Форсированное встраивание в мировой рынок ядерной энергетики может поставить крест не только на экологии страны, но и на самой отечественной атомной отрасли. Так считают эксперты, выступающие против "ядерного гостеприимства". Их объяснения — "Огоньку"
— Россия, согласно Договору о нераспространении ядерного оружия, готовится принять 951 топливный стержень из ядерного реактора бывшего научно-исследовательского центра ГДР в Россендорфе. Если советские ядерные материалы подлежат возврату в Россию по международным обязательствам, почему вокруг слышны споры?
Сергей Митрохин: ОЯТ содержит чрезвычайно опасные вещества, в том числе плутоний. После транспортировки по Балтийскому морю ядерные материалы будут перегружены в железнодорожные составы и будут следовать по территории страны, где множество потенциальных угроз — от коррупции до террористов. Росатом не может дать безусловных гарантий безопасности при перевозе отходов, их переработке, хранении.
Максим Шингаркин: Еще в начале 1990-х встал вопрос о том, что Россия как правопреемница СССР должна при поддержке мирового сообщества урегулировать вопрос с ядерными материалами, по сути ей принадлежащими, но находящимися на чужой территории. Поэтому все, что сегодня происходит с этими материалами, регламентируется Договором о нераспространении, полноценными участниками которого является и Россия, и бывшие республики СССР, и страны соцлагеря. Другое дело, что требования к инфраструктуре, затраты на хранение и обеспечение безопасности, которые требуются по Договору, весьма существенны. Однако Германия, да и Украина, обладают соответствующими средствами и инфраструктурой и могли бы безопасно хранить эти материалы у себя. Тем более что немецкие ученые получили значимый интеллектуальный продукт, используя советский исследовательский реактор.
Сергей Митрохин: Поэтому мы и направили письмо Ангеле Меркель с призывом отказаться от ввоза отходов в Россию.
— По вашему мнению, России стоит отказаться от участия в конкурентной борьбе на рынке стран, предоставляющих услуги по переработке ОЯТ?
Максим Шингаркин: О том, что существует некий рынок переработки ОЯТ и на нем идет жесткая конкурентная борьба, мы узнаем только от российских ядерщиков. Достоверно же известно, что в США, где находится 104 блока АЭС, переработка ОЯТ запрещена законом. Дело в том, что не только сам процесс переработки дорог. В результате него вырабатывается столько радиоактивных отходов, что хранить эти отходы дороже, чем непереработанное ОЯТ. Франция, у которой 59 атомных блоков, имеет два завода по переработке (они "обслуживают" АЭС Франции, ФРГ и Японии), которые глубоко убыточны более 15 лет. Еще в более бедственном положении завод BNFL в Великобритании.
Сергей Митрохин: Посмотрим на это с точки зрения собственника ОЯТ. Во-первых, ему в любом случае необходимо хранить ОЯТ 20-25 лет до переработки. Затем заказать дорогостоящую переработку, после которой он должен забрать себе все отходы и хранить их за свой счет. Да и для повторного использования рециклингового урана его нужно будет очищать от вредных изотопов — снова платить. Словом, утверждение, что кто-то где-то, имея ОЯТ, жаждет заплатить за его переработку, а потом забрать обратно все отходы, представляется мне весьма карикатурным описанием проблем мировой ядерной энергетики.
— Так выгоден России ввоз ОЯТ из-за рубежа или нет?
Сергей Митрохин: Выгоды нет. Возврат ОЯТ от советских реакторов является не коммерческой сделкой, а вопросом престижа и ответственности России с точки зрения соблюдения важнейшего международного договора. А все, что связано с выгодой от ввоза ОЯТ иностранных реакторов, так называемые высокодоходные коммерческие контракты, о которых в начале 2000-х заявлял министр атомной энергетики Адамов, не соответствует действительности.
Максим Шингаркин: Федеральный закон предусматривает не просто ввоз в страну ядерных материалов, а организацию переработки ОЯТ с последующим возвратом всех материалов — как урана с плутонием, так и радиоактивных отходов — стране-поставщику. Чтобы это реализовать, России нужно построить завод по переработке ядерного топлива, поскольку имеющихся мощностей достаточно лишь для российских нужд. Строительство потребует средств, инфраструктуры, а главное — безопасности. Для Росатома это непосильная задача.
— Как вы оцениваете ситуацию с обеспечением безопасности радиоактивных материалов в России?
Сергей Митрохин: В начале 2002-го мы с Максимом Шингаркиным беспрепятственно прошли на хранилище горно-химического комбината в Железногорске Красноярского края, куда тогда только поступила партия ОЯТ из Болгарии.
Максим Шингаркин: Результаты тогдашней проверки ГХК были доложены президенту Путину, и обеспечение безопасности на объекте усилено. Однако начатое строительство завода РТ-2 было остановлено. Поэтому из-за отсутствия мощностей для переработки контракты о ввозе иностранного ОЯТ заключаться не могут.
— Может ли исправить ситуацию новый договор с США?
Сергей Митрохин: Суть "Соглашения 123" — закрепление за Росатомом незавидной функции ассенизатора в транснациональной ядерной корпорации. Как видно из соглашения, собственно ресурсом Росатома являются не технологии, а территории РФ и лоббистские возможности.
Максим Шингаркин: Заключение этого договора — свидетельство деградации российской атомной отрасли. Получается, что единственное, в чем "конкурентоспособен" Росатом, это ввоз ядерных отходов и распродажа по сниженным ценам США урана, произведенного еще во времена СССР.
Беседовала Любовь Петрухина
