13 июля всего лишь во второй раз за два года после присоединения Крыма к России собрался совет Россия - НАТО: до апреля взаимодействие было совсем заморожено, стороны ограничивались взаимными обвинениями. Российская не может простить НАТО расширения на восток, непосредственно к нашим границам, и этим объясняет молниеносную войну с Грузией 2008 года, крымскую новеллу и бои на востоке Украины. Как угроза воспринимается размещение натовских баз ПРО в Польше и Румынии. Запад в шоке от военных действий Москвы, полагая, что они разрушают общеевропейскую архитектуру безопасности, сложившуюся после Второй мировой войны и оформленную Хельсинкскими соглашениями 1975 года: те закрепляли принципы территориальной целостности и нерушимости границ. В то же время НАТО уверяет, что его система ПРО не нацелена на Россию, как и вся деятельность альянса.
Но сколько бы ни спорили Москва и Брюссель о причинах и следствиях, доверия не прибавляется. В последние два года по обеим границам мы видим наращивание оборонных расходов и военного присутствия (буквально на последнем саммите НАТО 8-9 июля одобрено размещение в Польше и Прибалтике четырех батальонов численностью по тысяче военнослужащих), регулярные крупномасштабные военные учения, испытания новейшего оружия, в том числе ракетного, нарушения воздушного пространства и опасные сближения в море. Путин анонсирует выпуск десятков межконтинентальных баллистических ракет, которым нипочем никакая система ПРО; американцы обещают разместить в Европе ракеты наземного базирования и развернуть их на российский ядерный потенциал. Россия и США постоянно уличают друг друга в отступлении от договоров о сокращении ракет средней и меньшей дальности, о нераспространении ядерного оружия... Дошло до того, что и в России, и на Западе заговорили о скатывании к Третьей мировой – у нас об этом рассуждал, например, Михаил Горбачев, там - шведский генерал Андерс Бренстрем.
Что, действительно стоит приготовиться к худшему? За разъяснениями мы обратились к Алексею Арбатову, академику РАН, руководителю Центра международной безопасности Института мировой экономики и международных отношений, члену Федерального политического комитета партии «ЯБЛОКО».
«Столкновения могут реально поставить нас на грань вооруженного конфликта»
- Алексей Георгиевич, в чем причины коренного недоверия между нашей страной и НАТО?
- Это очень печальный поворот событий, и мы шли к нему довольно долго. Несмотря на беспрецедентную развязку напряженности после окончания холодной войны не было взаимного понимания, что делать с постсоветским пространством. Часть его вошла в НАТО (Польша, Чехия, Венгрия – в 1999 году, прибалтийские республики, Словакия, Болгария, Румыния, Словения – в 2004 году – ред.), вопреки всем возражениям России, с которой Запад считаться нужным не счел. Насчет остальных стран (Украины, Молдавии и Грузии – ред.) оставалось взаимное непонимание, и никаких прямых разговоров на эту тему не велось.
Сначала Западу было не до этого, он был занят Балканами, Югославией. Для нас это фундаментальный момент. С точки зрения Запада Россия нарушила статус-кво в Крыму и на Донбассе, а с точки зрения России НАТО нарушило статус-кво, когда расчленило Югославию, бомбило ее в 1999 году и оторвало Косово. Когда на Западе приводишь этот пример, они возмущаются, чувствуют себя крайне неловко и от этого возмущаются вдвойне. Они говорят, что Крым и Косово совсем разные вещи, ведь Косово никто к себе не присоединил, а вы, дескать, Крым к себе присоединили. Но мы, слава богу, Киев не бомбили, а вы Белград бомбили. Здесь у нас полное, неразрешимое взаимное непонимание.
Ну а в прошлом десятилетии Россия показала, что считала и считает постсоветское пространство сферой ее жизненных интересов – от варианта доминирования с полным подчинением ей до разговоров о том, что эта сфера очень близка России - экономически, демографически, в плане безопасности - и с российскими интересами должны считаться, что нельзя просто взять и вытолкнуть Россию из этого пространства под предлогом воспрепятствования возрождению большой – царской или советской - империи. После саммита НАТО в Бухаресте в 2008 году, когда было заявлено, что Украину и Грузию приглашают в НАТО, что дверь для них открыта, Россия очень жестко заявила о своей позиции: первый бой, условно говоря, был дан в Грузии в 2008 году, второй - на Украине. Именно Украина стала яблоком раздора, красной линией, последней каплей: российские власти сочли, что она ни при каких условиях не может уйти на Запад, к Европейскому союзу и НАТО, особенно после 2012 года (имеются в виду последние выборы президента – ред.), когда Россия совершила крутой поворот в своей внешней и внутренней политике, перейдя с европейского пути на евразийский. Все, что потом последовало, нам известно.
То, что произошло в Крыму, а потом на Донбассе, на Западе восприняли как недопустимое поведение, как рецидив имперских амбиций России, милитаризма. К Путину, его окружению, его администрации и до этого относились неважно, а тут Запад испугался всерьез. Особенно страны Балтии, которые теперь являются членами НАТО и за которых Запад несет ответственность: по статье 5 Устава Северо-Атлантического альянса, он должен отстаивать их суверенитет и территориальную целостность как свою собственную.
Началось нарастание напряженности и наращивание военной силы и активности с обеих сторон, что привело нас к нынешней очень опасной ситуации, когда вооруженные силы России и НАТО проводят масштабные учения в непосредственной близости друг от друга, самолеты и корабли сближаются на опасное расстояние. Это чревато инцидентами, столкновениями, которые могут нас реально поставить на грань вооруженного конфликта. Впервые за 30 лет вполне возможен вооруженный конфликт России и НАТО с перерастанием в глобальную ядерную войну.
- Как вы себе это представляете?
- Большинство войн после 1945 года начиналось в условиях, когда и та, и другая сторона считали себя обороняющимися и включались в конфликт в силу неуправляемой эскалации. Представьте: в море, Балтийском, Черном или Средиземном, происходит столкновение военных кораблей, причем одна сторона убеждена, что другая сделала это явно специально, и отвечает. Современные вооруженные силы действуют молниеносно, по заранее разработанным планам – и мы включаемся в вооруженный конфликт.
- Мог ли начаться такой конфликт со сбитого Турцией российского бомбардировщика?
- В общем-то, да. Мы сбиваем зенитной ракетой турецкий самолет над Сирией - в ответ на то, что они сбили наш, и опасаясь, что их самолет летит в направлении нашего аэродрома. Эрдоган должен показать своему народу, что не лыком шит, и, например, атакует торпедой наш эсминец в Средиземном море, который стоит там в охранении. Наши гибнут - что мы после этого делаем? Мы наносим удар по аэродрому Инджирлик, где расположена турецкая авиация, американская авиация, а рядом с ними склад тактических ядерных бомб. В ответ Турция и, может быть, кто-то из ее союзников по НАТО наносит удар по нашему аэродрому в Сирии и по нашему пункту материально-технического обеспечения ВМФ в Тартусе - вот и полномасштабный конфликт. Он не возникнет в одном месте, сразу же задействуются силы и на Северном флоте, и на Балтике, и на Дальнем Востоке, столкновения приобретут глобальный характер. Так что не дай бог.
«О дальнейшем расширении НАТО на постсоветском пространстве речи не идет»
- Кажется, ключевой психологический вопрос в наших отношениях с НАТО в том, что они считают нас страной, проигравшей в холодной войне, а мы себя проигравшими не ощущаем.
- На Западе, действительно, многие считали, что Россия проиграла в холодной войне и должна сидеть тихо, смирно, получая их помощь, экономическую и техническую. Вопрос очень спорный, это большое заблуждение Запада, с которым я совершенно не согласен.
- Тем более что не так уж много мы от них получили: какого-то подобия «плана Маршалла» в 1990-х мы не увидели.
- Ну почему. Мы получили огромную помощь, десятки миллиардов долларов - и кредитами, и по программам помощи, связанным с ядерным оружием. Другое дело, что эта помощь не очень-то пошла нам впрок: в силу специфики экономических реформ 1990-х годов большая часть была разворована, другая часть была использована без всякой пользы для развития экономики, она стала распрямляться только с ростом цен на нефть в начале прошлого десятилетия.
Нет, помощь огромная была, не надо. Знаете, у нас, у русских, к сожалению, есть такое качество: когда у нас меняется отношение к другим людям или странам, мы пытаемся очернить даже прежние пожертвования с их стороны: «ничего такого не было, нам этого и не надо». Это очень плохая наша национальная черта.
- Тогда возникает детский вопрос: кто первый начал? Давали или не давали обещание не расширять НАТО на восток? В июне бывший американский посол в России Макфол высказался, что никаких обещаний не было и НАТО надо продолжать расширять, чтобы обуздать Россию.
- Они первые начали. Вообще-то говоря, Горбачеву давали такие обещания. И министр иностранных дел Германии того времени Геншер даже публично выступил по этому вопросу на пресс-конференции, но американцы дезавуировали его заявления и к обещаниям не присоединились. Правда, это были устные обещания, формально соглашение подписано не было, потому что была разрядка, целый комплекс шагов, которые прекратили холодную войну и гонку вооружений, и казалось немыслимым, что после этого НАТО начнет расширяться в сторону Советского Союза.
Идея расширения НАТО на восток возникла еще в 1993 году, с ней тянули, расширение происходило очень медленно и даже нехотя, на Западе боялись испортить отношения с Россией и сначала взамен расширения НАТО странам бывшего соцлагеря предложили программу сотрудничества «Партнерство ради мира». Эти страны уцепились и повторяли: нет, мы чувствуем себя под угрозой, Россия непредсказуема, оттуда периодически звучат разные угрожающие заявления. В конечном счете началось расширение.
Одним словом, если говорить о том, кто первый начал портить отношения и вести себя развязно, нарушать международное право и подавать нам, молодой демократической стране, очень плохой пример, то это, несомненно, Запад и, в частности, США. Югославия, Ирак, потом Ливия раз за разом показывали, что если международное право не совпадает с вашими интересами, его можно похерить (так, бомбардировка Югославии осуществлялась без мандата ООН – ред.), можно лгать, чтобы оправдать вторжение - как с Ираком в 2003 году (США и их союзники вторглись в Ирак, ложно обвинив Саддама Хусейна в разработке оружия массового уничтожения – ред.). И это оказало на нас плохое влияние, многие у нас сделали вывод: «Вон они как себя ведут, нечего быть идеалистами, нам тоже можно, и если наши интересы не совпадают с международным правом, бог с ним, с международным правом. Если нужно сказать неправду, мы тоже можем».
- Год назад глава Пентагона Эштон Картер провозгласил: «Мы будем противостоять России в попытках вернуть прежнюю сферу влияния, такую же, как в советский период». Почему не признать, что постсоветское пространство, действительно, зона особых интересов нашего государства? Насколько адекватно реальности высказывание Картера?
- Это восприятие родилось не на пустом месте. Оно родилось на основе опыта Крыма, Донбасса и Луганска. Оно родилось из довольно противоречивых заявлений с нашей стороны, которые менялись время от времени, но очень многих напугали. Когда говорили о Новороссии, о бедных, страдающих русскоязычных, которых помимо их воли передали Украине, поэтому надо им помочь, вернуть в лоно родины, как это сделали в Крыму. У нас было много разговоров о «русском мире», «разделенной русской нации», многие идеологи, ораторы, как Дугин и Проханов, провозглашали, что нам необходимо снова объединить русских и территории, на которых они живут, даже за пределами Российской Федерации. В частности, Проханов призывал строить «империю обрубков» (я его напрямую цитирую), имея в виду оторвать от соседних постсоветских государств те части, которые тяготеют к России или населены русскоговорящими. Это, конечно, испугало.
На Западе ни у кого не вызывает сомнения наше присутствие и участие в военных действиях на Донбассе, там уверены, что наши войска там воюют, проводили там операции и разгромили украинскую армию. В Иловайске и Дебальцево такие «котлы» устроили, которые ополчение осуществить не может, а наши заявления на сей счет вызывают больше вопросов, чем ответов. Когда у нас говорят, что на востоке Украины действуют добровольцы, а представитель руководства непризнанных республик Захарченко по центральному телевидению благодарит наших военнослужащих-отпускников, которые тысячами уехали туда воевать, начинаются самые серьезные противоречия. У нас, например, есть закон о порядке выезда российских граждан за рубеж, по которому военный не может, воспользовавшись отпуском, поехать повоевать там, где ему вздумается, иначе армия бы развалилась. Объяснения с нашей стороны выглядят очень невнятно, сомнительно, хотя значительная часть российской общественности и правящей элиты вполне поддержала бы открытое участие российских вооруженных сил в боях на Донбассе и в Луганске.
Исходя из всего вышесказанного на Западе, особенно в странах Балтии, испытывают серьезные опасения: у них тоже есть русскоязычное население, они боятся – а что если и там будет проведена такая же гибридная операция, как в Крыму, и в один прекрасный день появятся «вежливые люди» в зеленом камуфляже? Что им делать? Мы сами зачастую высокомерно и самонадеянно говорим, что все их армии могут уместиться на маленьком стадионе. Так и есть: если сложить войска стран Балтии, это примерно 15 тысяч человек, да, маленький стадион. Что сказал председатель комитета по обороне в Госдуме адмирал Комоедов по поводу размещения четырех батальонов НАТО [в Польше и Прибалтике]? «До этого они считали, что мы могли захватить всю Балтию за 60 минут. Размещение этих четырех батальонов осложнит нам задачу на полчаса». Если наши политики так формулируют, то как же им не бояться?
А наши учения на западных границах, по 100-150 тысяч военнослужащих, – конечно, это их пугает. Мы исходим из традиционного взгляда: раз мы это делаем на своей территории, никто не должен бояться, это для обороны. Вот четыре батальона НАТО, 4 тысячи человек - это передовой эшелон вооруженных сил США, это акт наступательного характера. А наши три новых армии в европейской части Российской Федерации ни для кого угрозы не представляют, они на нашей территории. Мы зачастую забываем, что они тоже на своей территории батальоны развертывают, это территория их союзников, которая должна защищаться так же, как и своя собственная, они не на чужой территории. Другое дело, что это близко от наших рубежей. Но наши союзники – Южная Осетия, Армения, Киргизия, Таджикистан - тоже являются местом развертывания наших войск, мы тоже часто об этом забываем. Еще у нас есть объекты в Казахстане и Белоруссии, а до недавнего времени были на Украине и в Азербайджане. На территории наших постсоветских союзников тоже есть войска, и мы считаем, что обязаны их защищать. А натовцы считают, что обязаны защищать своих.
- В одном своем интервью глава президентской администрации Сергей Иванов ввиду расширения НАТО обвинил Альянс в нарушении Основополагающего акта с Россией от 1997 года. Разве он не прав?
- И прав, и не прав. Мы не давали обязательств ничего не иметь на территории своих союзников. Речь шла о том, что НАТО на территории членов альянса не будет размещать существенные военные контингенты, вот о чем был подписан этот договор. Но по поводу того, что такое «существенный контингент», договоренностей достигнуто не было. То, что НАТО расширялось, само по себе не противоречит Основополагающему акту. Те же четыре батальона - это близко к одной бригаде, именно это понятие фигурировало в разговорах специалистов как «существенный военный контингент», но пока это не больше бригады.
- В мае Черногорию официально пригласили в НАТО, Сербия в состоянии переговоров о программе индивидуального партнерства, Брюссель приветствует стремление в НАТО Боснии и Герцеговины, Македонии. Более того, на только что прошедшем саммите НАТО снова делались экивоки в сторону Украины, Молдовы и Грузии. Расширение продолжится, несмотря на реакцию Кремля?
- О дальнейшем расширении НАТО на постсоветском пространстве речи сейчас не идет. Приглашения, сделанные на Бухарестском саммите в 2008 году, после которого была война в Грузии, сложены в долгий ящик. Крупные европейские страны не хотят дальнейшего расширения, да это и невозможно: у Украины и Грузии территориальные проблемы и НАТО не станет их принимать, чтобы отвоевывать для них Крым и Южную Осетию.
Что касается Черногории, то она вообще к России никакого отношения не имеет. Там нет никакого «русского мира». В Черногории нет русских, и в Сербии тоже, так зачем нам быть большими сербами или черногорцами, чем они сами? НАТО потихонечку приберет под свое крыло балканские страны, где ситуация напряжена и чревата последствиями, особенно в Боснии и Герцеговине. Чтобы помирить их между собой, чтобы они не устроили какую-то новую заваруху.
И потом, если к нам, в Договор о коллективной безопасности (России, Белоруссии, Армении, Казахстана, Киргизии, Таджикистана – ред.), попросится, скажем, Азербайджан или Грузия, мы что, будем отталкивать? Наверное, нет. И Запад военного сопротивления этому тоже, в общем-то, не будет оказывать. Просто у нас союзники немного другого типа. Никто из наших ближайших союзников не признал независимости Южной Осетии, мы тогда вышли из Договора о сокращении обычных вооружений в Европе, но вслед за нами никто из него не вышел. Никто из них не признал, что Крым - российская территория, даже Белоруссия с Арменией. Хоть они и проголосовали против резолюции ООН, которая назвала крымский референдум нелегитимным, но дальше этого никто не пошел. Мы хотели разместить в Белоруссии военно-воздушную базу - Лукашенко нам отказал. В общем, все они ведут свою игру и отнюдь не поддерживают нас во всем, что мы делаем. Потому что мы с ними не советуемся, а потом говорим: вы должны быть с нами; а нам отвечают: нет.
«В прошлом тупики случались много раз, и через какое-то время мы из них выходили»
- Алексей Георгиевич, еще один камень преткновения в наших отношениях с НАТО – их система противоракетной обороны. Открывая базу ПРО в Румынии, закладывая аналогичную в Польше, натовцы уверяют, что они не нацелены на Россию, наши этому не верят…
- Ракетная оборона, которая развернута в Европе, в самих США, на Тихом океане, в обозримый период, насколько мы можем прогнозировать, никакой угрозы для нашего потенциала ядерного сдерживания собой не представляет. То есть если мы нанесем ракетно-ядерный удар по США, то их ПРО ослабит его мощь, может, на 1–2%. Но ответным американским ядерным ударом нас сотрут с лица Земли, вернее, мы друг друга сотрем с лица Земли, и ПРО никакой роли играть не будет. Она рассчитана на отражение одиночных и малочисленных групповых ударов, причем довольно примитивных ракет, которых давно уже нет ни у России, ни у США. Кстати, мы тоже развертываем массированную систему противоракетной и противовоздушной обороны – систему воздушно-космической обороны, но в случае, не дай бог, столкновения России и США, России и НАТО, она тоже не будет играть никакой существенной роли.
Что реально беспокоит профессионалов? Что американская система ПРО, как говорится, с открытым продолжением, мы не знаем, что будет через десять лет, и наша позиция обоснованна. Мы говорим: давайте договоримся, сколько вам нужно противоракет против Ирана и Северной Кореи, пятьсот? Мы их не боимся, потому что пятьсот противоракет, особенно если они будут располагаться не очень близко от наших стратегических баз, для нас угрозы не представляют. На это нам говорят – нет, мы вышли из договора по ПРО (в 2002 году – ред.), больше никаких ограничений: внутри США есть иллюзия, что так можно защититься. Кстати говоря, большинство наших граждан уверены в том же: ведь есть С-300, С-500, они не понимают, что при катастрофе в отношениях двух сверхдержав и они защитить не смогут. На нынешнем уровне технического развития создать противоракетную оборону против ядерной сверхдержавы нельзя.
Как мы будем договариваться о сокращении стратегических вооружений - вот в чем проблема. Поскольку у нас нет определенности в отношении американской системы ПРО, мы отказываемся от дальнейшего сокращения. Они предлагают нам: давайте еще на треть. Но тут упираются наши ведомства: нет, раз они не дают нам обязательств, почему мы должны брать на себя дополнительные обязательства и еще на треть сокращать стратегические силы? В этом плане ПРО является проблемой, созданной американцами, их необъяснимым, необоснованным упорством, нежеланием обсуждать никакие ограничения.
Самое парадоксальное: все, что они сейчас развернули – и на своей территории - в Калифорнии, на Аляске, и в Европе – в Польше, Румынии, - все это вполне укладывалось в договор по ПРО, который заключили в 1972 году и из которого они вышли. Он допускал развертывание дополнительных, ограниченных систем ПРО, в пределах ста антиракет. Сейчас они хотят иметь пятьдесят и больше пока не планируют: это, скорее, оперативно-тактическая ПРО, не стратегическая. В общем, парадокс в том, что они вышли из договора, создали серьезные трудности для контроля над вооружениями - и теперь, и в будущем, а на деле никаких «звездных войн» не развернули, ничего такого грандиозного не светит и даже не обсуждается.
- Путин говорит: выход США из договора о ПРО – краеугольный камень в наших отношениях. Но, как видим, в этом сюжете пока ничего не меняется. Какие же события подвели к возобновлению работы совета Россия - НАТО?
- Обе стороны стали чувствовать, что мы слишком далеко заходим, что мы возвращаемся к временам холодной войны. Мы можем действительно вступить в вооруженный конфликт с друг другом, а учитывая, что у нас ядерные арсеналы, - с непредсказуемыми последствиями. Появилось желание с двух сторон все-таки начать диалог, потому что дальнейшая эскалация прямо угрожает вооруженным конфликтом, которого не хочет никто. Маленькие страны, от которых вообще ничего не останется даже при локальном конфликте, без применения ядерного оружия, тоже этого не хотят. Решение Варшавского саммита (о размещении четырех батальонов в Польше и Прибалтике – ред.) - это мера, чтобы успокоить эти страны: не бойтесь, на вашей территории стоит по батальону, если на вас нападут, НАТО будет вас защищать. Это символический жест, они хотели бы этим ограничиться. Мы бы тоже хотели, чтобы этим ограничилось. И если мы сейчас быстро договоримся о снижении напряженности, военной активности, думаю, что до этого и не дойдет: пока принято только политическое решение [о размещении батальонов НАТО], до его практической реализации еще немало времени.
- Вы считаете, то, что мы наблюдаем, начало выхода из тупика?
- В прошлом у нас эти тупики случались много раз, и через какое-то время мы из них выходили. Периодически переговоры заходили в тупик, мы обвиняли друг друга во всех грехах и говорили: все, конец. Начало 1980-х, американские ракеты средней дальности в Европе, «Першинги» и «Томагавки» - это было пострашнее нынешней ПРО: короткое подлетное время, большая точность, могли выбить внезапным ударом все руководство, политическое и военное. Страшно было, был такой тупик: все переговоры прекратились, напряженность невероятная; потом потихонечку сели за стол, возобновили переговоры и решили эту проблему. И до сих пор Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности в силе, хоть и обвиняем друг друга в его нарушениях, никто, слава богу, из него не выходит.
Было бы политическое желание, и специалисты за два дня договорились бы по договору о ПРО. Но пока политического желания нет ни с той, ни с другой стороны. Над американцами не капает, у них военный бюджет, между прочим, в десять больше нашего, не говоря уж о НАТО в целом. Американские высокие технологии опережают нас практически по всем линиям. С 2020 года они начнут программу модернизации своих стратегических ядерных сил, потратят на это триллион долларов за 25 лет и, уверяю вас, все сделают хорошо. Так что, не сдавая наших позиций, отстаивая свои интересы, обязательно нужно вести диалог. Альтернатива диалогу – напряженность, конфронтация, а в конечном итоге, может быть, даже ядерная война, после которой никого не останется.
- Наша сирийская операция могла стать причиной возобновления диалога России и НАТО?
- Могла. Наше активное участие в Сирии, конечно, произвело впечатление. Поначалу они не хотели иметь с нами никакого дела, потом сказали: ну, давайте договоримся, чтобы не перестрелять друг друга. А теперь все больше говорят: давайте все-таки координировать действия, чтобы справиться с «Исламским государством»* и другими террористами. Но до определенных пределов.
Мешает вопрос Украины: из-за украинской проблемы против нас очень серьезный настрой. Переключиться на взаимодействие в Сирии, оставив кровоточащую занозу в виде Украины, Донбасса и Луганска, не получается. Если бы не было проблемы Украины, я вас уверяю, мы бы уже сейчас проводили совместные операции, была бы совсем другая картина. Опять же, если бы было желание, политическая воля и деньги, думаю, что за несколько месяцев можно было бы решить украинскую проблему, во всяком случае полностью урегулировать конфликт на Донбассе и в Луганске. Крым - дело гораздо более долгое и трудное, но основные-то санкции связаны с Донбассом и Луганском.
- Но совсем недавно на востоке Украины возобновились бои.
- Это новое обострение показывает, что сам по себе конфликт не рассосется, надо предпринимать общие усилия, чтобы претворить Минские договоренности в жизнь. Все-таки думаю, что крупномасштабному конфликту конец. Хотя периодическое обострение, локальные передвижения, обстрелы и гибель людей, к сожалению, возможны. Решить проблему можно, только если по резолюции Совета Безопасности ООН в коридор между Донбассом с Луганском и Украиной ввести мощные международные миротворческие силы – на бронетехнике, с вертолетами, беспилотниками, артиллерией. Тогда боям будет разом положен конец, никто и не пикнет. Также в свое время поступили на Кипре, разделив турков и греков, и там уже почти полвека царят мир и спокойствие. Надеюсь, что по Украине подвижки к этому есть. Хорошо уже, что согласились, что можно вооружить наблюдателей ОБСЕ. Само по себе это ничего не даст, но это первый шаг к тому, чтобы ввести туда вооруженные контингенты, которые бы надежно разделили воюющие стороны.
* Запрещенная в РФ террористическая организация