«Очнулся я в темноте от нестерпимой боли, связанный по рукам и ногам и оглушенный множеством непривычных звуков… Мне было так худо и тошно, так ныло всё тело и мутилось в глазах, что не скоро еще, ловя обрывки мыслей и вновь теряя их с каждым новым приступом острой боли, я сообразил, что связан… Стоило мне до конца осознать свою беду, как меня захлестнуло черное отчаяние». «Похищенный». Роберт Льюис Стивенсон.
В прошлом номере «Псковская губерния» кратко упомянула об истории похищения Леонида Развозжаева – помощника депутата Государственной Думы РФ Ильи Пономарёва. Одним из первых, кому удалось встретиться с Леонидом Развозжаевым в следственном изоляторе «Лефортово», был член Общественной наблюдательной комиссии Москвы, правозащитник Валерий Борщёв.
Валерий Борщёв согласился ответить на вопросы «Псковской губернии».
«Лефортово готовится к прибытию новых политических заключенных»
- Валерий Васильевич, когда вы и ваши коллеги на прошлой неделе посетили Лефортовскую тюрьму, то обнаружили, что там идет евроремонт, после чего вы решили, что тюрьма ФСБ готовится принять партию оппозиционеров.
- У нас сложилось такое впечатление. В тюрьме действительно идет серьезный ремонт, дабы ее условия во многом соответствовали европейским стандартам. На наш взгляд, предполагаются аресты, и в Лефортово будут содержаться политические заключенные, а представители международных организаций – Совета Европы, Комитета против пыток ООН и других – имеют право посещать тюрьмы и смотреть, в каких условиях содержатся арестанты.
Так вот, наши власти готовятся к тому, что заключенных будут посещать, и условия должны быть приближены к европейским стандартам. Мы это расцениваем так: тюрьма готовится к прибытию новых политических заключенных.
- Кто-нибудь из сотрудников тюрьмы намекал на то, что такое возможно?
- Нет, такие вещи они не говорят.
- Многие теперь пишут, что Леонида Развозжаева выкрали украинские спецслужбы и доставили в Брянскую область. Но ведь, судя по всему, Развозжаев не видел этих людей. И как он определил, что его везли именно через Брянск?
- В Киеве его схватили четыре человека. Трое были в масках, а один – без маски. При случае Развозжаев его бы опознал – если бы действительно было серьезное расследование и исследовались записи тех камер, которые были установлены вокруг того места, где его похитили. Можно найти тех людей, кто его похищал. У Леонида Развозжаева сложилось впечатление, что это были украинцы. Это, конечно, не стопроцентно… Когда микроавтобус пересек границу с Россией, – похитители ушли, передав Развозжаева в другие руки.
- То есть, когда упоминается Брянск – это только предположения Развозжаева.
- Он так рассчитывал по времени, основываясь на том, сколько времени они ехали от Киева. Это было примерно пять часов. Скорее всего, это был Брянск.
- В блоге Развозжаева незадолго до похищения, утром 19 октября, появилась такая запись: «Если в ближайшее время я буду задержан, или со мной произойдёт что-то нехорошее, не верьте ничему, что бы они не сказали плохого обо мне. Я в здравом рассудке и трезвой памяти…». У вас в личной беседе с Развозжаевым какое впечатление сложилось? Он адекватен? Ему можно верить?
- По поводу блога мы его не спрашивали. Он ли это писал или кто-то другой – не знаю, но в разговоре с ним у нас сложилось впечатление, что ему можно верить, потому что было множество моментов, когда он мог бы пофантазировать. Например, он мог бы рассказать, что его били. А он сказал, что нет, не били. Он ответил: «Были легкие тумаки, но я – боксер, и это для меня ничего не значит».
В его ситуации придумать что-то и изобразить из себя жертву избиения было очень легко, но он на это не пошел. И дело не в том, что не осталось следов. Бить можно очень профессионально, и следов не останется. Есть такая методика у правоохранительных органов. Когда Развозжаев говорил, речь у него была несколько заторможена. Он был подавлен, он был невероятно усталым, и в этом состоянии, конечно, заниматься фантазиями было не самое подходящее время.
Перед нами его посетил Лукин, который задал конкретный вопрос о том, были ли избиения и физическое насилие. Он тоже ответил, что не было. До этого Развозжаева посетил Цветков, тоже член нашей комиссии, но эта такая фигура, которая заслана в комиссию для разрушения комиссии. Цветков борется с правозащитниками. У него репутация провокатора. Когда Развозжаев хотел ему рассказать, что случилось при похищении, Цветков не проявил к этому интереса. Поэтому мы были первыми, кому он так подробно всё рассказал. У нас было ощущение, что он говорит правду.
«Я это расцениваю как психологические пытки»
- Расскажите о так называемой явке с повинной. Леонид Развозжаев говорил о ней?
- Конечно. Он рассказывал, как его заставляли написать текст, который ему диктовали. Но он сопротивлялся, требовал, отстаивал какие-то позиции. Ему говорили: «Пиши, что вы хотели взорвать железную дорогу». Он ответил: «Ничего подобного, у нас не было таких замыслов». Давили-давили и сошлись на том, что он написал, будто они хотели перекрыть железную дорогу.
Кроме того, хотели, чтобы он оговорил Удальцова и Навального. Но Развозжаев все время объяснял и доказывал, что Удальцов и Навальный – совсем другие люди, чем их хотят представить.
Развозжаев пытался сопротивляться, но вы знаете – когда человек попадает в подвал, когда руки у него закованы в наручники и ноги связаны цепью, а между наручниками и цепями еще одна цепь, сопротивляться очень трудно. Развозжаев сидел в согбенном состоянии. Ему два с лишним дня не давали есть, не давали возможности сходить в туалет.
Его постоянно запугивали и говорили, что он в неправовом поле и от него останется только холмик земли. Ему рассказывали, что знают всё про его детей и что их тоже ждет смерть.
Такая ситуация ломает многих людей. В тридцатые годы ведь Тухачевский как сломался? Когда стали угрожать, что его дочь Светлану убьют, и для Тухачевского эта была та граница, которую он не мог перейти и подписал всё, что от него требовалось.
Я это расцениваю как психологические пытки. Сейчас идут споры – пытки ли это или нет? Я считаю, что пытки. А если учесть, что ему не давали есть два с лишним дня, не давали ходить в туалет и держали в согбенном положении, то что же это, если не пытки?
А так называемую явку с повинной он написал в наручниках. Ему позволили открыть только один глаз. На глаза у него была надвинута шапка, и он почти ничего не видел. Потом он диктовал этот текст на видео, держа лист бумаги в руках, на которых были наручники. Можно ли это назвать явкой с повинной? Конечно, нет.
Теперь сами сотрудники Следственного комитета говорят, что это только черновик явки с повинной.
А тогда, после того, как у него выбили нужное признание, то привезли в Москву, дали телефон и сказали: «Звони Габдулину». Габдулин – это следователь, который ведет одновременно и «болотное дело».
Развозжаев позвонил Габдулину, но его не было, и тогда Развозжаева отвезли в Измайловский парк и из микроавтобуса передали в машину Следственного комитета. Понятно, что в Следственном комитете прекрасно знали этих людей, и что акция была согласована. Поэтому это никакие не бандиты, хотя вели они себя как бандиты.
- Все-таки до конца непонятно. Об Удальцове и Навальном он, вроде бы, ничего плохого не сказал, но в этой явке какие-нибудь фамилии назывались?
- Наверное, все-таки что-то сказал, но мы не стали у него выспрашивать, потому что он заявил, что отказывается от всего, что написал и наговорил. Я его специально спросил: «Что конкретно там не соответствует действительности и от чего вы отказываетесь?». Он ответил: «Я отказываюсь от всего, что там написано». Таким образом, «явка с повинной» не имеет никакой силы. Но он, конечно, что-то говорил и об Удальцове, и о Навальном, но мы не выясняли – что конкретно.
«В ход пошли те же методы, которые использовались в тридцатые годы»
- Валерий Васильевич, у вас есть опыт пребывания на нелегальном положении – в 1980 году в СССР. Вы можете сравнить ситуацию с инакомыслящими тогда и сейчас? Есть что-то общее?
- Конечно, мы тоже знали, что мы в разработке, что нас могут в любое время найти. Я, например, долгое время скрывался в подпольной квартире и выходил на улицу подышать воздухом только ночью. Хотя место было надежное, но даже в надежном месте я не позволял себе выходить днем. Ощущение было, что в любое время могут схватить.
Противостояние с КГБ, противостояние с ФСБ – вещь достаточно тяжелая. Очень трудно выиграть это противостояние. Самое лучшее, если ты молчишь. Но когда идут угрозы в отношении твоих близких… Можно перенести всё, но угрозы близким – самое трудное. Избиение не так страшно. Моральная ответственность за своих близких ломает многих людей. И раньше ломала.
Мой товарищ – священник Дмитрий Дудко – тоже сидел в Лефортово, где его ломали. Он и до этого сидел – в сталинских лагерях. Как мне кажется, против него использовали технику – по ночам он испытывал чувство ужаса.
Я не исключаю, что и по отношению к Леониду Развозжаеву тоже что-то такое использовали. Идет массированная обработка. И психологическая, и физическая. Чувство ужаса парализует волю. У спецслужб есть средства, есть техника, есть методика того, как сломать человека. Я еще в те времена считал, а сейчас тем более считаю, что ни в коем случае нельзя бросать камень в человека, которого сломали спецслужбы.
- Вы сказали, что с того момента, когда был похищен Развозжаев, мы живем в другой стране.
- Совершенно верно. Мы перешли грань. Раньше мы тоже знали о похищениях и об убийствах – на Северном Кавказе. Но там идет партизанская война и контртеррористическая операция. Война есть война, всякое бывает. Это особое положение.
Но теперь мы видим, что в ход пошли те же методы, которые использовались в тридцатые годы и в конце двадцатых. Ведь чекисты тогда тоже выезжали заграницу, например, в Париж, и похищали или убивали белых генералов. Генерала Кутепова, например. Но там они все-таки действовали тайно. А тут – абсолютно открыто. Они похитили человека на территории другой страны, привезли его, пытали… Никто никаких документов не представил.
Никакой договоренности с Интерполом не было. Полное нарушение всех законов и всех нормативных актов. Они решили этим пренебречь и перешли на тот уровень борьбы с инакомыслием, когда нет намерений обращать внимание ни на закон, ни на общественное мнение – как внутри России, так и за рубежом.
В общем, в России идет реставрация сталинизма и тех методов, которые при Сталине использовались. Это уже другой уровень и другая страна.
Леонид Развозжаев – простой человек. Это не Ходорковский. Он не богат и не влиятелен. Если так может поступить с одним, то завтра точно также можно поступить и с другими.
Я думаю, что после всего этого мы можем ожидать новые посадки и что «болотное дело» – это только начало. Мне кажется, что нас ждут новые аресты.
- Какие ваши дальнейшие действия как члена Общественной наблюдательной комиссии Москвы? -
- Мы будем постоянно контролировать и Развозжаева, и других узников. Мы подготовили акт о похищении Развозжаева. Этот акт мы уже направили генеральному прокурору Чайке, руководителю Следственного комитета Бастрыкину, министру юстиции Коновалову, уполномоченному по правам человека Лукину и президенту. Мы считаем, что президент должен обратить внимание на этот произвол силовиков. Силовики перешагнули грань.
Беседовал Алексей СЕМЁНОВ.
