Почему в наш просвещенный век мир так медленно демократизируется (а кое-где политический прогресс поворачивает вспять)? Почему в мире все еще так много авторитарных режимов, и они все никак не рухнут? Проблема обсуждалась на круглом столе в штаб-квартире партии «Яблоко».
Вначале заместитель председателя партии «Яблоко» Александр Гнездилов коротко описал общую картину, свидетельствующую, что, что влияние авторитарных режимов в нынешнем веке, к сожалению, усиливается. Так, в конце 1990-х годов демократические страны составляли чуть больше половины мировой экономики, а авторитарные государства — лишь 12% (сумма недотягивает до 100%, поскольку в мире имеется некоторое число стран, в том числе, слаборазвитых, которые затруднительно причислить к демократиям либо диктатурам).
На сегодняшний же день, в относительном выражении ситуация ухудшилась. На долю демократических стран приходится уже чуть меньше половины, авторитарные же резко продвинулись и «дают» более 30% мировой экономики. Прежде всего, за счет Китая, но не только.
«Это уже два конкурирующих пути развития», — подчеркнул Гнезилов. Он отметил еще несколько малоприятных тенденций. По мнению зампреда «Яблока», «диктаторы начинают все более ощущать общность своих интересов»: «общий язык находят» такие страны, как Иран, Сирия, Турция и «путинская Россия», между которыми до сих пор отношения были очень непросты.
«В самих демократических странах растет доля голосов, поданных за крайне правые партии, остается стабильной доля голосов за крайне левые партии, — констатировал Гнездилов. — И есть проблема «шредеризации», по имени бывшего канцлера Германии: процессы мягкой коррупции, которые разъедают центристские партии».
«В Египте общество сделало попытку выйти из авторитарного режима и в конце концов в него вернулось, — напомнил политик в качестве примера. — Воспроизвелся почти тот же самый режим, который был при Хосни Мубараке».
Известный историк и политолог, преподаватель Шанинки и сотрудник Левада-центра Татьяна Ворожейкина. в своем докладе прежде всего пожелала развеять одну из самых радужных либерально-интеллигентских надежд — на то, что демократия установится благодаря «расколу элит», когда сильные мира сего не смогут далее обеспечивать диктатуру и мирно поделятся властью.
В качестве примеров успешного и благодетельного «раскола элит» очень любят приводить два примера. Прежде всего, это, конечно, Испания после Франко. Когда во дворце Монклоа собрались лидеры политических сил и подписали знаменитый «пакт Монклоа», обеспечив плавный переход к современной конституционной монархии. Второй вдохновляющий пример — Бразилия. Где в столь символичное для россиян время, в марте 1985 года, был мирным путем положен конец 21 году военной диктатуры.
Так вот, по оценке Татьяны Ворожейкиной, оба примера означают совсем не то, что в них желают увидеть многие элитарные либералы. Не сливки общества все между собой решили во дворцах.
«В чем суть испанского успеха? Это результат десятилетней, с конца 1960-х годов, демократической борьбы в сочетании с борьбой социальной, — подчеркнула Ворожейкина. — Два пакта, политический и экономический, были заключены партийными руководителями, в том числе, вышедших из подполья Коммунистической и Социалистической партий, профсоюзами, предпринимателями и представителями государства. Это давление снизу и привело к пактам Монклоа и референдумам по Конституции 1978 года. К власти приходят социалисты, потом их сменяет Народная партия, созданная бывшим франкистским министром Фрагой из остатков распущенной Испанской фаланги».
Примерно то же происходило в Бразилии. «Наши либералы считают: надо договориться элитам, и сверху начнется трансформация, — напомнила докладчица. — На самом деле, она и в Испании не началась сверху. В Бразилии же этому предшествовало, с одной стороны, десятилетнее демократическое движение, в котором участвовал будущий президент Фернанду Энрики Кардозу. С другой стороны, социальное движение, профсоюзы на заводах Ford и Volkswagen вокруг Сан-Паулу, откуда выходит рабочий лидер Луис Инасиу Лула да Силва».
Оба этих политика — элитарный социолог и профсоюзный вожак — побывали на посту президента Бразилии, так сказать, на рубеже тысячелетий.
«В том же ряду пример польский, — отметила Татьяна Ворожейкина. — Создание «Солдиарности» под руководством Леха Валенсы как рабочего движения и ее объединение с КОС-КОР во главе с интеллигентами Адамом Михником и Яцеком Куронем. Между Лулой и Валенсой есть очень большое сходство, хотя знак их разный: у одного — левый, у другого — правый».
К сожалению, из этих трех, столь успешно демократизировавшихся стран, две, Бразилия и Польша, пребывают ныне в ситуации, далеко не блестящей. Легендарный экс-президент Лула да Силва вообще находится в тюрьме, осужденный за коррупцию, и сидеть ему еще порядка 10 лет. А у власти в Бразилии с нового года — яркий правый популист Жаир Болсонару.
«Человек, который семь сроков был депутатом Национального конгресса в роли такого «шута», прославился гомофобными, расистскими и антиженскими высказываниями, — отметила эксперт. — И за него голосуют самые образованные, самые богатые и самые «белые» штаты Бразилии: на юге — почти «с туркменским счетом».
«В Польше тоже очень серьезные авторитарные тенденции и стремление ограничить действие демократических институтов, свободной прессы и суда, — напомнила Ворожейкина. — За что ЕС пытается против нее активизировать 7-ю статью Лиссабонского соглашения. Но у Польши и там много сторонников: прежде всего, премьер Венгрии Виктор Орбан и вице-премьер Италии Маттео Сальвини».
Если уж так обстоит дело в удачливых странах (и даже в Испании, по словам докладчицы, «10% набрала крайне правая партия «Вокс» под лозунгами чисто франкистскими: ликвидация автономии»), что говорить о странах «неудачливых».
Сейчас внимание всего неравнодушного мира приковано, прежде всего, к Венесуэле. В стране дикая инфляция, голод, социальная катастрофа. А правление бездарного, по всеобщему мнению, президента Николаса Мадуро все никак не закончится.
В качестве одного из обстоятельств Ворожейкина отметила «необъяснимую комедийную роль», которую сыграли США. В самый напряженный и ответственный момент, 30 апреля, помощник американского президента по национальной безопасности Джон Болтон, выступая на лужайке перед западным крылом Белого дома, заявил: «Министр обороны, главный судья в венесуэльском Верховным суде, командующий президентской гвардией, все они согласились, что Мадуро должен уйти. У них должна быть возможность действовать сегодня». Однако все три этих государственных мужа тут же заявили о поддержке Мадуро.
Но главное все же не в этом. «Я думаю, что очень большую роль, как ни странно, имеют воспоминания о социальной политике бывшего президента Уго Чавеса, — подчеркнула Татьяна Ворожейкина. — Он выиграл выборы 1998 года, когда к власти его привела именно та Венесуэла, которая не участвовала в разделе нефтяного пирога в годы «нефтяной бонансы» 1970-х. Хотя все эти социальные завоевания при Мадуро фактически сведены на нет, и с 2017 года «поселки нищеты» в Каракасе выступают против Мадуро. И тем не менее, демократической оппозиции не удается заполучить этих людей на свою сторону».
Нечто подобное, хотя, вероятно, и не в такой чудовищной форме, случилось и в Бразилии: как отметила историк, в период президентства Лулы более 30 млн человек впервые получили официальную работу, трудовой договор и банковские карточки. Но потом экономический кризис многое опять разрушил.
«Как не кончаются авторитарные режимы? Наиболее устойчивыми из них оказываются левоавторитарные. Те, кто приходит к власти под нормальными человеческими лозунгами социальной справедливости. Это Венесуэла, где до Чавеса было 40 лет демократии. Это и Никарагуа, и Куба», — заметила Ворожейкина.
В целом же, по ее осторожному предположению, мы наблюдаем «окончание послевоенного цикла, уникального в мировой истории и в истории Европы, когда социальная справедливость и политическая демократия легко сочетались в политике лево- и правоцентристских правительств».
«Сейчас центристские силы разваливаются, — констатировала Ворожейкина. — В Испании ни одни выборы не дают преимущества никакой коалиции. С этим же связан приход к власти Трампа. Приход Качиньского, Сальвини, Орбана, Марин Ле Пен. В какой мере это можно назвать де-демократизацией, пока неясно».
И повсюду эти процессы сопровождает «подъем активности людей, которые оказались вне экономического процветания». Абсолютно нищих, как в Венесуэле, а отчасти и в Бразилии, или же весьма относительно бедных, как в Европе и даже США, но все-таки «вне процветания».
Отечественными реалиями на данном круглом столе не увлекались. Тем не менее, Татьяна Ворожейкин сочла необходимым заметить: «Снобистская позиция российской интеллигенции и демократов: мол, то, что происходит внизу, неважно — колоссальный изъян».
Леонид Смирнов
О ком статья?
Член Федерального политического комитета партии. Театральный режиссер. Главный редактор Smart Power Journal
