В этой истории все перемешалось. Огромный сумбур понятий и решений, а я не знаю, когда и где сумбур бывает нравственным и полезным. Совковый практицизм все мерить через метровую ленточку, которая указывает, где что лежит и как до него добраться, и через записку, на которой написано, сколько стоит. Гиперсекулярное общество, где абсолютное большинство «что-то слышали», себя куда-то «причисляют» и при этом ничего не понимают и понимать не хотят, - потому что понимать не очень выгодно. Повышение в номенклатурных рангах того, кому «указом» предписано «это твое» и внутри логичная, а снаружи странная по меньшей мере, борьба за всякий такой «указ». Прикоснуться к сути вопроса наказуемо с любой стороны.
А суть, бегло, в том, что вопрос надуманный и искусственный, что конфликт — очередная серия разводок и ухода от истории в эклектику, когда все кошки одного цвета. Драматичная постановка вопроса о собственности на церковные помещения — это вообще порождение совсем недавнего времени.
Храм — для молитвы, а не для обладания. Храм — для каждого, потому что молитва — не в только и не столько в вычитывании по типикону, сколько в искренности и открытости души, и это может быть душа экскурсанта, который никогда о типиконе не слышал и не услышит. Храм, однозначно, — для общины христиан во главе со священником, потому что служение Литургии — это их именно дело.
Есть много храмов, принадлежащих церковной общине и находящихся в изумительной, ответственной сохранности, которая доступна всем и каждому. Есть храмы на другом каком-то «балансе» в таком же состоянии, — для молитвы и узнавания жизни, истории, граничного и безграничного.
И, наоборот, есть брошенное, де факто, да и де юре, не различном «балансе», есть бесконечное разменное и забытое, не вспоминаемое.
По-честному, в этом году (уж в этом, раз не раньше) надо было бы решить вопрос с мавзолеем, надо было бы сказать, наконец, своими именами обстоятельства столетней давности, переименовать станции, населенные пункты и улицы имени тех, кто убивал невооруженных мучеников, или с названиями типа «безбожник» и «2-й пятилетки». Надо было бы выпустить общедоступную просветительскую памятку - в рамках объяснения православной культуры - о том, что до 1943 года, если я не ошибаюсь, в империи, а затем под преследованием в пределах ССCР- как институт, как организация - была Православная Российская Церковь, а уже потом организационно был признан институт Русской Православной Церкви. Надо каждый день напоминать детям и взрослым не об отношениях государства и патриархии, не о том, кто кого поздравил и где кто присутствовал, а о геноциде священнослужителей и активных прихожан, об утрате жизни здоровья миллионов, о разоренных душах и взорванных храмах и прямо говорить, что это ничем восполнить, залатать невозможно, но можно пытаться пробрать правдой и раскаянием.
Что делать с Исаакием — дело, в конце концов, тех, кто принимает формальные решения и кто, считая именно этот вопрос для себя критически важным, против этих решений протестует, считает для себя правильным именно на это тратить время и силы. Безоговорочно важно, чтобы все понимали: не это главное, не это ответ на вызов истории, но память о 1917 и о 1937 годе. Сама чрезмерная фиксация именно на этом отдельно взятом вопросе, с чьей бы стороны оно ни было, — уже проявление внеисторизма, подмены понятий и ухода от приоритетов. А со стороны тех, кто хочет на этом формировать парадные события, — опасная бессмыслица и безответственность политического лицемерия.
P.S. Сделать так, чтобы часть граждан от лица «консерваторов» купалась в проруби, другая часть от лица «либералов» погрузилась в протестное кликушество, те и другие кидались бы друг в друга снегом и грязью, а большинство глядело за таким спектаклем с жестокой ухмылкой и с мыслью, что, если уж плохие начальники, то лучших все равно не сыскать — в этом, я полагаю, давняя мечта того, что собирательно называется «КГБ». И очень я не хочу, чтобы этот сценарий осуществился в полной мере.
