Сегодня семейный кооператив «Шаги истерии»… простите, «Шаги истории» (Сергей Кургинян, его супруга Мария Мамиконян и его дочь Ирина Кургинян) устраивают в Петербурге пресс-конференцию по поводу своей «стенгазеты», которую мы с депутатом Александром Кобринским полагаем сталинистско-большевистским бредом.
Видимо, будут жаловаться на зловредное «Яблоко», которое хочет «ввести цензуру», то есть — не допустить размещения издаваемой ими «стенгазеты «Шаги истории» размещения в государственных школах.
Да, хотим не допустить.
Потому что на дворе не советские времена. И потому что давать школьникам эту, с позволения сказать, «информацию» — недопустимо.
Хотя в ответе, полученном нами от вице-губернатора Петербурга Ольги Казанской со ссылкой на представителей «Ассоциации учителей истории и обществознания», Городского методического объединения учителей истории и обществознания и кафедр истории трех питерских вузов сообщается, что «материалы стенгазеты не содержат фактических ошибок».
Правда, тут же написано, что принцип многофакторности освещения исторических событий «не всегда соблюдается в кратких информационных статьях выпусков стенгазеты».
Что использование «Шагов истории» в школах требует «продуманного методического сопровождения».
И что размещение дальнейших выпусков возможно при получении положительного заключения Экспертного научно-методического совета Академии подстдипломного педагогического образования на каждый выпуск».
Какие будут «дальнейшие выпуски» не знаем, что же касается выпусков прошлых, то могу прямо сейчас предложить соответствующее «методическое сопровождение», выполненное по моей просьбе известным петербургским историком Кириллом Александровым, за что ему – огромное спасибо.
Думаю, оно будет интересно не только школьникам.
Итак – по некоторым тезисам «Шагов истории».
Возглавившие новую революцию большевики провозгласили курс на строительство нового справедливого общества – социализма, и Власть Советов моментально решила наиболее насущные вопросы.
Комментарий Кирилла Александрова: это неправда.
1. Большевики набрали на выборах в Учредительное Собрание лишь 25 % голосов избирателей.
То есть это было меньшинство, противопоставившее себя всему обществу, против которого был развязан террор с целью удержания власти и проведения социального эксперимента, который большевики назвали «социалистическим».
2. За первые 6 месяцев большевистской власти Россия пришла к гражданской войне, была запрещена свободная торговля и частная хозяйственная инициатива — в итоге в городах начался голод.
Например, население Петрограда в 1916 году насчитывало более 2,4 млн., а в 1920 — 740 тыс. человек.
3. С конца октября 1917 года начались массовые убийства российских граждан по социальному признаку, которые осуществлялись местными ревкомами и органами советской власти при поощрении Совнаркома: то есть людей убивали не за сопротивление, а за то, что в силу своего происхождения или профессии они либо не годились для социалистического эксперимента либо могли в перспективе стать враждебными большевикам.
Это называется стратоцид (стратацид) — преднамеренное уничтожение людей по социальному признаку.
25–26 октября при противостоянии в Петрограде количество убитых оказалось символическим, но уже 29 октября погибшие исчислялись десятками.
В Москве попытка большевиков силой захватить власть 25–26 октября привела к кровопролитным боям, продолжавшимся до 2 ноября. На улицах древней русской столицы погибли сотни людей. Большевистские ревкомы, опираясь на отряды красногвардейцев и часть солдат тыловых гарнизонов, при захвате власти развязывали миниатюрные гражданские войны в Иркутске, Казани, Калуге, Курске, Самаре и других городах.
4. Вплоть до зимы 1918 года «триумфальное шествие советской власти» сопровождалось бесчинствами и массовыми убийствами русских обывателей по социальному признаку.
Выдающийся ученый и герой Первой мировой войны генерал-лейтенант Николай Головин в эмиграции справедливо отмечал: «Признание лидерами большевиков крайнего террора за основной метод утверждения своей власти, стало естественным… Для того, чтобы оставаться вождями дичающих толп, Ленин и его сторонники должны были руководствоваться в предпринятом ими кровавом завоевании России правилами первобытных дикарей». Исторические факты подтверждают слова профессора Головина. Красный террор против российского общества начался не в ответ на сопротивление контрреволюционеров, а с первых дней после Октябрьского переворота.
Превентивное истребление граждан всех сословий и профессий позволяло ленинской партии не только предотвратить потенциальное сопротивление, но и сохранять манипулирование отсталыми народными массами, натравливая одни социальные группы на другие.
4 декабря 1917 года, выступая на II Всероссийском съезде Советов крестьянских депутатов, Троцкий открыто заявил, что «не осудит народа, который в минуту беспредельного отчаяния, возмущенный саботажем имущих классов, прибегнет к репрессиям, и возможно даже — к гильотине».
Совнарком еще непосредственно не декретировал массовых убийств, но Ленин предоставлял «инициативу» в этом вопросе местным «коммунам и общинам».
И убийства совершались по инициативе многих представителей новой власти, а также её местных органов. Принятые Совнаркомом и реализуемые на практике декреты о земле, о мире, о печати, об упразднении сословий, о судах, о кадетской партии, о выборном начале в армии, о национализации банков, об отделении Церкви от государства сделали нижеописанные зверства возможными в принципе.
Еще в условиях Гражданской войны большевики начали модернизацию страны, и в октябре 1917 года была заложена возможность создания советской сверхдержавы.
Комментарий Кирилла Александрова: это неправда.
В 1920 году уровень промышленного производства в РСФСР составлял лишь 20% от уровня производства 1913 года.
Если бы не состоялся переход к нэпу в 1921–1922 годах, тогда бы Россия вообще осталась без промышленности к середине 1920-х годов. Это был прямой результат всех хозяйственных экспериментов большевиков, начиная с конца 1917 года и введения так называемого «декрета о рабочем контроле». Важную роль в умирании российской промышленности сыграла ликвидация большевиками отечественной кредитно-банковой системы и рубля, как платежного средства.
Уничтожение частной инициативы, национализация предприятий, травля и избиение квалифицированных управляющих, инженерно-технического персонала и мастеров высокой квалификации, государственная регламентация производства, создание государственно-капиталистической модели (ГМК) управления — привели к резкому падению производства, потере квалифицированных кадров, разрушению материальной базы предприятий.
В итоге в 1920-е годы советская промышленность кинулась заново проходить тот путь, который уже был пройден русской промышленностью до Первой мировой войны — в итоге уровень производства 1913 года был достигнут в лучшем случае к 1928 году.
По данным поименного учета русских инженеров (на 1914–1916 годы) более половины из них к середине 1920-х годов либо умерли от голода и болезней, либо покинули страну, либо пали жертвами «красного террора», в итоге были потеряны уникальные кадры технической элиты России, формировавшиеся в течение целого столетия, разрушена их преемственность.
Отношение революционеров-марксистов к рабочим, в отличие от крестьянской массы, было совсем другим, ведь ради «самого передового класса в истории человечества», казалось, и совершалась революция, объявленная «пролетарской».
На этой социальной группе фанатичные мечтатели из Смольного решили искренне апробировать все утопические идеи о предоставлении пролетариату «средств производства», который распорядится ими здраво и толково, как и положено «передовому классу».
Именно в этой связи 14(27) ноября 1917 г. появился декрет Совнаркома, устанавливавший рабочий контроль над производством, куплей, продажей продуктов и сырых материалов, хранением их.
Рядовые рабочие стали распоряжаться бухучетом, складским имуществом, отчасти контролировать процесс найма и увольнения, особенно в части изгнания с предприятий мастеров, нелояльных новой власти. Если мы примем во внимание бурный процесс люмпенизации рабочего класса во время мировой войны, не трудно себе представить кто стал бездумно распоряжаться материальными и квалифицированными трудовыми ресурсами фабрик и заводов.
Упомянутый декрет вынес смертный приговор отечественной промышленности, уничтожив все достигнутое Россией за предыдущие 50 лет.
Лидеры РСДРП(б) сами плохо представляли смысл понятия «рабочий контроль». Специальными органами «рабочего контроля» явились фабрично-заводские комитеты (фабзавкомы), созданные почти на 80% предприятий. Члены фабзавкомов рекрутировались не столько по принципу профессионализма, сколько по принципу лояльности режиму. Состоявшие преимущественно из люмпенизированного элемента, фабзавкомы оказались не в состоянии регулировать снабжение, уровень заказов, не говоря уже о качестве выпускаемой продукции. Абсолютно абстрактными для новых «управляющих» предстали такие понятия как анализ состояния рынка сбыта, критерии набора рабочей силы, кредитование, финансовые и межведомственные связи и т. п.
Под национализацией скрывалось ни что иное, как захват РСДРП(б) промышленных ресурсов страны. Большевики объясняли конфискацию предприятий у их владельцев как ответ на противодействие «рабочему контролю» и как передачу «средств производства» в руки пролетариата. Но это была беззастенчивая демагогия, так как по замыслу Ленина, «волю пролетариата» выражала только большевистская партия. Поэтому организация, захватившая в октябре 1917 г. власть в России, не передавала предприятия рабочим, а в действительности цинично присваивала их себе. Так создавались условия для неограниченной и гораздо более безжалостной, государственной эксплуатации рабочих.
Уже в январе–феврале 1918 гг. в результате травли административно-технических кадров, бездарного управления, разрушения единого экономического рынка России, национализации банков и разорения земледельческого хозяйства, обвала рубля и постепенно разгоравшейся гражданской войны, начался паралич промышленности, прогрессировала безработица, прекратилась выплата зарплаты. Умирали отечественные предприятия, известные до революции высоким качеством продукции и услуг – Фарамковского (Москва, «Продукты горной и горнозаводской промышленности»), Кузнецова (фарфорово-фаянсовые заводы), Орлова (Петербург, мастерские по производству химического стекла), Рыжова (Харьков, колокольный завод), Горелова и Шумова (Читинский и Алекминский округа, золотоискательские прииски), Земскова и Мясникова (Самара, рыбопромысел), семьи Любимовых (торгово-пассажирское пароходство на Волге), семьи Ушаковых (Москва, АО по производству цемента и стройматериалов), Виноградова (Тамбовская губерния, суконное производство) и т.д.
Большевики нанесли удар и по материальным интересам пролетариата. Еще до октября 1917 г. агитаторы РСДРП(б) подстрекали массу неквалифицированных рабочих к тому, чтобы предъявлять требования об уравнении своей зарплаты с зарплатой мастеров. После переворота фабрично-заводская масса потребовала у новой власти реализовать собственные лозунги. Большевикам пришлось выплатить колоссальную сумму, включая разницу в зарплатах за предшествующие перевороту 6 месяцев. Однако, останавливая предприятия в начале 1918 г., большевики удерживали при выдаче полуторамесячных пособий всю выплаченную ранее разницу да так, что многие не только потеряли расчет полностью, но еще и остались при увольнении должниками. Рабочие, уходя с завода, крали из заводского имущества все, что только казалось возможным.
Кулаки притесняли бедных односельчан
Комментарий Кирилла Александрова: это неправда.
Немногочисленная сельская буржуазия была уничтожена комбедами большевиков еще в начале гражданской войны, в 1918 году.
К 1929 году хозяйств, которые условно можно назвать «кулацкими» практически не было, они исчезли еще во время гражданской войны.
Проблема была не в том, что «кулаки» притесняли односельчан, а в том, что советские крестьяне категорически не желали форм коллективного землепользования, так как видели в этом пресловутую советскую «уравниловку».
В 1928 году в СССР насчитывалось 24,9 млн. крестьянских дворов, из которых 24,5 млн. вели единоличное хозяйство и лишь 416 тыс. (1,7 %) были коллективизированы.
В результате насильственной коллективизации Советский Союз понес миллионные человеческие жертвы (по официальным оценкам Государственной Думы РФ в 1933 году от искусственного голода, вызванного тотальными хлебозаготовками, погибли 7 млн. человек, еще около 700–800 тыс. раскулаченных в период с 1930 по 1940 годы погибли на этапах раскулачивания и в спецпоселках для раскулаченных, напоминавших лагпункты, и входивших с 1935 года в систему ГУЛАГа, итого цена коллективизации — 7,5–8 млн. человек).
Кроме того, СССР понес многомиллиардные финансовые убытки. Потери животноводства в 1928–1933 годах, если исходить из объявленной Сталиным статистики на XVII съезде ВКП(б), ныне оцениваются в 3,4 млрд. золотых рублей (в ценах 1913 года!). Поголовье лошадей сократилось в СССР более чем вдвое, с 34 млн. голов (на 1929) до 16,6 млн. (на 1933).
В 1930-е годы коллективизированная деревня вынуждала государство изымать значительную часть ресурсов из промышленности и перенаправлять их в сельское хозяйство, ставшее дотационным и нерентабельным. Колхозы неуклонно расширяли административно-управленческие штаты, требовали постоянных встречных поставок – стройматериалов, тракторов, удобрений, сельхозмашин, автотранспорта, комплектующих. Однако средняя урожайность на человека в 1934–1939 годах (3,8 центнера) все равно оставалась меньше не только уровня 1913 года (4,9 центнера), но даже и 1928 года (4 центнера). В 1935–1936 годах в колхозах, обслуживаемых МТС, собирали зерновых меньше, чем в тех, которые МТС не обслуживались.
Следствием катастрофического падения поголовья тяглового скота стала острая проблема обработки государственных латифундий, искусственно созданных во время коллективизации. Чтобы ее разрешить, в 1932–1936 годах потребовалось затратить огромные средства и направить в деревню полмиллиона тракторов. При сохранении тягловой силы и росте животноводства экстренной нужды в таких расходах и перекачке ресурсов не существовало. Сталинский тезис об успешной механизации сельского хозяйства в 1930-е годы не выдерживает критики. Если в 1916 году совокупная мощность конского поголовья и тракторного парка составляла 17,9 млн. лошадиных сил, а в 1929 – 17,4 млн., то в 1937 – лишь 16,7 млн. Это был наглядный результат экономической катастрофы, постигшей отечественное животноводство во время коллективизации.
Главная причина насильственной коллективизации заключалась не в том, чтобы защитить бедных крестьян от «кулаков», а в том, чтобы номенклатура ВКП(б) смогла уничтожить свободных сельских производителей, истребить физически ту часть крестьянства, которая могла стать ядром антибольшевистского сопротивления, как это показали хлебозаготовительные кризисы 1927-1928 годов, превратить основную массу хлеборобов в прикрепленных к государственным сельскохозяйственным предприятиям рабочих (колхозников) — и присвоить себе результаты их труда. Крестьянский труд должен был стать принудительным во всесоюзном масштабе. Эта система была нерентабельна, вела к деградации сельского хозяйства и массовым жертвам, люмпенизации городов — но зато она прочно гарантировала неприкосновенность политической власти и коллективной собственности номенклатуры ВКП(б), а также устраняла опасность антибольшевистской крестьянской революции с неизбежным уничтожением коммунистов. Не исключено, что именно поэтому Молотов считал «успех коллективизации значительней победы в Великой Отечественной войне».
Война между СССР и Финляндией в 1939 году была спровоцирована последней, и тому же надо было «обеспечить безопасность Ленинграда».
Коментарий Кирилла Александрова: это чепуха.
Финские Вооруженные Силы к началу войны 30 ноября 1939 года находились в ничтожном техническом состоянии, которое не позволяло финскому военно-политическому руководству «провоцировать» какие-либо войны с таким огромным соседом, как СССР.
Сегодня опубликованы многочисленные донесения советских разведчиков и дипломатов из Хельсинки за октябрь – ноябрь 1939 года, которые совершенно ясно показывают, что финское руководство очень опасалось войны, не хотело её и считало, что война приведет Финляндию к большим бедствиям. И это правда, так как на 30 ноября 1939 года соотношение сил Финляндии и войск Ленинградского военного округа, которые начали боевые действия, выглядело так (с такими силами войны не провоцируют):
В первые дни войны шведские дипломаты обратились к Молотову, заявив, что выступают посредниками от имени финнов: Финляндия просит прекратить боевые действия и готова открыть новый раунд переговоров, пойти на все уступки СССР, только бы прекратить войну.
Но Молотов ответил, что СССР войны против Финляндии не ведет, а помогает войскам «Народно-Демократической Республики Финляндия» (во главе с членом ЦК ВКП(б) Куусиненом) «освобождать Финляндию от гнета помещиков и капиталистов».
Сталинская Конституция была самой передовой в мире и «впервые вводила у нас в стране выборность органов власти».
Коментарий Кирилла Александрова: это чепуха.
Конституция Союза ССР, принятая в 1936 году VIII съездом Советов СССР, провозглашала Коммунистическую партию «руководящим ядром» «всех организаций трудящихся, как общественных, так и государственных» (ст. 126 Конституции СССР).
О какой «выборности» может идти речь, если Конституция предусматривала, что руководящим ядром каждого выборного органа является Коммунистическая партия?.. Таким образом, на институциональном уровне впервые закреплялось господствующее положение номенклатуры, и официально упразднялась даже фиктивная самостоятельность Советов.
Кроме того, нужно смотреть не только на декларацию, но и на практику.
А практика заключалась в том, что в период с октября 1936 года и по ноябрь 1938 года (то есть на фоне принятия и в первые годы после принятия самой передовой в мире Конституции) в СССР органами НКВД были расстреляны по официальной статистике 700 тыс. человек и еще 800 тыс. этапированы в лагеря. Для сравнения: в царской России за неполные 40 лет, с 1875 года и до начала Первой мировой войны были казнены 5-5,5 тыс. человек по всем составам преступлений (в основном за уголовные преступления), включая приговоры столыпинских и окружных военно-полевых судов.
Теперь — два моих вопроса Кириллу Александрову.
1. Насколько изложенное выше из «Шагов истории» соответствует исторической правде?
Ответ: ни насколько.
2. Может ли данная информация быть представлена школьникам, давая объективное представление об исторических событиях?
Ответ: данная информация не может давать даже субъективное представление и к истории отношения не имеет.
