Владимир Кара-Мурза: 20 лет назад произошло событие, которого мы все ждали с нетерпением, - Александр Исаевич Солженицын вернулся на родную землю. Он тщательно продумал ритуал своего возвращения, это была поездка по всей необъятной России, начиная с Дальнего Востока, через его родину, Ставропольский край, до Москвы.
И сегодня, в 20-ю годовщину возвращения Александра Солженицына из эмиграции, мы беседуем с правозащитником, лидером Правозащитной фракции партии "Яблоко" Валерием Васильевичем Борщевым, он в нашей студии, и писателем Юрием Кублановским, он на прямой связи из Поленово.
Когда вы узнали, что Александр Исаевич собирается вернуться в Россию?
Валерий Борщев: Я был в постоянном контакте и с Натальей Дмитриевной. Как только произошли перемены, Наталья Дмитриевна же раньше приехала, она приезжала в Москву, я с ней встречался. И она высказала пожелание, что хорошо бы ту квартиру, где они жили, Тверская, 12, где арестовали Александра Исаевича, передать Фонду Солженицына. Я тогда был членом Президиума Моссовета, председатель Комиссии по свободе совести, вероисповеданию, милосердию и благотворительности, и я пошел по нашим депутатам. Были и демократически настроенные, были и противоположно. Было у нас два жестких офицера КГБ, и от них я ожидал больше всего сопротивления, но они промолчали. И вот я выступил на сессии с предложением передать эту квартиру Фонду Солженицына, и Моссовет передал. Потом я Вадимом Борисовым все время был в контакте, а он был представителем Александра Исаевича в Москве. Поэтому я знал, что он приедет, и я ждал его с нетерпением.
Владимир Кара-Мурза: Вы верили в те мрачные годы изгнания Солженицына, что он рано или поздно вернется на родину?
Юрий Кублановский: Прежде всего сам Александр Исаевич в это верил, а вслед за ним и я. Хотя все вокруг в эмиграции над этим посмеивались. Эмигранты первой и второй волны говорили, что они сидят уже по 40 лет на чемоданах, и что это миф – возможность возвращения. Но все-таки это произошло. И конечно, Александр Исаевич не ритуал своего возвращения продумывал, он не был человек ритуала. Он просто хотел после такого долгого перерыва узнать, чем дышит Россия в ее объеме. Поэтому такое длительное путешествие через всю свою родину он и задумал.
Владимир Кара-Мурза: Послушаем Наталью Дмитриевну Солженицыну. Она утверждает, что Александр Солженицын был единственным из своего окружения, кто верил не только в то, что вернутся его книги, но наступит момент, когда он сам вернется на родную землю.
Наталья Солженицына: Вокруг него все считали, что это просто некий романтизм, идеализм, ну, человек искусства, писатель, ему хочется мечтать, и пусть мечтает. Но он оказался прав, действительно, при его жизни ситуация изменилась, и ему вернули гражданство, с него сняли статью с высшей мерой наказания, 64-ю. Все это было снято, и он смог действительно вернуться в Россию, а с ним и семья. И когда это стало реальностью, то он придавал огромное значение тому, чтобы познакомиться с жизнью страны. Чтобы не приехать сразу в Шереметьево, из Шереметьево на лимузине куда-то в город, и слиться с этой правящей элитой. Ему хотелось своими глазами увидеть жизнь страны. Потому что приходили очень противоречивые сведения о том, как идут дела в стране.
Владимир Кара-Мурза: Когда вы списались с Александром Исаевичем?
Валерий Борщев: Сразу же, как только прошли процессы в 1990 году, я ему написал, что прошли выборы в Верховный Совет, в Моссовет, что я в Моссовете создал Комиссию по свободе совести, вероисповеданиям, милосердию и благотворительности, и Александр Исаевич написал: "Это прекрасно, это очень важная комиссия". Я, честно говоря, после его слов стал серьезнее относиться к этому делу. Я описывал ему процессы, которые происходят, так что он был в курсе, но конечно, понять за границей ту путаную ситуацию, которая была у нас, было невозможно. Политики были крайне сложные люди, неоднозначные, и мы у себя с большим трудом приходили к какому-то решению, а как там ему за тысячи километров? В 1991 году, когда я стоял у Белого дома, вдруг к подъезду подошел Мстислав Ростропович. Я его провел в Белый дом и спросил: "Как там Александр Исаевич?" Он говорит: "Он следит за всем, что здесь происходит, он весь лицом к России. Но, конечно, знать всего, я думаю, там невозможно было, просто невозможно.
Владимир Кара-Мурза: Вы раньше вернулись. Как вы считаете, Александр Исаевич просто ждал более удобного момента? Или его не пускали бытовые обстоятельства?
Юрий Кублановский: Во-первых, он ждал, когда с него снимут расстрельную статью за измену родине. Во-вторых, обстоятельства и по возрасту, здесь должна была быть подготовлена какая-то площадка для возвращения. Многие считают, что он припозднился с возвращением, но это нормально, что последнее слово было за ним. Я его возвращения ждал с большой надеждой, но и с большой тревогой. Я честно скажу, мне порой казалось, что он возвращается в какой-то капкан – и политический, и социальный, и культурный, который защелкнется после его возвращения. Отчасти так и произошло, ведь он вернулся в разгар криминальной революции. Достаточно вспомнить, что передачу его на Первом канале Березовский запретил, он не чувствовал себя здесь свободно в полном смысле этого слова и жил в постоянной тревоге от происходящего здесь. Как, впрочем, наверное, и все мы.
Владимир Кара-Мурза: Александр Исаевич даже советовался, в частности, со съемочной группой, которая приезжала в 1992 году, во главе со Станиславом Говорухиным, записывать с ним интервью, вспоминает Наталья Солженицына.
Наталья Солженицына: Со Станиславом Говорухиным была съемочная группа, человека четыре, и был довольно замечательный оператор, с которым было очень тепло и просто. Мы вообще люди гостеприимные, все эти четыре дня, что они у нас были, мы сидели за общим столом, разговаривали о России, и вот этот человек показался Александру Исаевичу и теплым, и в то же время надежным, и он спросил его отдельного, одного, когда они вдвоем остались: "Как вы думаете, Юра, вот если бы я захотел проехать по всей стране, как лучше это было бы сделать?" И тот тоже загорелся этой идеей, и потом тот готовил этот приезд, наш русский оператор. Но снимало это ВВС, между прочим, по совету этого же оператора, потому что он сказал: "У нас в этих сферах телевизионных полный беспорядок, и ни на какие слова нельзя полагаться, так что если ВВС берется, пусть лучше они и сделают".
