Завтра — великий праздник. 70 лет освобождения Ленинграда от блокады.
70 лет с того дня, когда закончилась самая страшная трагедия моего города за все три с небольшим века его истории.
Я родился в
«Это было до войны», «во время блокады», «после блокады», — говорили они. И рассказывали нам о том, как это было. Как мои родители (им было тогда по
В нашем доме сохранилось несколько вещей, переживших блокаду.
Письменный стол, которому больше ста лет, перешедший ко мне от деда — он чудом сохранился во время блокады, а не сгорел в печке во время лютых морозов. Когда-то, маленьким, я строил на этом столе крепости из книг, и населял их оловянными солдатиками. Теперь, вот уже почти сорок лет, я работаю за этим столом, категорически отказываясь менять его на новый.
Две мамины елочные игрушки из папье-маше, еще довоенные — фигурки двух смешных человечков (один из них — верхом на олене). Когда-то она вешала их на елку, а теперь ими украшают елку мои дети. А я рассказываю им, что игрушки — еще бабушкины.
И несколько книг — все, что не сгорело и не потерялось во время блокады. «Карманный атлас СССР», подаренный маме в 1940 году в день ее
Память о блокаде надо хранить и передавать. Пока есть, кому об этом рассказать. Пока можно записать воспоминания и издать дневники. И пока можно что-то сделать для тех, кто пережил блокаду.
Да, можно пойти другим путем — тем, что пошел Смольный.
Превратить кусочек Итальянской улицы в «Улицу Жизни», якобы «воссоздавая атмосферу жизни в блокадном городе». Поставить на ней красиво присыпанные снегом троллейбус и трамвай блокадных времен, и сделанные из черного пластика «противотанковые ежи» — весьма специфически смотрящиеся на фоне вывески кафе-бара. Заложить мешками с песком памятник Тургеневу (появившийся лишь в начале
А я сегодня — вместе с другими, — приду к дому 14 на Невском проспекте, к знаменитой доске «Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна!». И потом поеду на Пискаревское кладбище. Там, где хранится подлинная, а не пластиковая память о блокаде.