕДИКТОВ: Но я все равно задам вопрос.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Пожалуйста.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Григорий Алексеевич, вы предложили себя как переговорщика Владимиру Владимировичу?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Да.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Или он вам предложил?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Да, я.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Вы ему предложили, что вы готовы быть переговорщиком?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Да.

С. БУНТМАН: Как он отреагировал?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Никак. Промолчал.

С. БУНТМАН: А вообще много ли молчал Путин?

А. ВЕНЕДИКТОВ: Это важно.

С. БУНТМАН: Да, это очень важно.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Мы же его видим только по телевизору.

С. БУНТМАН: Это был нормальный диалог?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Это был нормальный диалог. Это был абсолютно нормальный диалог. Этот диалог у меня, как вы понимаете, был не первый. И это ничем не отличалось от диалога, скажем, 20 лет назад. Он такой же и был.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Каким-то образом, Григорий Алексеевич, этот разговор может повлиять на ваше решение выдвигаться или не выдвигаться на пост президента?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Это к этому не имеет отношения.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Нет, может повлиять?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Не знаю.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Нет, ну вы для себя.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: А, разговор?

А. ВЕНЕДИКТОВ: Да.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Нет, никак не влияет. Никакого отношения не имеет, ни малейшего. И даже разговора на эту тему не было. Я просто хочу сказать вам, ну так просто вскользь, на одной, кажется, из наших передач или на чьей-то другой, можно перепроверить, в феврале, когда я писал статью «Прекратите!», я тогда сказал, что если в ноябре не будет очевидно, что начинается процесс прекращения огня, если будет другая ситуация, то я вообще не буду больше заниматься политикой.

Ну вот сейчас ноябрь, мне надо отчитаться. Вот посмотрите, что происходит. То, что говорили профессионалы, специалисты, то, что писала серьезная пресса, то, что я пытался объяснить нашим слушателям, все совпало точно, просто вот буквально по месяцам и даже вот по дням. Вот так развиваются события.

А мы однажды лично с вами похожий сюжет видели. Сейчас я вам напомню. Вы вспомните, Грозный, да? Там разговор о заложниках.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Да, да, да.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Даже не о заложниках, а о пленных.

А. ВЕНЕДИКТОВ: О военнопленных.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: О военнопленных. Вы помните мой разговор с Дудаевым.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Да.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Потом то, что ночью говорят совсем все наоборот. Потом я им говорю, что раз так, я остаюсь вместе с ними. И со мной готовы были остаться Мельников и Митрохин, если вы помните. Это все на ваших глазах было.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Да, было.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: И после этого, после того как я сказал: «Да, ведите меня в ту же яму», они отдали нам 8 человек, чтобы мы уезжали.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Чтобы мы уезжали.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Чтобы мы уезжали. И мы забрали 8 живых людей и еще десяток гробов, если вы помните, которые собирали на улицах.

А. ВЕНЕДИКТОВ: В самолете Аушева.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Вот в чем был смысл моих переговоров тогда с Дудаевым. А вот результат. А результат был получен.

То же самое, почти то же самое – переговоры на Дубровке. Казалось бы, ну просто невозможно и ни о чем. А 8 детей утром выпускают, потому что я договорился, что это признак того, что у нас с ними есть договоренности. И меня в Кремле спрашивают: «А скажите, как вы докажете, что вы с ними о чем-то договорились?»

А. ВЕНЕДИКТОВ: Это Александр Волошин вас спросил.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Абсолютно точно, абсолютно точно. А я им говорю: «А вот в такое-то время дети до 12 лет будут выпущены. И это будет доказательством». И так и произошло.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Да, мы с Волошиным про это говорили. Извините, я перепроверил у него. Он подтвердил.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Пожалуйста. Так оно и было.

С. БУНТМАН: Скажите, пожалуйста, если бы Путин не промолчал, а сказал: «Григорий Алексеевич, вперед»? Что вы можете предложить украинской стране?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Так это тогда надо ехать и начинать разговаривать.

С. БУНТМАН: А с чего начинать разговаривать?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: «Здравствуйте, давайте прекратим огонь». Вот с чего надо начинать разговаривать. «Давайте перестаем убивать людей. Видите, ситуация не меняется и не изменится. Давайте обсуждать». Но обсуждать мы, может быть, будем год, а может два, а может двадцать лет. Но мы не будем убивать людей. И пример.

С. БУНТМАН: Это единственный аргумент будет?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Это главный. Вообще никаких больше аргументов нету. Тем более в XXI веке какое имеет значение территория? Имеют значение люди, жизнь людей и будущее. Две вещи – люди и будущее. А так можно потерять и то, и другое. И то, и другое. Потому что сейчас будет совсем другой разговор уже о будущем. Тоже будет совсем другой разговор. Вы представляете, в каком они были положении в декабре прошлого года и в каком сейчас. Принципиально разные вещи. Я уж не упоминаю о публикациях последних дней, которые вышли, о Залужном и прочее-прочее, обо всем этом.

С. БУНТМАН: Предположим, вам ответят: «Ну ладно, Григорий Алексеевич, вот сейчас прекратим огонь. Да, жизни будут спасены, но это же приведет к тому, что еще больше жизней. Через год-два Россия снова начнет». Что вы ответите?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Занимайтесь дипломатией, разговаривайте, приглашайте своих союзников, приглашайте тех, кто влияет на Москву, кто может с ней разговаривать. Разговаривайте с Пекином, разговаривайте с Вашингтоном, работайте. Только не на поле боя, где бессмысленно, где бессмысленно в этих условиях. Это другая война совсем. Это ничего сопоставимого с прежними войнами, там с 1942 годом, не имеет. Это все по-другому.

Работайте. В этом заключается смысл вашей политической и дипломатической работы. У меня нет готовых рецептов на все случаи жизни. И умейте смотреть на это на 20, 30, 40 лет вперед и на будущее собственной страны, и на будущее ваших детей, и особенно на будущее тех людей, которые все сейчас уезжают оттуда. Это целое дело – миграция оттуда. Так это же можно было ожидать. Понятно было, что наступит вот эта вот боль и усталость и люди будут уходить.

С. БУНТМАН: Вы сказали, что вот на это, на предложение себя как переговорщика, Путин промолчал. Но при этом вы говорите, что был действительно активный диалог. А на какие вещи обращал внимание Путин и отвечал вам или что-то говорил в свою очередь?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Это же разговор личный.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Мы же не просим цитировать.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Я могу вам только, например, сказать, может быть, этот оборот будет…

«А что делать с Украиной?» Например, прозвучал такой вопрос. Я сказал: «Мы уже не раз с вами на эту тему говорили. Нужно сделать так, чтобы Россия была такой страной, куда все хотят приехать жить». В XXI веке эта проблема решается радикальным повышением уровня жизни в нашей собственной стране и привлекательностью жизни в нашей стране, потому что мы самая большая страна мира с самыми большими ресурсами. Вы видите, как теперь весь мир убедился, что стратегическая глубина России такая большая, что ничего никто не сделает. Вот же в чем дело, так это надо было понимать с самого начала. Вот и все. Теперь до всех это начинает доходить.

Еще раз повторю. Я буду это повторять бесконечно. Цена этому делу какая? Сколько людей гибнет? Это главный вопрос, это самый главный вопрос. Прекратите убивать людей, прекратите их калечить, прекратите это все. Вот, собственно, все. Вот и вся главная позиция. И говорить об этом, если есть возможность, нужно с теми, кто принимает решения, а не просто так. Здесь я говорю о том, чтобы было настроение такое, чтобы люди понимали. Это моя ответственность.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Конечно.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Вы ему говорили то, что вы говорите здесь.

С. БУНТМАН: Скажите, из того, что вы говорите здесь, здесь очень много спрашивают, говорили ли вы про политических заключенных?

А. ВЕНЕДИКТОВ: Хороший вопрос.

С. БУНТМАН: Про Беркович и Петрийчук, плюс Скочиленко и так далее. Говорили ли вы про политзаключенных?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Не было этого разговора, к сожалению… Вы меня спрашиваете, был ли разговор про выборы. Не было. Вы меня спрашиваете, о чем был главный разговор. Я говорю, о прекращении огня. Вы меня спросили, говорил ли я, что я готов лично участвовать. Да. Вы меня спросили еще какие-то вопросы. Что успел, то обсудил. Они у меня были в повестке дня. Я не все успел… А вообще, дорогие друзья, я хочу сказать вам, разговор был личный, он случайно стал известным. И я ничего подробно рассказывать не буду, потому что это личный разговор. А личный разговор с любым человеком, он двойной, он и мой, и его. В данном случае я от себя рассказывать подробности никакие не буду… Был ли разговор серьезный? Был разговор очень серьезный. Длительный? Длительный.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Вы на какие последствия разговора рассчитываете?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Что есть шанс. И может быть, он будет реализован. А может, нет. Я не знаю. Но теперь есть шанс. Это не просто разговор, а это теперь есть шанс. Но, к сожалению, так устроена наша политическая власть и наше политическое устройство. Вот оно так сформировано. Вот и все. Я считаю, еще раз говорю, вот эту тему самой-самой главной, от которой зависит судьба, и не только Украины, но и России, и вообще всего будущего. Иногда переговоры ведутся, вот я привел вам примеры, в совершенно бесперспективных обстоятельствах, а потом получаем результат – живых людей.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Или не получаем.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Ну вот два случая я вам рассказал. Мы получили. Получили? Получили. Да, не всех мы освободили. А вы знаете, что и в том, и в другом случае кого не спасли, те чуть ли не все погибли.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Да.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Ну, значительная часть.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Да.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Так? Так. Вот. Так вот, я говорю об этом еще раз. Это то, что нужно делать всегда независимо ни от чего.

С. БУНТМАН: Григорий Алексеевич, вот если сравнить ваш взгляд на будущее и на перспективы до разговора и после, как он изменился, если изменился?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Произошли события после на Ближнем Востоке такого масштаба (они произошли после), которые, безусловно, вмешались в эту ситуацию и усложнили ее еще раз и еще раз многократно.

С. БУНТМАН:  Одну секунду. Мы сейчас об этом поговорим. Но просто вот в тот момент, когда вы вышли, пришли, обдумали, каков был этот разговор, и, скажем, до событий он вселил вас в какую-то надежду или как было, так и было?

А. ВЕНЕДИКТОВ: Или разочаровал?

С. БУНТМАН: Или разочаровал, наоборот, в этих полюсах?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Я сделал то, что обязан был сделать русский политик. Всё. Вот так. А дальше жизнь покажет.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Григорий Алексеевич, вы вошли с чем-то. Не просто же так поговорить.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: И мне удалось это изложить.

С. БУНТМАН: То есть уже сам этот факт, он позитивен, так.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Это важно. Да, это важно.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Вас не обнадежили и не ободрили, как я понял.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Он такой политик, который… Все это очень серьезно. И масштаб вопроса, Алексей Алексеевич, такой, в котором так вот обнадежить, не обнадежить… Это же совсем другое.

А. ВЕНЕДИКТОВ: А вы договорились о дальнейших каких-то контактах с организацией, с МИДом? Дал ли он чего-нибудь вам, нет?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Нет, мы ничего… Я не буду этим делиться с вами.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Хорошо.

С. БУНТМАН: Хорошо, понятно. Теперь события, которые вы характеризуете действительно как события гигантского масштаба, которые произошли.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Ближний Восток.

С. БУНТМАН: В преддверии нашего разговора у меня спрашивали о вашей позиции по отношению к тому, что произошло в Израиле и продолжает происходить на Ближнем Востоке и так далее. Потому что ее то ли не расслышали, то ли не поняли.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Я у вас ее декларировал, мне кажется. Моя позиция такая. Я считаю, что ХАМАС произвел жесточайшую террористическую атаку на юг Израиля. Погибли люди в ужасающих масштабах для Израиля. Это самые разрушительные потери среди гражданского населения за 75 лет существования Израиля. Невыразимая жестокость этой хамасовской атаки, убившего 1400 израильтян, включая женщин и детей, и стариков. И все еще это было показано на видео. Это дикость страшная. И 240 заложников.

А вот не знаю, знаете ли вы, что 1 ноября член политбюро ХАМАСа некто Хамад заявил, что ХАМАС будет повторять подобные нападения до тех пор, пока Израиль не будет уничтожен. Я так понимаю, что данные говорят о том, что нападение совершили 3000 боевиков, а боевой отряд ХАМАСа насчитывает 40 тысяч. Вопрос о том, как такое могло случиться, мы оставим на потом, не будем обсуждать. Да и нам сложно это обсуждать здесь, хотя это вопрос очень серьезный.

Вопрос теперь. Вы спрашиваете о моей позиции. Естественно, организация, которая такое делает и такое говорит, боевая организация, она должна быть ликвидирована. Ну вот началась сейчас страшная война с непредсказуемыми последствиями. Погибло уже то ли 8, то ли 9 тысяч человек в Палестине на сегодняшний день. Там есть большие проблемы, с этим связанные. Перспектива такая. Политическая перспектива совершенно не ясна. Никто толком не знает, что надо сделать, чем кончится. Каждый день отвергаются любые сюжеты и сценарии, которые здесь происходят.

Насколько я понимаю, сейчас Израиль в значительной мере перешел от бомбардировок к наземной операции. Для чего? В том числе и для того, чтобы сократить потери гражданского населения.

Тем не менее, конечно, давление на Израиль будет нарастать, оно колоссальное, мировое давление на него, но он должен ликвидировать вот эту террористическую организацию. Вопрос другой: можно ли это сделать? И что будет через какое-то время, через год или два? Но это очень сложные вопросы. Их надо обсуждать совершенно профессионально.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Вы сказали, что эти события внесли коррективы.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Да. А теперь Россия какую заняла позицию? Она заняла позицию Советского Союза, чисто позицию Советского Союза. Она выбрала категорически антиизраильский путь. Демонстративно ХАМАС приезжал.

А. ВЕНЕДИКТОВ: А можете объяснить почему?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Нет.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Не можете?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Нет. Я не знаю, почему он приезжал.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Нет, можете объяснить, почему Россия выбрала антиизраильский путь?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: А это я могу объяснить. А это вот и есть многополярность. Если американцы за Израиль, то Россия против. Вот и все. Это известно. Это не великая, не большая политика. Потому что мы сейчас вот полюса делаем. Это очень интересный, сложный момент. А в это время Си Цзиньпин едет в Америку на днях. А вот это сюжет серьезный сюда входит. А Россия заняла очень простую позицию, что она…

А. ВЕНЕДИКТОВ: Против Америки.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Да, она против Америки. Это же известное. Помните, кто-то кому-то сказал, что «если он против колхозов, то я – за». Там кто-то из поэтов.

С. БУНТМАН: Бродский Евтушенко.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Да. Это же совсем другая история. А Небензя сказал… Что он сказал? Он сказал, что у Израиля как у оккупанта нет прав. Это что за позиция? Это так: Израиль – оккупант, сионизм – это типа фашизм, палестинские террористы – это борцы за права человека. Вот так, что ли? Теперь остается один вопрос (надеюсь, этого не будет происходить): будут ли поставки оружия? Ну, я думаю, что нет. А суть этого, да, это вот такое понимание многополярности.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Вы сказали, что события на Ближнем Востоке как бы внесли коррективы в понимание того, что обсуждали с Путиным. Что за коррективы?

С. БУНТМАН: Как это коррелирует?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Это очень просто.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Объясняйте.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Вы же понимаете, что Украина в этой связи попала в очень сложное положение. Понимаете?

А. ВЕНЕДИКТОВ: Ну объясняйте.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: А тогда чего останавливаться? Дошло? Объяснил?

А. ВЕНЕДИКТОВ: Ну, ваша позиция понятна.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Да не моя позиция. Не надо это. Знаешь, это над схваткой. Один говорит: «Дважды два четыре», другой говорит: «Дважды два пять», а над схваткой который, он говорит: «А я над схваткой. Я над схваткой».

А. ВЕНЕДИКТОВ: Ваша позиция понятна.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Моя позиция понятна.

А. ВЕНЕДИКТОВ: То есть вы так поняли, что именно поэтому шансы на прекращение огня со стороны России сократились?

С. БУНТМАН: Украина ослаблена, Россия попрет сейчас или захочет попереть.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Я не знаю, кто куда попрет. А при чем здесь наш разговор? После этого сказал об этом дословно Песков. Он же сказал точно, прямо, дословно. Мы же только что об этом с вами говорили. Он сказал, что нет, ничего, никакого тупика. У него спросили: «Вы тоже думаете так же, как Залужный, что в тупике?» «Нет, – он говорит, – никакого тупика. Все продолжаем». Вот и все. Почему? А я вот вам рассказываю, как сильно изменилась ситуация. Потому что когда тогда обсуждалось, там вот оно так и было, тупик. А теперь уже снова изучается вся эта история, снова, потому что новые обстоятельства, потому что новый расклад, который я сейчас вам объясняю или рассказываю, делюсь с нашими слушателями всеми этими впечатлениями.

Это идет процесс изменения всего мирового порядка. Но еще раз, для меня смысл всех изменений, может как угодно все меняться, прекратите убивать людей, всё, дайте людям жизнь, дайте им жить, прекратите лишать их будущего, прекратите лишать целую страну будущего, прекратите это делать, потому что это главная ценность жизни. И вся политика должна была бы быть построена на сохранении и реализации этой самой главной цели.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Частица «бы» здесь самая главная. Должна была бы быть построена.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Да. Она была такая после Второй мировой войны и долго, лет 40-50, была. И даже есть образ реализации такой политики – это Европейский союз, послевоенный Европейский союз. Это, скажем, Европейский союз начала 90-х годов, вот как он к этому пришел. Это Европейский союз, который решил проблему войны между Францией и Германией, которая длилась сотни лет. Вы же как историки все это знаете. И теперь совершенно безразлично, где там Страсбург находится или где там Эльзас и Лотарингия и так далее и так далее.

А когда, как вы знаете, Словакия решила отделиться от Чехии… Представляете, раздел страны пополам, полстраны ушло. Но поскольку это все в Евросоюзе, это не стало никакой проблемой вообще. Сейчас есть Чехия, есть Словакия, каждый живет по-своему и всё. Вот в чем ценность. Значит, эта модель имеет ответ, значит, есть решение.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Может ли что-то изменить и какую роль в этом может сыграть мартовское голосование, президентские выборы? Или это уже не имеет значения?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Ну, ближе к ним поговорим.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Сейчас как кажется? Я понимаю, что ближе к ним.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Сейчас кажется, что это не главный вопрос. Вот так сейчас кажется.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Ну, может измениться.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Я пока говорю о том, что я хочу почувствовать, как люди относятся к тому, о чем вы сказали. Через месяц будет ясно, тогда и поговорим. Это дело не обо мне, это дело о настроениях людей. Этот вопрос, который вы сейчас задали, в большом смысле, в политическом смысле, касается жизни этих людей и их детей. Если люди готовы что-то делать – это уже другая ситуация, нежели была раньше. Раньше Россия только становилась как демократическая страна, пыталась это сделать, нужно было показать, что могут быть разные политические взгляды, могут быть разные кандидаты. Это была текущая работа. Сейчас драматическая ситуация. Сейчас вопрос о жизни ваших детей.

Вы готовы заниматься властью своей стране или вы пока еще не готовы? Вы деполитизированы, как раньше? Вы по-прежнему считаете, что от вас ничего не зависит? Тогда это одно дело. А так, это другое. Вот этот вопрос, он с этим связан. Потому что все там переживают, что 10 миллионов – очень много.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Да, переживают.

С. БУНТМАН: Переживают.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Это да. Так собирайте подписи. Не переживайте, а собирайте подписи с утра до вечера. Это 10% избирателей всего.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Всего… Тут 100 тысяч не соберешь.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Значит, тогда вы считаете… Это ваше право, это ваша страна. Вы граждане, вы мои соотечественники. Я не вправе вас судить, хорошие или плохие. Я приму ваше решение такое, какое оно будет.

С. БУНТМАН: Григорий Алексеевич, а насколько подробно вы обсуждали проблему вот именно будущего, поколений, России через несколько лет с Путиным?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Затрагивались эти вопросы, но подробно такого масштаба вопросы за полтора часа, когда главная тема другая, невозможно.

А. ВЕНЕДИКТОВ: А он помнит, что вы из Львова?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Я сказал.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Напомнили.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Я сказал.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Для него это важно.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Да, я сказал.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Нет, для него это важно.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Я сказал, что да. Потому что мой отец, советский офицер, после войны оказался там, потому что там его дивизия. Она стоит, кстати, до сих пор в Ужгороде. Даже номер сохранился. Удивительно. Он был командиром артиллерийской горно-стрелковой дивизии, командиром батареи, старшим лейтенантом.

А. ВЕНЕДИКТОВ: А вы общаетесь со своими знакомыми и родственниками во Львове сейчас, в ходе военных действий?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Да. Мы-то не прикасаемся к этой теме.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Я понимаю.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Просто разговариваем. Да.

А. ВЕНЕДИКТОВ: И они от вас не отказываются?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Да близко этого нет. Они просто воспринимают это как какое-то политическое безумие. Всё. Скажем, с моими одноклассниками. Я же там закончил 8 классов школы, потом я работал слесарем на стекольном заводе. Поэтому я общаюсь и с моими одноклассниками, кто жив (не все живы), с теми, с кем я учился в вечерней школе. Я закончил вечернюю школу. И все что мы с ними обсуждаем, наши человеческие отношения сохранились. Они знают мою позицию. Если бы была другая… Со многими другими, включая родственников, они прекратили отношения. Ну, со мной все отношения прежние.

А. ВЕНЕДИКТОВ: И родственники?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Мои?

А. ВЕНЕДИКТОВ: Да.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Да. Ну, с теми, кто там.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Да, с теми, кто там.

С. БУНТМАН: Многие в своих высказываниях в чатах и в прочих комментариях говорят, что настоящий оппозиционный политик не должен встречаться с действующим президентом и о чем бы то ни было с ним разговаривать – он в тот момент перестает быть настоящим оппозиционным политиком.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Ну передайте им привет.

С. БУНТМАН: Вы сами передали им привет.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Мы им передадим привет, да. Что еще?

А. ВЕНЕДИКТОВ: Если люди в это верят, что бы вы им сказали? Это не те, кто вас троллит.

С. БУНТМАН: Да, люди считают, что любой разговор с Путиным – это просьба о благословении на политическую деятельность.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Скажите этим людям…

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Что им сказать? Это не так.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Потому что?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Потому что это политика.

Смысл политики – разговаривать с теми, кто принимает те или иные решения. Потому что за этой политикой стоит жизнь людей, их детей, вот этих людей. А просто сидеть где-то на удобных диванах и все время скулить по разным вопросам, а сейчас это делается в соцсетях, это совсем другое дело, это к политике не имеет отношения.

Вот, собственно, и все. Сейчас через соцсети можно выражать свое настроение. Можно там где угодно сидеть.

Я хочу здесь подчеркнуть, для меня силовые методы свержения власти неприемлемы, потому что я понимаю, что будет и что будет в результате, и кто придет в результате. Что касается граждан, вот мы только что с вами обсудили. Есть ли такое настроение граждан менять что-то? Не знаем. Посмотрим. Не похоже особо. Я поэтому и сказал, давайте соберем подписи.

А. ВЕНЕДИКТОВ: А подписи на что, Григорий Алексеевич?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Подписи на выдвижение кандидата в президенты. Почему? Потому что это безопасно. Потому что если собирать подписи за мир, люди будут бояться. Мы так придумали, чтобы они еще и не боялись. Потому что это просто подписи за выдвижение некоторого человека, в частности меня, на выдвижение. Вот опрос точно с тем вопросом, как вы проводили. Помните, когда опрос вы сделали и получился результат какой-то там. Вот, значит, это вот такое.

Должен быть какой-то смысл. Чтобы спасти эти 8 детей на Дубровке, нужно было разговаривать с террористами, которые захватили Дубровку. Чтобы спасти этих солдат и офицеров, которых мы с вами спасали тогда… И я их тогда смог вытащить благодаря чему? Благодаря исключительно сложным переговорам. Даже не с Дудаевым, который спать пошел…

А. ВЕНЕДИКТОВ: А с начальником охраны. Как его? Дауд…

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Вот именно. Так же получилось, что это было на ваших глазах. Но так это же совсем другой вопрос. Этим людям – вот спасибо, что вы у меня спросили, попросили ответить – я хочу сказать, до последнего нужно вести все переговоры. Это политика. Это совсем другое дело. А вы как граждане, как общество дадите свои оценки в других формах.

С. БУНТМАН: Два вопроса у меня. Вопрос первый. Вообще во время этой встречи вы о чем-нибудь просили или что-нибудь просили у президента?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Нет, ни о чем. Кроме прекращения огня.

С. БУНТМАН: Так, вопрос второй.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: И то, я не просил, а говорил, что это абсолютно необходимо.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Это не себе.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Это и мне. Потому что мне эти все люди дороги. Они мне небезразличны. Когда я встречаюсь здесь с человеком, у которого оторвало ноги, мне это небезразлично.

С. БУНТМАН: Вопрос второй. 10 миллионов подписей за выдвижение – это нужно не для того, чтобы подать этот список, насколько я понимаю, в котором там проверяется каждая точка, а для того, чтобы понять масштаб.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Правильно, желания людей.

С. БУНТМАН: Это очень важно. Потому что когда говоришь, что сбор подписей, сразу начинается…

А. ВЕНЕДИКТОВ: 100 тысяч.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Вы правы. А там другой сбор подписей. Там будет сбор подписей 100 тысяч после выдвижения. Это другой сбор подписей, это другой. У меня было в 2011 году 2 миллиона в Новогодние праздники. 2 миллиона в Новогодние праздники был сбор, причем который каждый проверялся вот именно так, как вы сейчас сказали, под увеличительным стеклом, контролировался. Но это было другое дело.

С. БУНТМАН: Так вот спрашивают. «Где подписаться?» – Александр спрашивает. Другие говорят: «Как это технически?»

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Сейчас появляются сайты специальные с этим вопросом.

С. БУНТМАН: То есть верифицированный сайт.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Да, да.

С. БУНТМАН: Ваш «яблочный» сайт или ваш личный.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Это общественное дело. «Яблоко» помогает, но это не сбор подписей партии «Яблоко». Это общество. Поэтому мы подсказываем, помогаем, что можем делаем, но не мы собираем подписи. Вот если будет выдвижение, тогда будет другое.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Называется «справочное голосование».

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Пожалуйста, да. Или серьезный опрос общественного мнения, пожалуйста.

С. БУНТМАН: Здесь хорошо написано. «Может, есть смысл подписаться, вынуть фигу из тумана», – сказал человек.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Вот видите. Вот спасибо большое. Я не знаю, кто это сказал.

С. БУНТМАН: Александр.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Но тут вот такое дело. Вот это да, именно об этом, собственно, речь.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Я спрошу, может быть, то, что не входит в вашу компетенцию, но поскольку вы сами знаете слухи про здоровье Владимира Владимировича разнообразные, как вы его нашли с точки зрения, как это сказать, реакции, с точки зрения раньшего Путина?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Абсолютно нормально.

С. БУНТМАН: Точно он?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Абсолютно.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Нет, это другой. Сидел человек, который понимал, что ему говорят?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Я тут увидел, тут опубликовали, что это точно не я.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Так два двойника встречались, конечно.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Да, два двойника. Что это даже не я, а не то, что не он. Но если без дураков, не валять дурака, абсолютно нормальный. Такой, как был раньше, такой и сейчас.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Такой, как был раньше.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Всегда. Такой был, как всегда.

С. БУНТМАН: То есть все узнаваемо, да?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Абсолютно нормально. Все что я видел, я могу серьезно вам все сказать, поручиться. Абсолютно нормально. Не надо ничего выдумывать.

С. БУНТМАН: Еще один медицинский вопрос. Карантин проходили?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Да.

С. БУНТМАН: Долго?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Три дня.

С. БУНТМАН: Оптимизация ковида. Вот мы конкретизировали несколько вот эти 10 миллионов. Как-то конкретизируются они технологически у вас, да, как собрать их?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Ну да. Там есть люди, которые этим занимаются. Есть опросы. Там есть в интернете опросы. Вон Лев Пономарев свой опрос.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Да, Лев Пономарев поддержал этот процесс, это правда.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Это уже несколько недель.

С. БУНТМАН: Но у меня еще один вопрос такой, потому что очень много пишут о нереальной планке, которую вы. А вот если будет собрано 8 миллионов…

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Тогда встретимся и поговорим.

С. БУНТМАН: А вот тогда будет разговор.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Вот тогда поговорим.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Григогий Алексеевич, а какой срок сбора?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: До 1 декабря.

А. ВЕНЕДИКТОВ: До 1 декабря? За месяц.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Не за месяц. Мы 2 или 3 недели назад об этом начали говорить.

А. ВЕНЕДИКТОВ: У нас две минуты. Я хотел бы задать вам вопрос. Естественно, не могу. Чему нас учит Махачкала, то, что случилось в Махачкале?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Страшное и серьезное дело. Я опубликовал заявление на эту тему. И очень бы просил посмотреть его, потому что это была очень непростая история.

Самое главное то, что межнациональные конфликты такого рода – это вообще путь к краху, причем самому отвратительному краху.

Второе. Это существует в России и напрягается в России в связи с развитием этой ситуации, в связи с СВО, в связи с тем, что происходит в Израиле, в связи с тем, как меняется мир. Эта штука начинает нарастать. Россия – абсолютно многонациональная страна.

Третье и самое такое. Это кто-то сделал умышленно. И я думаю, что это сделано умышленно внутри. И что вот эти все разговоры, что это какие-то там американцы, я не могу поддерживать, я это не считаю. А я думаю, что кто-то разыграл этот сюжет. И если внимательно анализировать его, то можно увидеть, специалисты быстро увидят, кто и откуда это шло.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Кремлю выгодно?

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Нет, им это совершенно не нужно. Поэтому там относительно жесткая реакция. Но это как Пригожин. Это что-то такое. И смотрите, то было, теперь вот это. Это кто-то вот это делает. Это…

А. ВЕНЕДИКТОВ: Внутри.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Да. Да, внутри. Я так думаю. У меня нету доказательств.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Ваше мнение.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Вы меня спросили мнение. Я вам сказал, это кто-то делает внутри. И я хочу очень четко подчеркнуть, очень важно, чтобы власти нашли это обезвредили это и дали такой урок, чтобы никто никогда больше ничего подобного в обозримом будущем не делал. Потому что это не только касается семитов, это не в этом совсем дело.

С. БУНТМАН: Это взрыв может быть.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Да-да. Это другая тема. Это межнациональный конфликт внутри России и межрелигиозный. Вы в Москве это найдете по вопросу о мечетях. Пожалуйста, легко.

С. БУНТМАН: Григорий Явлинский. Спасибо большое. Спасибо всем, кто смотрел, задавал толковые вопросы и выдвигал толковую критику.

А. ВЕНЕДИКТОВ: И есть вопросы в Фейсбуке. Я собрал и передам тогда.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Пожалуйста.

А. ВЕНЕДИКТОВ: И то, что вы ответите, мы опубликуем.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Да, пожалуйста. А я буду рад, если вы почитаете большую книжку.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Я прочитаю. Я у вас отнял ее.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Да, да, где сказано все, что мы говорили про Украину за много лет, почти за 10 лет.

С. БУНТМАН: Ну, обменялись книжками, отлично. До следующего разговора.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Да, спасибо большое.

С. БУНТМАН: Всего доброго.

Г. ЯВЛИНСКИЙ: Спасибо.