История — это не учительница, а надзирательница:
она ничему не учит, но сурово наказывает
за незнание уроков.
В. О. Ключевский
30 лет назад, 8 декабря 1991 года, три человека, представлявших Российскую Федерацию, Украину и Республику Беларусь, подписали в Беловежской пуще соглашения, которые официально оформили распад СССР. Однако распад начался раньше — когда на фоне стремительных изменений на стыке 1980-х и 1990-х годов фактически все высшее советское руководство продемонстрировало непонимание духа времени и свое полное несоответствие вызовам эпохи.
ГЛАВНОЕ И ВТОРОСТЕПЕННОЕ
Шел 1989 год. Я заведовал сводным экономическим отделом Комиссии по экономической реформе Совмина СССР. В стране ухудшалась экономическая ситуация и набирали силу дезинтеграционные политические процессы. Все более сложным становилось взаимодействие между центром и республиками. Союзный договор 1922 года был основой тоталитарного управления государством, в то время как в конце 1980-х в Советском Союзе уже пробивались первые ростки демократии, появилась свобода слова. Все явнее становились признаки архаичности и неэффективности государственной конструкции, созданной большевиками (1). Состоялся первый Съезд народных депутатов СССР, проходили первые, еще не свободные, но заметно отличавшиеся от безальтернативных советских выборы в верховные советы союзных республик. Стало отчетливо ясно: пришло время реформировать отношения центра с республиками, менять правила совместной жизни.
Осенью 1989 года я доложил эти соображения председателю правительства СССР Николаю Рыжкову и его заместителю Леониду Абалкину, подчеркнув, что для сохранения экономики страны необходим новый союзный договор. На тот момент, работая непосредственно с руководителями правительств союзных республик, я знал, что к движению в этом направлении многие республики уже были готовы. Я попросил Рыжкова обсудить подготовку и заключение нового союзного договора с генеральным секретарем ЦК КПСС Михаилом Горбачевым.
Спустя несколько месяцев, вновь докладывая текущие вопросы Рыжкову, я позволил себе напомнить о моей просьбе переговорить с Горбачевым о необходимости нового союзного договора. «Михаил Сергеевич очень занят. У него визиты, очень много зарубежных делегаций, пленумы ЦК, секретариаты, заседания Политбюро…» — сказал мне председатель правительства. Возвращаясь по кремлевскому коридору к себе в кабинет, я думал о том, что может ждать нашу страну, когда первые ее руководители не отличают главное от второстепенного. И ничего хорошего на ум не приходило.
Таким образом, поскольку к началу 1990 года вопрос обновления основы политической интеграции Союза не рассматривался как ключевой, исторический момент был упущен. Началось отставание от времени.
Вопрос распада политического пространства СССР довольно быстро входил в повестку дня. На этом фоне ухудшалась экономическая ситуация. Я понимал, что в таких условиях особенно важно было сохранить единое экономическое пространство. Так возникла идея подготовки специального экономического договора между союзными республиками. Создание на новых основаниях единого экономического пространства, строительство общей рыночной и конкурентной экономики вместо уже не работавшей плановой казалось мне безусловным велением времени в начале 1990-х, а потому и важнейшим государственным делом. Я полагал, что если экономический союз между республиками будет реализован, то через какое-то время появятся предпосылки и к качественно новому политическому сближению. Тем более уже тогда было очевидно, что мир движется в сторону глобализации. Но высшие советские руководители не понимали этих процессов и хотели повернуть время вспять. Августовский путч 1991 года ярко продемонстрировал это тотальное непонимание времени и несоответствие эпохе.
ЭКОНОМИЧЕСКИЙ СОЮЗ
Сразу после провала ГКЧП Борис Ельцин и Михаил Горбачев предложили мне войти в состав Комитета по управлению народным хозяйством СССР. В качестве одного из трех заместителей председателя комитета я занимался всеми текущими экономическими вопросами в стране. Кроме того, я отвечал за подготовку проекта экономического договора. Вместе со мной над проектом договора и разработкой ряда конкретных экономических соглашений по его реализации работали лучшие специалисты аппарата Совмина СССР.
Фото 1: Участники церемонии подписания Договора об Экономическом сообществе. Москва, Кремль. 18 октября 1991 года. Фото 2: Газета "Известия", 19 октября 1991 года
Москва, Кремль. 18 октября 1991 года
И вот 18 октября 1991 года в Кремле главы восьми тогда еще союзных республик, а также первый и последний президент СССР подписали Договор об экономическом сообществе (2) (через несколько дней к договору присоединилась Украина — свою подпись поставил украинский премьер-министр, а три балтийские республики подписали протокол соглашения в качестве наблюдателей). В договоре и соглашениях к нему речь шла среди прочего о банковском союзе и рубле как общей валюте, открытых границах и едином таможенном пространстве, общей зоне свободной торговли и согласовании законодательства по приватизации — всего 59 статей на 12 страницах.
Европа к такой модели взаимодействия, к такому уровню интеграции пришла лишь спустя десять лет. У России же и других бывших республик СССР возможность пойти по пути современной для того времени интеграции была еще осенью 1991-го. Движение именно в этом направлении потенциально могло преобразовать центробежные устремления республиканских элит в энергию созидания, а не распада. Ведь речь шла не о политическом контроле из центра, а о реализации экономического потенциала, который несет интеграция. В отличие от европейцев, перед нами не стояло задачи решать фундаментальные проблемы объединения экономик. У нас уже была основа для интеграции: почти семь десятилетий действовала общая советская экономическая система, сложился во многом схожий менталитет. В этой ситуации проще и гораздо эффективнее было построить на принципиально новых основаниях одну общую экономическую систему, чем пятнадцать разных. Это был бы естественный, менее болезненный и гораздо более перспективный переход от советской модели экономики к свободному рынку, частной собственности, реальной конкуренции.
Газета «Известия» от 17 сентября 1991 года
Обсуждать какие-то политические договоренности между почти уже бывшими союзными республиками осенью 1991 года было бессмысленно. Во-первых, потому что согласовывать и подписывать новые договоренности могла только та же высокопоставленная партийная номенклатура (собственно, она и оставалась у власти практически во всех республиках после падения коммунистической системы), представители которой в силу своего ограниченного понимания были просто неспособны прийти к новой политической модели взаимодействия. Во-вторых, после августовского путча в республиках чувствовалось глубокое разочарование в советской системе, и новый союзный договор должен был предложить принципиально новое политическое устройство. В-третьих, ситуация на всем постсоветском пространстве требовала принятия немедленных мер по реанимации экономики, а для этого необходимо было в первую очередь экономическое соглашение. Другими словами, решение о сохранении обновленного Союза на тот момент состояло в заключении экономического договора, который в случае успеха через какое-то время имел бы и политические перспективы.
«РОССИЯ ПОЙДЕТ ОДНА, ОНА НЕ МОЖЕТ ЖДАТЬ»
Но политическое руководство России не собиралось реализовывать подписанные в Кремле соглашения. В начале октября, за несколько дней до подписания Договора об экономическом сообществе, у меня состоялась беседа с Ельциным. Борис Николаевич обсуждал со мной новую экономическую политику. Я спросил, будут ли координироваться вопросы экономического развития с другими республиками, на что Ельцин прямо сказал: «Россия пойдет одна, она не может ждать». А уже 5 ноября помощник Ельцина Геннадий Бурбулис пригласил меня в Белый дом и предложил возглавить правительство РСФСР. На мой вопрос, какая будет экономическая программа, Бурбулис ответил, что Россия будет действовать самостоятельно, а в самые первые дни 1992 года будет одномоментно почти полностью снят контроль за ценами. Я сказал, что это авантюра, которая спровоцирует высокую инфляцию и приведет к резкому спаду производства. Объяснил, что у меня совсем другие представления о том, что необходимо делать, и отказался от предложенного поста. В январе 1992-го «отпустили» цены, гиперинфляция к концу года действительно составила 2600%, а ВВП в последующие три года снизился на 39%.
Экономическая ситуация в стране к концу 1991 года была крайне тяжелая: повсюду царил хаос, дефицит практически всех товаров стал нормой. Тем не менее работал черный рынок и продукты питания были доступны, голод стране не грозил, а годовая инфляция в декабре не превышала 12%. Кроме того, уже был разработан отечественный план реформ — «500 дней» (3). Эта программа была подготовлена в 1989–1991 годах группой российских специалистов и после тщательного обсуждения поддержана авторитетными экономистами мирового уровня. В основе программы лежали малая и средняя приватизация за счет сбережений населения и, как результат, сбалансирование спроса и предложения, а также создание среднего класса предпринимателей и реализация Экономического договора. Правда, у «500 дней» не было реальной поддержки в Вашингтоне. Вероятно, это было связано с тем, что наша экономическая программа в перспективе могла привести к восстановлению некоего обновленного союза, а геополитические расчеты руководства США такого развития не предполагали, поэтому за этим планом не стояли кредиты МВФ (4). В том числе по этим причинам отечественная концепция реформ была отвергнута Ельциным и к реализации была принята другая программа — так называемый вашингтонский консенсус. Исполнителем этого плана согласился стать Егор Гайдар.
Разработчики программы «500 дней»: крайний справа — Григорий Явлинский, третий справа — Михаил Задорнов, третий слева — Сергей Зверев, крайний слева — Алексей Михайлов
Меня тогда часто спрашивали, что будет, если одномоментно отделить все республики от России. Для меня сам этот вопрос звучал дико: зачем намеренно разрывать существовавшую десятилетия кооперацию? Но окружавшие Ельцина политики-радикалы настаивали, что если не разорвать на части компартию и КГБ, то не получится ликвидировать союзный центр. Я же считал, что центр следовало сохранить, поскольку общую экономику необходимо перестраивать, а не рвать на части. Мне как экономисту и просто гражданину своей страны намеренная дезинтеграция казалась абсурдной и противоестественной. В декабре 1991 года Комитет по управлению народным хозяйством СССР прекратил свое существование, и я вскоре уехал со своей командой в Нижний Новгород, где вместе с только что назначенным нижегородским губернатором Борисом Немцовым занялся региональной реформой.
Подписание Беловежских соглашений. 8 декабря 1991 года. За столом сидят: слева — Витольд Фокин и Леонид Кравчук (Украина), в центре — Станислав Шушкевич и Вячеслав Кебич (Республика Беларусь), справа — Борис Ельцин и Геннадий Бурбулис (Российская Федерация)
Подписанным 18 октября 1991 года в Кремле соглашениям об экономическом сотрудничестве так и не дали реализоваться. А уже в декабре в Беловежской пуще идея экономического договора была уничтожена окончательно. Россия пошла одна. Результатом стала полная конфискация сбережений у населения, тотальное обнищание граждан, а затем, естественно, криминальная приватизация.
ПОНИМАТЬ ВРЕМЯ
После победного завершения Отечественной войны 1812 года Россия вплотную подошла к отмене крепостного права. В 1816–1819 годах сразу в нескольких российских губерниях была отменена личная крепостная зависимость. Царь Александр I намеревался отказаться от крепостного права повсеместно. Это могло стать началом модернизации всего государства. Но российское самодержавие не поняло требования времени и смысла исторического момента и не решилось на этот шаг. На распространявшиеся устремления освободиться от крепостной зависимости самодержавная власть ответила народу буквально: «Бог подаст» (в манифесте об окончании войны от 30 августа 1814 года Александр I написал: «А крестьяне, добрый наш народ, да получат мзду свою от Бога»).
Процесс был прерван на 42 года. Уже в 1825 году произошло восстание декабристов в Петербурге. Один из мятежников, декабрист Александр Бестужев, писал Николаю I из Петропавловской крепости: «…Наполеон вторгся в Россию, и тогда-то народ русский впервые ощутил свою силу; тогда-то пробудилось во всех сердцах чувство независимости, сперва политической, а впоследствии и народной. Вот начало свободомыслия в России». А другой современник тех событий, член тайной организации декабристов «Союз благоденствия» Николай Тургенев, в 1826 году уехавший в Англию и осужденный заочно, отмечал: «Когда неприятель ушел, крепостные крестьяне полагали, что своим героическим сопротивлением французам, мужественным и безропотным перенесением для общего освобождения стольких опасностей и лишений они заслужили свободу. Убежденные в этом, они во многих местностях не хотели признавать власть господ».
Спустя десять лет вопрос о будущем развитии страны был замещен, с одной стороны, борьбой за власть и идеей цареубийства, а с другой — виселицами и каторгой для политических оппонентов. Потом были новые войны на Кавказе, на юге и в Средней Азии. В итоге крепостное право было отменено императором Александром II лишь в 1861 году, после поражения России в Крымской войне. Исторический момент был упущен, маховик истории было не остановить: народовольцы, большевистский переворот 1917 года и десятилетия красного террора — вот плата за непонимание истории и времени.
У каждого времени есть свой смысл, в соответствии с которым надо действовать, и тогда в случае успеха решения могут быть эффективными, их результат — долговременным, достижения — стратегическими. Если не понимать, не чувствовать время, неизбежны тяжелые ошибки.
В конце 1980-х советские реформаторы не осознавали необходимости нового союзного договора для обновления и сохранения государства, что привело к распаду СССР. В 1991 году новое российское руководство не понимало первостепенной важности подписания экономических соглашений, сохранения и использования потенциала интеграции, в результате чего в этот критический для будущего момент вся политика свелась к национализму и кулуарным договоренностям республиканских верхушек о разделе страны. Последствия радикальной дезинтеграции на скорую руку в Беловежской пуще и отказ от экономического договора сказываются по сей день, но это ошибки, которые невозможно исправить.
Вот и сегодня высшие российские элиты не понимают, что диктуемый историей и временем путь вперед для России — это не какая-то выдуманная «отдельная цивилизация», не попытка пристроиться к чуждому нам азиатскому партнеру и не бесконечное бряцание оружием перед ближайшими соседями, что в любой момент может обернуться реальной войной. Нет, эволюционное движение для нас — это, несмотря ни на что, постепенное, но неуклонное сближение с Европой сначала в экономической сфере, а со временем и в политической. Если такого сближения не произойдет в ближайшие 20 лет, наше государство ждут уже необратимые последствия.
Саммит Ассоциации государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН). 15 ноября 2020 года. Ханой // REUTERS/Kham
В ноябре 2020 года в Ханое на саммите Ассоциации государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН) 15 государств (Бруней, Вьетнам, Индонезия, Камбоджа, Лаос, Малайзия, Мьянма, Сингапур, Таиланд, Филиппины, Австралия, Китай, Новая Зеландия, Южная Корея и Япония) после девяти лет подготовки подписали соглашение о создании Всестороннего регионального экономического партнерства — зоны свободной торговли (ВРЭП/RCEP) (5). На долю этих стран Юго-Восточной Азии и Океании приходится 32% мирового ВВП, что в сумме исчисляется 28 трлн долларов. Таким образом, был сформирован крупнейший экономический блок в мире. Конкурировать с такой мощью может разве что Северная Америка. Европа после «брекзита», на фоне миграционного кризиса и набирающего силу на континенте крайне правого популизма находится в тяжелой политической и экономической ситуации. В этих условиях шанс обрести качественно новую перспективу, новый прилив экономических сил у Европы появится только при всестороннем сотрудничестве с крупным и сильным партнером. Когда единственно возможным партнером для европейцев останутся США и возникнет американо-европейское экономическое объединение, по своим параметрам сопоставимое с ВРЭП, Россия окажется буквально между молотом и наковальней, зажатая между двумя противостоящими экономическими блоками — американо-европейским и азиатским. Тогда наша страна будет уже не субъектом глобальной политики, а объектом, за территорию и ресурсы которого будет идти борьба.
Именно поэтому Россия заинтересована в интеграции с Европой. В этом случае у нас появится надежная перспектива сохраниться и развиваться как современная страна на прочном фундаменте своих исторических особенностей и культурного своеобразия. Именно в российско-европейской интеграции содержится не только решение проблемы отношений России и Украины, но и путь к безопасному и благополучному будущему для самой России и для Беларуси. (6)
Да и философия европейского развития подразумевает расширение, которое теперь возможно только в одном направлении — на восток. В этом контексте становление российско-европейского мира, основанного на ценностях, свободе, уважении к человеку, жизни без страха, обуздании технического прогресса, опережающего сегодня человеческое сознание, можно назвать главным политическим смыслом первой половины ХХI века. Это не вопрос оценки возможностей в текущей политической ситуации, не вопрос идеологии. С точки зрения большой экономики и безопасной политики интеграция — это как законы природы, объективная реальность, которая существует вне зависимости от нашего отношения к ней. Мы же можем либо учитывать и использовать эту реальность, опираться на нее и идти вперед, либо проигрывать. При этом речь, конечно, идет об интеграции на основе общего понимания прав и свобод человека, реальной демократии и фундаментальных принципов государственного устройства, таких как разделение властей, независимость правосудия, неприкосновенность частной собственности. Это не интеграция по типу членства в ВТО или даже участия в Таможенном союзе. Это стратегия формирования третьего глобального центра силы — российско-европейского — наряду с центрами в Северной Америке и Азии.
«Задача государственного деятеля — слышать шаги Бога, шагающие по истории, и стараться цепляться за Его фалды, когда Он проходит мимо», — писал первый канцлер Германской империи Отто фон Бисмарк. У истории есть содержание, и политик обязан его понимать, обязан чувствовать момент и суть времени. Непонимание этого, несоответствие действий требованиям времени приводят к таким катастрофам, как утрата государства. В ХХ веке Россия пережила это дважды — в 1917 и 1991 годах. И если уроки истории так и не будут поняты и выучены, нам придется расплачиваться и в ХХI веке.
(1) Явлинский Г. А. Ложь и легитимность // Новая газета. 15 февраля 2012. Доступ (проверено 29.11.2021).
(2) Договор об экономическом сообществе от 18 октября 1991 г. // Правительственный вестник. 1991. № 42. С. 1-3. Доступ (проверено 10.11.2021).
(3) Переход к рынку. Концепция и программа // Эпицентр, Москва, 1990 год. Доступ (проверено 16.11.2021).
(4) Как и тогда, считаю, что руководство России должно было настаивать на собственной программе. Авторитет России в мире в то время был настолько высок, что мы, без сомнения, могли получить необходимые кредиты под нашу собственную программу, которая гораздо лучше отражала реалии постсоветской экономической ситуации. Непонимание сути необходимых экономических реформ, нежелание в этом разбираться и неверие в свои силы привели к реализации ошибочного для России плана.
(5) Страны АСЕАН подписали крупнейшее соглашение о свободной торговле // Интерфакс. 15 ноября 2020. Доступ (проверено 20.11.2021).
(6) Явлинский Г. А. Об историческом будущем России и Украины // Официальный сайт Григория Явлинского. 19 июля 2021. Доступ (проверено 20.11.2021).
