В статье «Блаженны миротворцы, или Европа между Мюнхеном и Ялтой» Владимир Пастухов (см. «Новую» от 25.02.2015) предлагает для выхода из украинского кризиса всеобъемлющее и долговременное решение. Подкупает его главный ценностный посыл — «искать выход из кровавого тупика», «спасти хотя бы несколько конкретных жизней». Но излагаемый им выход вызывает принципиальные возражения.
Сопоставляя противоположные оценки событий на Украине: гражданская война или интервенция, В. Пастухов утверждает, что истина посередине. Но хотя в сплетении этих событий присутствует и то и другое, истина располагается далеко от середины. Многосторонняя (не одна только военная) российская интервенция — совсем не только «спусковой крючок», «обертка». Она — суть и главное препятствие на пути разрешения кризиса.
Выбор, который навязывают Киеву предводители «ополченцев» и российские политики, таков: предоставьте нам право вето в решении всех основных вопросов государственного строительства на Украине и ее внешнеполитической ориентации — или получите гражданскую войну. Он имеет мало общего с коренными интересами попавшего в беду населения восточных регионов, которое после всех выпавших на его долю нечеловеческих страданий поддержит любого, кто остановит войну. Или того, кого примет за такового. Но за таким квазикомпромиссом отчетливо вырисовывается интерес соседнего государства.
Оно сначала при решающем вкладе собственных вооруженных формирований осуществило отъем Крыма, а затем обеспечило перевес силам, овладевшим властью в Донбассе. Первоначальная реакция — «план Новороссии», по-видимому, заключался в выведении из-под власти Киева нескольких областей юга и востока Украины. Но сумели реализовать его лишь на части территории Донбасса. Дважды — в марте и в августе 2014 года внушительная поддержка из России предопределила здесь перелом в ходе событий в пользу сепаратистов.
Чтобы остановить дальнейшее ухудшение военно-политической ситуации, понадобились экстраординарные усилия европейской дипломатии. Так появились последние Минские соглашения, которые самопровозглашенные «республики» сразу же нарушили, захватив Дебальцево и пригрозив дальнейшей экспансией. Роли распределены: власти, утвердившиеся в Донбассе, демонстрируют уверенность в собственных силах и даже позволяют себе «непослушание» рекомендациям о сдержанности, с которыми подчас выступает Кремль. Он же, а не «вчерашние шахтеры и трактористы», гарантирует военные, материальные и политические условия их неприкосновенности.
Поскольку минские достижения иллюзорны, утверждает Пастухов (а они действительно иллюзорны в плане разрешения кризиса), — необходимо изобрести нечто им взамен. И далее он переходит на третий уровень анализа, предлагая выйти за рамки собственно украинской ситуации и заключить с Западом компромиссное «стратегическое, а также тактическое соглашение о зонах влияния».
Тактика — это соглашение о перемирии, несомненный позитив которого в приостановке маховика убийства и уничтожения элементарных условий выживания людей в зоне боевых действий. Дай бог, чтобы оно соблюдалось возможно дольше. Но не дай бог уверовать в жизнеспособность политических пунктов Минских договоренностей — восстановления на их основе украинского суверенитета над оккупированными территориями Донбасса. По этим пунктам, если они не будут сброшены в отвал, предстоит унылое перетягивание каната с взаимными претензиями и обвинениями сторон, с попытками сепаратистов каждый номинальный шаг к восстановлению единства Украины обусловить обязательствами Киева по реальному содержанию неподвластных ему территорий. А от Запада будут требовать отказаться от восстановления обороноспособности Украины и от ее включения в систему западных союзов.
Вернемся к стратегическим решениям, как их видит В. Пастухов. Урегулирование, с которым он рекомендует примириться Западу, расположено не между Мюнхеном и Ялтой, а на прямой, продолженной от Мюнхена к Ялте и далее — к некоему соглашению о пересмотре международных «правил игры». На нем настаивает уже не один год российская дипломатия. Смысл его она как раз видит в разделе сфер влияния. Но это разные вещи. Правила игры на международной арене есть. Это в первую очередь Устав ООН. Он, конечно, устарел в некоторых пунктах, но изменить его нельзя, не взломав основания существующего миропорядка. Иное дело — зоны влияния. Это неформальные договоренности, которые российская дипломатия хотела бы формализовать.
Раскроем скобки в «мирном сосуществовании», о котором пишет Пастухов. Это существование без войны, договоренность о компромиссах. Но вся суть в том, каков компромисс. Мюнхен-38 общепризнан как совсем скверный компромисс, который не предотвратил, а подтолкнул войну. Ялта-45 — тоже неважнецкий компромисс, поскольку в нем содержалось неформальное признание сфер влияния, которому задним числом дал оценку Черчилль в Фултоне. О достоинствах «размена Польши на Грецию», который поминает Пастухов, наверное, нелишне было бы спросить два поколения поляков (а заодно и других восточноевропейцев), которые дождались вознаграждения лишь через 40 лет. Но этот компромисс был, по-видимому, неизбежен, ибо задан был расположением фронтов, необходимостью добить гитлеровскую Германию и иллюзорным представлением Рузвельта о договороспособности советского диктатора. А через 30 лет последовал проблематичный «размен» в Хельсинки: «третья корзина» о гражданских правах за подтверждение ялтинской линии размежевания.
Вызывает возражения у меня исходная посылка Пастухова: отношения сегодняшней России и Запада не антагонистичны. Они были таковыми в 90-х, когда тогдашнее российское руководство следовало европейскому выбору во внутренней и внешней политике. Они вернулись к антагонизму советского периода, когда стали сворачиваться достижения перестройки внутри страны и были открыто заявлены претензии на сферы влияния на территории распавшейся империи и на возрождение роли сверхдержавы в мировых делах. А так как ни экономика России, ни характер ее политического развития в последние годы ни того, ни другого не обеспечивают, в ход идет отнюдь не «мягкая сила».
Раз Россия откатилась на несколько десятилетий назад, полагает Пастухов, туда же следует вернуться и Западу: вести себя с нею, как прежде с СССР, ожидая, что внутренние процессы когда-нибудь опять поставят нашу страну на путь демократических преобразований. Полагаю, что ничего более убийственного предложить демократическому Западу нельзя. Корень ошибки, о чем мне уже приходилось писать в недавнем споре с ним (см. «Новую» от 17.11.2014), во-первых, в смешении национальных интересов России как страны и народа с интересами режима и его персонификаторов. А во-вторых, в недооценке процессов, которые начали менять Европу и на которые — вся надежда.
Российские политики в разгоревшемся конфликте видят исключительно столкновение интересов — экономических, геополитических и т. д. В известной мере это так и есть. В плюралистическом обществе всегда будут сталкиваться ценности и интересы, а среди интересов будут присутствовать недальновидные и низменные. Голоса, протестующие против «невыгодных» санкций и требующие признания «национальных интересов» России, на Западе звучат достаточно внятно.
Эти голоса подбирают политики, играющие на национализме, антиамериканизме и популизме. Они же поддерживают кураж в наших сторонниках жесткого курса. Но категорически неприемлемо, на мой взгляд, предложение Западу поступиться базовыми принципами, ценностями европейской цивилизации, согласиться с возвратом к линии Ялты. Равным образом не стоит советовать и украинцам отложить «выстраданную национальную мечту… — расставание с колониальным прошлым». Отложить, видимо, придется возвращение не только Крыма, но и Донбасса. Однако нельзя платить авантюристам Донбасса правом вето при решении общеукраинских проблем.
Во власти ответственных западных политиков — санкции и непризнание ни раздела Украины, ни условий, ущемляющих ее суверенитет. Ядерный паритет — сильный и достаточно побудительный мотив к «мирному сосуществованию», чтобы не подкреплять его дополнительными уступками. Сомнительно, что присоединение Украины к системе западных союзов, которое только и обеспечит ее суверенитет и безопасность, станет той чертой, которая грозит ослаблением этого стимула. Пока же, видимо, придется исходить из того, что украинский кризис, как и потеря ряда территорий, — это надолго.
