«Говно» (Ю.Латынина, программа «Клинч», 13.07.2010)
«Наверняка же опер ему сказал что-нибудь типа «Ну ты, в натуре, отсоси». А тот не отсосал» (Ю.Латынина, программа «Код доступа», 17.07.2010)
В романе американского писателя Кристофера Бакли «Флоренс Аравийская» жители вымышленной страны Васабия в день годовщины Вероломного Рафика Неразумного должны были класть себе в рот священный верблюжий навоз. Тех граждан Васабии, кто отказывался «принять на язык церемониальную какашку», мукфеллины (религиозная полиция) жестоко избивали. У тех же, кто соглашался, изо рта «должно было – в буквальном смысле – нести дерьмом».
Когда слышишь приведённые в эпиграфе слова Ю.Латыниной, то вспоминается именно этот фрагмент из книги писателя-сатирика. Брутальный журналист плюётся изо рта васабийскими «какашками» и с чмокающим звуком вылетающей из бутыли пробки пуляет в слушателей «Эха Москвы» словом «отсосал». Затыкайте, граждане, уши и носы. Закрывайте глаза. А если в комнате есть дети, то объясняйте им, что говорить так, как «эта тётя на радио» не нужно.
Пошлость и развязность черта нашего времени. Не одной Ю.Латыниной они свойственны. Вспомните сортирные речения Владимира I Великолепного. Чем одна лучше другого? Словно на сеансе чёрной магии в театре «Варьете» провинциальные чекисты наряжаются в президентов, а филологи надувательским образом преобразуются в аналитиков всего на свете, в «почётные доктора археологии».
Но есть и другой срез времени. Когда политики были политиками, а филологи филологами. Это время творения ценностей. Оно мирно и значительно дремлет в раскалённом летнем воздухе на полках академических библиотек. В античной отточенности ждут вдумчивого взора дела и мысли наших предков, растоптанной большевизмом России.
Когда-нибудь труд критика и переводчика Ивана Ивановича Тхоржевского «Русская литература», вышедший в рассеянии двумя изданиями, станет настольной книгой всякого любящего русскую культуру человека. Пока же большинства наших соотечественников знает Ив.Ив. по переводам Хайяма, да вот по этому четырёхстишью:
Вот уже кончается дорога,
С каждым годом тоньше жизни нить.
Лёгкой жизни я просил у Бога,
Лёгкой смерти надо бы просить.
В журнале «Вестник Европы» за 1911 год встретил перевод Ив.Тхоржевского. Почитайте, соотечественники. Посмотрите, что потеряли. Найдите и восхититесь. Классической простотой и лазурной ясностью.
Дедал и Икар
(Из Овидия, с латинского подлинника)
Странник Дедал, заточенный на острове дальном,
Долго тоскою томился по светлым Афинам.
Бегством он бредил. И мысль озарила безумца:
«Все ли подвластно тюремщику злому? А небо?»
Небо! – и вот он увлекся невиданным делом:
Перья, одно к одному, подобрал, разложил их
Так, чтобы каждое новое было длиннее
(Как составляют свирель из неровных тростинок),
Крепкой связал их веревкой, спаял желтым воском –
Крылья готовы; он их изогнет, как у птицы.
Узник трудился, а рядом Икар шаловливый,
Чуждый и мысли, что шутит своею же смертью,
Трогал те перья, смотрел, как колеблет их ветер,
Мял теплый воск, забавляясь, и шумным весельем
Только мешал вдохновенной работе отцовской,
Вот уже крылья Дедал укрепил за плечами;
Вот развернул их; одним напряженным усильем,
Взмахом широким и смелым поднялся на воздух,
Крылья опять распластал – и поплыл по лазури.
К сыну вернувшись потом, он сказал ему:«Слушай!
Мы улетим. Только помни: во время полета
Не подлетай слишком близко ни к морю, ни к солнцу.
Следуй за мной; и неверною ночью над морем
Сам не ищи в небесах ни звезду Ориона,
Ни золотую Медведицу, - следуй за мною».
Сделал Дедал и Икару могучие крылья.
Долго его обучал он искусству полетов, -
Дивной, опасной науке! У старца катились
Слезы от счастья, и бледные руки дрожали.
Обнял он сына; и, в воздух с ним вместе поднявшись,
Сам вперед полетел, неуверен в Икаре,
Глядя назад, ободряя его, - так, как птицы
Учат впервые летать своих птенчиков малых.
Кто мог их видеть? Рыбак, запоздавший на ловле,
Или пастух, что стоял, опираясь на палку,
Видел – и думал: «Крылатые, вечные боги!»
Вот уже цепь островов позади. Вот налево
Остров Юноны – Самос, а направо – Калимна.
Тут, опьяненный полетом, Икар отделился.
К солнцу, один, полетел он, все выше и выше,
Ближе к палящим лучам …
Горе! Воск золотистый,
Гибкие перья скреплявший, на солнце растаял,
Крылья распались. Он машет одними руками, -
Гибнет Икар! Он стремительно падает в волны.
Крикнул: «Отец!» - тот не слышит, - упал и погиб он.
Но навсегда безыменному синему морю
Имя свое передал он, бессмертное имя!
Ив.Тхоржевский
«Вестник Европы», январь 1911 года, книга 1, с. 44-45
