74 года назад закончилась самая страшная и кровопролитная война в истории нашей страны. За четыре года Великой Отечественной по официальным данным погибло около 27 миллионов человек. Те, кому удалось пережить эту войну, говорят, что будут помнить о ней до конца своей жизни. Сегодня мы хотим поделиться с вами воспоминаниями двух членов партии «Яблоко», чья юность пришлась на военные годы 1941-1945.
Татьяна Яковлевна Елисеева, 89 лет, в «Яблоке» с 2003 года
Мне было 11 лет, когда началась война. В июле 1941 года, когда немцы стали бомбить Москву, детей сотрудников предприятия, на котором работал мой папа, решено было эвакуировать в Казань. Отец был главным бухгалтером «Главпарфюмера». Во время войны это предприятие стало частью оборонной промышленности, как и все парфюмерные фабрики. Они должны были снабжать армию мылом и другими моющими средствами. Поэтому папа остался в Москве, а мы с мамой были эвакуированы в Казань. Нас отправили туда пароходом. Туда же, в Казань, была переведена часть оборудования «Главпарфюмера».
Москва-Казань-Москва
В Казани нас поселили на квартире у местных жителей. Хозяйка, пожилая русская женщина, выделила нам комнату. В этом доме стали жить и другие эвакуированные, люди из этой же организации «Главпарфюмер». Девочка, с которой мы познакомились там, стала моей самой близкой подругой на всю жизнь. Недавно ее не стало.
В Казани мама устроилась на работу, она тоже была бухгалтером. А я поступила в школу. В свободное время мы читали, гуляли, как все дети. Но приходилось заниматься и домашними делами. В нашей комнате была печка, ее можно было топить и готовить на ней же, вот мы учились это делать. Нам казалось, что Казань – большой и хороший город. Самое интересное было пойти куда-нибудь в центр, потому что мы жили на окраине. Улица наша называлась Кирпичнозаводская.
Через год приехал мой отец монтировать оборудование в Казани и вывезти что-то в Москву. Обратно мы уехали вместе с ним, уже поездом. И это было очень страшно. Мы ехали в теплушке, где-то наверху сидели на тюках, всю дорогу выходили на станциях и боялись, что поезд уйдет без нас. Мы очень хотели поскорее вернуться в Москву, в наш дом. Следующая зима была очень тяжелая. В тот год, зимой 1942-1943 в Москве было очень холодно, морозы были почти 40 градусов. Эту зиму я помню очень хорошо. В домах не топили, отец сам сделал в нашей квартире печку-буржуйку. В школе мы писали ручками, которые макали в чернильницу, вот чернила тогда замерзали, а сами мы сидели в пальто и шубах. Тогда девочки и мальчики учились отдельно. Поэтому в моем классе были только девочки.
В Москве у нас был подшефный госпиталь, куда мы ходили. Мы читали там стихи и помогали чем могли. В госпитале не было радио, и телевидения тогда еще не было, и, конечно, раненые радовались, когда мы приходили.
Маленькие и большие радости
Время это, конечно, было трудное, особенно в плане еды. Тогда были карточки, и самое страшное было потерять эту карточку. Хотя родителям что-то выдавали, но мы постоянно стояли с этими карточками в очередях за хлебом. Один раз я ее потеряла, и это было ужасно!
Когда по радио передавали, что наши войска шли в наступление или какой-то город был освобожден, мы всегда радовались. В школе даже по этому случаю устраивали вечера с музыкой и танцами. Это были наши маленькие радости.
О том, что война закончилась, мы тоже узнали по радио. У нас висела такая черная тарелка дома. Радио я очень любила. Если было плохо слышно, то я даже вставала на стул и слушала. 9-го мая мы, конечно, побежали на Красную площадь. Там были танцы, песни, ликование. Самое главное, чему война научила людей, это ценить жизнь и стараться делать так, чтобы эта жизнь продолжалась.
Энгелина Борисовна Тареева, 93 года, в «Яблоке» с 2000 года
Память о войне, возможность делиться этими воспоминаниями я считаю главным долгом всей моей жизни. Я считаю, что Бог дал мне такую долгую жизнь для того, чтобы я могла об этом рассказать.
Я родилась в ночь с 30 на 31 мая 1925 года. Если я доживу до 30 мая, могу не дожить, то мне исполнится 94 года. Я, как и все мое поколение, эти четыре года помню по дням. Это осталось навсегда главным событием всей нашей жизни. Я ощущаю себя связистом, который держит два конца перебитого провода и соединяет его.
Настоящая война
Когда началась война, мы жили в Киеве, на Брест-Литовском шоссе. Первая бомба Великой Отечественной войны взорвалась в километре от нашего дома. Она попала на киностудию им. Довженко, которая тогда называлась просто кинофабрика. Вот как поется в песне: «22 июня ровно в четыре часа Киев бомбили, нам объявили, что началась война». Нам еще не объявили, когда упала эта бомба, и тут по радио сказали. В четыре часа утра меня разбудил мой младший брат, мне тогда было 16, ему 11, он меня тормошил и кричал: «Линка, вставай! Началась война, настоящая!» Я встала, и мы пошли в бомбоубежище, оно было в нашем доме. Бомбоубежище было плохо освещено, там было скучно как-то, я там посидела минут десять и вышла, и больше я ни разу туда не зашла.
В августе мы уехали в эвакуацию. Немцы наступали стремительно, как вы понимаете. Были бомбежки каждую ночь, и все население нашего дома высыпало во двор: мы стояли, задрав головы, и смотрели на небо. Зрелище было потрясающее. По небу шарили прожектора. Когда в створ прожекторов попадал немецкий самолет, стреляли зенитки. Иногда нам удавалось даже увидеть воздушный бой. Мы слышали звуки самолетов. У наших и немецких самолетов звук был разный. Моторы наших самолетов были похожи по звуку на моторные лодки на Днепре. А у немецких самолетов звук был совсем другой, он был низкий и прерывистый. Мы уже знали, что летит немецкий самолет, и сейчас, возможно, в нас попадет бомба.
Киев-Нежин-Харьков
22-го началась война, а 23-го у военкоматов стояли очереди желающих записаться в добровольцы. В очередях стояли мужчины и женщины. Я не встала в эту очередь, потому что понимала, что в 16 лет меня никто не возьмет. Но я поехала на рытье окопов. Мы рыли окопы и противотанковые рвы в Голосеевском лесу. Мы там ночевали под открытым небом. А кормили нас колбасой и хлебом. Еду там не готовили, но колбасы всякой разной было вволю. Вероятно, руководство Киева уже понимало, что город придется оставить, и продовольствие нужно было израсходовать, чтобы не оставлять немцам. Поэтому нас кормили разными колбасами, которых мы дома никогда не ели. Рядом стояла военная часть, солдаты подходили к нам и смотрели, как мы копаем. Однажды один из военных сказал, прислушиваясь: «Это уже не бомбы, это артиллерия». Значит, немцы на подступах к городу. Тут я бросила лопату и поехала домой, сказала маме, что нужно срочно эвакуироваться.
Мы доехали до города Нежина, где Николай Васильевич Гоголь учился. Там на даче жили мамины друзья, и мы приехали к ним. Мама решила, что мы здесь поживем немного, пока немцев отгонят от Киева. Но хозяева были не очень рады, что у них живут евреи, а немцы уже рядом. И мама решила уехать, куда бы вы думали, в Киев. Мы пришли в Нежин на вокзал, и тут мы узнали, что пассажирские поезда в Киев уже не ходят. И из Киева тоже. Шел сплошной товарняк, непрерывной колонной. На нежинской платформе на наше счастье остановился бронепоезд, он шел на восток. Так мы поехали на восток и все время слушали, что говорил по радиосвязи командир бронепоезда. Как-то мы услышали, что все, мы поворачиваем. И нас высадили в чистом поле: меня, брата, маму с нашими двумя чемоданами. Что было дальше делать, мы не очень понимали. Мимо нас по рельсам шли непрерывно товарные эшелоны. На открытой платформе одного из вагонов мы увидели грузовики. На этом участке поезда притормаживали. Мы закинули наши чемоданы и в кабине грузовика доехали до Харькова. Там мама пошла в Наркомпрос, чтобы ей дали направление в какую-нибудь школу. Ее направили в Луганск.
Станция Казахстан
На вокзале в Харькове мы увидели эвакопункт. Огромный ангар, полный людей, которые бежали с западных областей и которые ждали там эшелон на восток. Увидев это, мама поняла, что не нужно ехать в Луганск. Мы дождались эшелона, поехали дальше на восток, и так доехали до Казахстана. Мы не знали, где этот эшелон остановится. Мама мне сказала: «Возможно, мы приедем в такую деревню, где не будет школы-десятилетки, и ты не сможешь продолжать учиться». А я кончила восемь классов. Я это услышала, и из моих глаз сразу потекли слезы в три ручья. Я не представляла себе, как можно не учиться.
По дороге вагоны отцепляли, и эшелон становился все короче и короче. Мы утром просыпались и видели, что соседнего вагона уже нет. Наш вагон отцепили на станции Казахстан. Дальше были четыре года эвакуации. Мы разместились по домам колхозников. Не то, чтобы они очень этого хотели, но поняли необходимость и приютили беженцев. Я поступила учеником в тракторную бригаду и всю войну проработала трактористом.
Остановка «Политехнический институт»
Когда война кончилась, оказалось, что для того, чтобы вернуться в Киев, нужно получить вызов. А кто нам мог прислать из Киева вызов? Я прочла в газете, что Киевский политехнический институт объявляет набор, и семестр у них начинается не с сентября, а с января. А Политехнический институт находился прямо напротив нашего дома. И, кстати, десятилетку сдавала экстерном. У сестры одного из наших колхозников, который был на фронте, сохранились его учебники. По ним я прочла самостоятельно материалы 9-10 классов и повторила 8 класс. Поехала в районный центр и там экстерном сдала экзамены. Вот свой аттестат я отослала в Киевский политехнический институт, КПИ он назывался, и они прислали мне вызов. В день Победы я еще жила в Киеве одна, в общежитии. На трамвайной остановке «Политехнический институт» из громкоговорителя мы услышали, что война закончилась, Германия капитулировала. Все стали плакать, смеяться, обниматься. Мы сели в трамвай, был пустой вагон. Потом в трамвай зашли еще люди, среди них были военные, и какая-то женщина встала и уступила военному место (все мужчины были в военной форме тогда). Он не хотел садиться. Но все женщины начали уступать военным место. Они же стали сажать этих женщин на колени. Было невероятное веселье!
Первая мысль была, что все, кто сейчас остался на фронте, а у всех был кто-то на фронте, что они уже не погибнут, и мы, которые выжили, тоже будем жить долго. Мы были уверены, что после войны начнется новая хорошая жизнь. А жизнь по-прежнему еще долго была тяжелой. Война научила терпению, выносливости, умению верить в лучшее и ждать. Тютчев сказал: «Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые! Его призвали всеблагие как собеседника на пир». Вот я была в этом мире в его минуты роковые. Я это очень ценю. И, знаете, я рада, что война выпала на долю моего поколения. Не знаю, сегодняшнее поколение, вынесло бы оно это? А мы вынесли.
