Ровно 50 лет назад, с 17 по 31 октября, в Москве, в только что сданном Дворце Съездов, испохабившем ансамбль Московского Кремля, проходил XXII съезд КПСС, который тут же получил эпитет «исторического». Пожалуй, он таким и стал, только толкование будет другое – не то, какое было тогда, в 1961 году.
Фон, на котором проходил съезд
1961 год был «звёздным часом» советского строя. Наша страна тогда поразила мир запуском Гагарина, открыв эру космонавтики. Ещё не были растрачены ресурсы экстенсивного развития советской экономики. Она развивалась ещё с хорошими темпами, не меньшими, чем у современного Китая.
А наш сосед под руководством Мао Цзэдуна пустился тогда в дикую авантюру «большого скачка» и «народных коммун», повторив наши благоглупости первых лет революции и пятилеток, да ещё в гротескном, даже карикатурном виде. Китайская экономика рухнула, страну охватила разруха, большая, чем после войны, десятки миллионов человек погибли от голода, миллионы кинулись бежать из страны. К нам в Казахстан и республики Средней Азии через границу просочились до сотни тысяч дунган, уйгуров, синьцзянских киргизов. Об этом наша центральная печать тогда помалкивала, не решаясь встать на путь конфронтации с маоистским Китаем, где, как раз, чтобы отвлечь народ от тягот неудач, начали постепенно нагнетать антисоветскую истерию под соусом «борьбы с ревизионизмом».
Внутренняя атмосфера в нашей стране была вполне оптимистичной. Конечно, ГУЛАГ ещё не исчез полностью, реабилитация жертв сталинского режима продолжалась, хотя шла более робкими шагами. Партийное руководство не шло на то, чтобы признать полноту своих ошибок, заблуждений и вопиющей некомпетентности, обернувшихся миллионными невинными жертвами и огромными экономическими потерями. Тем не менее, даже куцая либерализация режима вызвала в народе проблески надежд на лучшую жизнь. К этому были основания. Уже более пяти лет шло массовое жилищное строительство. Страна на глазах переставала быть скопищем коммуналок, бараков и времянок. Хотя масштабы нуждаемости в жилье были ужасающие. С этой проблемой государство не справилось и по сию пору. Однако тогда что ни день, то сдавались новые жилые дома, справлялись радостные новоселья. Пусть это были панельные «хрущобы», но после полуподвальных комнат, битком набитых коммуналок и бараков с «удобствами» во дворе они казались чудным даром. И хотя за долгие годы потогонного труда и бесчисленных займов народ это жильё оплатил изъятиями из зарплаты, в мозги людей вколачивалась мысль, что жильё государство бесплатно «даёт».
Зарплата начала потихоньку расти, потребительский рынок становился более ёмким. Дешёвые штапельные и ситцевые одежды всё чаще в гардеробах трудящихся дополнялись, а то и вытеснялись изделиями из более добротных и дорогих тканей. «Химизация народного хозяйства» обеспечила промышленность синтетическим волокном. Криком моды стали мужские нейлоновые рубашки и дамские платья, чулки, шарфики. Унылая серая послевоенная гамма одежды, где тон задавали ватники, начала уходить в прошлое. Правда, промышленность не всегда поспевала за спросом, всё чаще употреблялись слова «дефицитный товар». И в управлении шла неразбериха из-за ничем не оправданного перехода от отраслевого принципа к территориальному – через так называемые совнархозы. Эту управленческую идею через сорок лет возродит Путин, сформировав федеральные округа, которые, в сущности, границами с этими совнархозами совпадают.
В продаже стала появляться мебель. В моду вошли треугольные журнальные столики, торшеры, раздвижные кресла- и диваны-кровати. Затем в магазинах появились холодильники, стиральные машины, которые раньше, в основном, ввозились из-за рубежа и распределялись по номенклатуре. Теперь они стали доступны гражданам с достатком выше среднего. Ламповый радиоприёмник перестал быть предметом роскоши. Всё чаще в семьях стали появляться телевизоры. Катушечные магнитофоны были ещё редкостью, но уже налаживалось их массовое производство. Предприятия рапортовали о выпуске первых транзисторных радиоприёмников.
В литературе, театре, кино, других искусствах было большое оживление. Появились новые и популярные писатели, режиссёры, художники. Вокруг них и их творчества шли горячие споры, в том числе в многочисленных «толстых» литературных журналах. Произведения советских мастеров искусств всё чаще номинировались и награждались на международных конкурсах и фестивалях.
А тут ещё достижения нашей науки – атомная электростанция и атомный ледокол, спутники, космонавты! Народ, в своей массе, поверил, что одними научно-техническими средствами и под умелым руководством, действительно, можно достичь очень больших высот. Даже «сияющих вершин коммунизма». Ради этого затевались соревнования, разного рода новации и почины. Многим казалось: вот ещё немного напряжёмся – и получим невиданные результаты развития. В начале 1961 года развивался почин ткачихи Валентины Гагановой. Она сознательно перешла в отстающую бригаду, пойдя на потерю в заработке. Своим организаторским даром она, по сути, показала, что прежний мастер был не на своём месте. Работа в бригаде была вскоре налажена, выработка вместе с заработками пошли в гору. И «наверху» был подтверждён вывод: грамотных управленцев можно и не готовить, авось таланты и энтузиасты из народа найдутся.
Почин был подхвачен романтиками. Мой тесть тоже пошёл по гагановскому пути на Орехово-Зуевском ХБК, несмотря на уговоры супруги. Он, действительно, бригаду выправил, перевёл в передовые, за что впоследствии был повышен в должности до заместителя директора прядильной фабрики.
Но энтузиастов было немного. И почин, как у нас водилось, «внедряли» - заставляли подхватывать. И всё же по этому примеру можно судить о степени устремлённости людей к будущему, об их надеждах на большие свершения.
Как давно вошло в обычай, к съезду шёл поток бодрых рапортов о выполнениях и перевыполнениях, досрочных сдачах объектов и т. п. Аккурат к съезду пустили первый энергоблок Сталинградской ГЭС, против которой возражал учёный мир, доказывая, что Волга станет цепью почти стоячих водоёмов, плотина нанесёт непоправимый урон уникальной популяции волжских осетровых и лососей, приведёт к потере отменных заливных лугов и пахотных земель. И лучше бы подумать, как использовать с толком сжигаемый попутный газ при нефтедобыче, эффект от которого куда выше, чем от гигантской ГЭС. Учёные оказались правы, но от их мнений просто отмахнулись.
Наиболее впечатляющим «подарком» съезду стало испытание невиданной по мощности водородной бомбы, которую разработчики в центре Арзамас-16 назвали «кузькина мать». Масштабы последствий от испытаний так поразили одного из разработчиков и организаторов испытаний, академика А.Д.Сахарова, что тот ужаснулся. Своей целью в жизни он поставил не допустить, чтобы такое кошмарное вооружение могло быть применено.
Долгий бенефис Хрущёва
XXII съезд шёл почти полмесяца. И каждый день радио и телевидение на все лады о нём говорили. Дошло даже до забавного курьёза по причине долгого упоминания про съезд КПСС. В чьих-то воспоминаниях был эпизод, когда девчушка-кроха, грозя пальчиком кукле, увещевала: «Слушайся, а то съест КПСС!»
Масштабы съезда поражали. Присутствовало на нём 4394 делегата с решающим и 405 делегатов с совещательным голосом, делегации 80 зарубежных компартий, а также представители «мирового национально-освободительного движения». Среди делегатов были, говоря по-современному, знаковые фигуры. Например, старые большевики, вступившие на путь подпольной борьбы ещё в 1905 году. В правнуки им годился 30-летний Михаил Горбачёв, делегированный от комсомола Ставрополья.
Впервые на съезде КПСС отсутствовала делегация Албанской партии труда, которая в 1959 году первой выразила резкое (без стеснений в выражениях) неприятие критики культа личности Сталина и его репрессивного стиля правления.
Повестка дня съезда была насыщенной. Помимо традиционных отчётных докладов, прений по ним, выборов центральных партийных органов съезд должен был принять новую программу КПСС и изменения в её Устав.
Успехи в экономике, науке, культуре несказанно повысили самооценку Хрущёва. Хоть он и призывал к «возвращению ленинских норм партийной жизни», но не препятствовал капанью елеем себе на лысину. Помню, как при оглашении состава рабочих органов съезда (выстроенных не в порядке значимости делегатов, их должностей, а вполне демократически – в алфавитном порядке) председательствующий, Ф.Р.Козлов, дойдя до фамилии и инициалов Хрущёва, возопил их сладкогласно, вслед за чем, как и при Сталине, раздались «бурные продолжительные аплодисменты, переходящие в овацию». Первый секретарь ЦК благосклонно эти выражения пиетета принял. Как должное.
На съезде Н.С.Хрущёв дважды был докладчиком и сказал заключительное слово.
Отчётный доклад ЦК КПСС (с ним выступил Хрущёв) был иллюстрацией головокружения от успехов, которые, всё же, были очевидны. Но в аппарате ЦК КПСС с пренебрежением относились к мнению учёных-экономистов, не променявших науку на наукоподобное обслуживание идеологии. Они предупреждали об опасностях, которые таит в себе погоня за валовыми показателями, ведущая к мотовству ресурсов, омертвлению капвложений, накоплению морально устаревших основных фондов и технологий. Они же прогнозировали, что условия для поддержания прежних темпов роста путём экстенсивного развития близки к исчерпанию, дешёвых ресурсов с каждым годом будет всё меньше. И если не поменять расточительные технологии на ресурсосберегающие, то вскоре начнётся падение фондоотдачи, повышение себестоимости выпускаемой продукции, нарастание инфляционных процессов. Вместе с тем, отмечали наши профессионалы, стимулирование труда носит очень ограниченный характер, уравнительная оценка результатов труда всё ещё преобладает. Это приведёт к снижению мотивации интенсивно и качественно трудиться, что чревато немалыми неприятностями.
Но эти учёные (Канторович – будущий нобелевский лауреат, Немчинов и Новожилов) были не в чести. Зато другие экономисты, вроде Маслова, держащие нос по ветру, подвергали их шельмованию, называли чуть ли не «антипартийной группой».
Но в докладе Хрущёва властвовал безудержный оптимизм. Не приводя никаких научных выкладок, он огласил прогноз о том, что не за горами период, когда СССР обгонит развитые капиталистические страны, включая США, не только по валовому объёму продукции, но и её выпуску на душу населения.
Другие тезисы доклада тоже нынче способны лишь вызвать горькую улыбку. Обещалось: а) в 1965 году отменить все налоги с граждан; б) с 1970 года сделать бесплатным общественный транспорт; в) в 1980 году построить материально-техническую базу коммунизма.
Прогнозировалось: а) в самое ближайшее время наблюдать общий кризис капитализма; б) после краха колониальной системы переход освободившихся стран к социализму; в) новый рост рабочего движения в странах капитала, что приведёт к разным итогам – от революций мирным путём до установления рабочего контроля на производстве. Возможности экономического роста в капиталистических странах отрицались. Развитие ФРГ объяснялось влиянием «плана Маршалла», наличие собственных источников роста в ФРГ исключалось.
Так же объяснялось резкое оживление японской экономики – только вложениями американского капитала. Никаких данных о росте наукоёмкости производства на Западе и в Японии не приводилось. Капитализм загнивает – и точка!
Вот такую картину представил докладчик на съезде, иногда отвлекаясь и приправляя вставки-реплики «народным юморком». Стенограмма выступления то и дело пестрит ремарками «Оживление в зале», «Смех, аплодисменты». Просто аплодисментов и бурных тоже было вдосталь.
Тем не менее, магия достигнутых успехов была высока в народе, благо сравнить было не с чем. Над докладом не потешались, сетовали только, что длинноват. В лучшую жизнь впереди уверовали многие, включая автора этих строк. Да что там вчерашний школяр! Этим же чувством проникся и тёртый жизнью Солженицын!
Тело вынесли, дух остался
Выступил Н.С.Хрущёв и с докладом о программе партии, которая не менялась с… 1919 года! Изменения в программу внесли радикальные, но терминология осталась древней. Достаточно сказать, что не была признана устаревшей «опора на диктатуру пролетариата»; интеллигенции опять не дали статус полноценного класса, оставив «прослойкой». Это при резком-то возрастании роли науки и информационных технологий (впрочем, тогда такого термина не было, хотя технологии были)! Не говоря уже о педагогах, работниках культуры, врачах и др.
Однако ключевой фразой в программе была такая: «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме». Вокруг неё всё и разворачивалось – как идти к коммунизму, что для этого делать партии в обществе, на производстве, в быту и т. д. Неотъемлемой частью программы являлся «Моральный кодекс строителя коммунизма». Его тиражировали отдельно, комсомольцам вменялось его заучивать наизусть. Были кое-где даже экзамены на знание этого кодекса.
После воспарений к «сияющим вершинам» спустились на грешную землю. Съезд заслушал доклад об изменениях в Уставе партии. Предлагались вполне здравые вещи: усиление коллегиальности, укрепление внутрипартийной демократии, критики и самокритики. Но главное – это ротация. В уставе ставились барьеры к несменяемости руководящих кадров, периодичность отчётно-выборных периодов, начиная с обкомов, сокращалась до двух лет. На третий двухлетний срок быть избранным можно лишь заручившись поддержкой трёх четвертей состава конференции при тайном голосовании. Составы обкомов, райкомов и горкомов должны решительно обновляться, не менее, чем наполовину. Нерадивые заменяются хорошо себя зарекомендовавшими. Многие делегаты из руководящего слоя голосовали за это с фигой в кармане. Именно с момента принятия новой редакции Устава возникла конфликтная ситуация между Хрущёвым и областными аппаратчиками, которые через три года смели своего патрона при поддержке львиной доли членов президиума ЦК, которые тоже были не в восторге от этой идеи. Но в тот момент Хрущёв был на коне, и перечить ему не стали.
Обсуждение Устава, по инициативе Хрущёва, вышло на тему культа личности Сталина. Стиль работы руководящего партийца рассматривался и через эту призму. В зале Дворца Съездов были разные люди. Одни участвовали в репрессиях. Другие этого благополучно избежали, но пострадали их друзья, сослуживцы, даже родственники. А часть делегатов из старых большевиков даже испытала на себе безжалостную десницу. Именно это, самое старшее поколение, предъявило самый большой счёт Сталину, а ряд ровесников Хрущёва составили с ними союз. В отличие от ХХ съезда, когда доклад Хрущёва был закрытый, а по парторганизациям распространялся несколько сжатый текст доклада не для публичности, на этот раз обсуждение было открытым, иногда велась прямая трансляция. Были преданы огласке многие факты насильственного и жестокого принуждения жертв репрессий к самооговору, составления и подписания Сталиным с его самым близким окружением расстрельных списков и оскорбительных комментариев на них. Газеты печатали выдержки из этих выступлений, ввергая читателей в шок.
Попутно досталось и «антипартийной группе» - Булганину, Ворошилову, Кагановичу, Маленкову, Молотову и «примкнувшему к ним» Шепилову. К ним добавили остальных – Аристова, Беляева, Первухина, Поспелова, Сабурова, Шаталова и Шкирятова (на М.Г.Первухина автору этих строк довелось наткнуться в Госплане; со своими ископаемыми представлениями он распоряжался в нашей экономике и во второй половине 70-х). Они инициировали несколько известных дел или проявляли инициативу, как, например, Маленков, «раскрутивший» печально знаменитое «ленинградское дело», или Ворошилов, призывавший расширить список привлекаемых к следствию по сфабрикованным делам военачальников. Припомнили расправы с «врагами народа» Кагановича на Кубани, того же Маленкова и любимчика Сталина Цанавы в Белоруссии и другие кровавые дела.
Выступавшие призывали покончить навсегда с таким самовластьем, с возможностью кому бы то ни было формировать внесудебные органы для осуществления сурового, вплоть до расстрела, наказания.
Несмотря на усиление критики деятельности Сталина, не упоминались, как невинные жертвы, многие деятели советской власти и науки – Сокольников, Рыков, Чаянов и другие. Процесс реабилитации затянется вплоть до перестройки.
Внешне зал при упоминании о сталинских репрессиях был единодушен. Но, на самом деле, далеко не все в нём разделяли мысль о полном преодолении культа личности и его последствий. И всё же количество перешло в качество.
Съезд принял решения о выносе тела Сталина из мавзолея, о демонтаже памятников ему, о переименовании всех объектов, носящих имя «вождя народов». Когда съезд закрывался, гроба с телом Сталина в Мавзолее уже не было.
Те, кто сделал карьеру при Сталине, примут участие в свержении Хрущёва. Ползучая «ресталинизация» начнётся уже в конце 1965 года. В 1966 году, на следующем съезде, отменили решение XXII съезда об установке в Москве памятника репрессированным. Сделали это тихо. Так же тихо издали циркуляр об изъятии из библиотек стихотворения Е.Евтушенко «Наследники Сталина».
Финал съезда и финал идеи
XXII съезд проходил по старому трафарету. Он не стал «местом для дискуссий» (к этому снова стремятся некоторые нынешние политики). Снова много славословий, приветствие от военнослужащих и пионеров и прочие ритуалы довоенных времён.
Кадровые изменения в секретариате ЦК были заметные. Из него была выведена Фурцева, не поладившая с рядом влиятельных лиц. Её «бросили на культуру», назначив министром. Одним она на этом посту помогла, и о ней вспоминают с теплотой. А других просто гробила, и воспоминания у пострадавших совсем другие.
Апофеозом съезда стала заключительная, напутственная речь Н.С.Хрущёва. Она была встречена очень бурными аплодисментами, поскольку была краткой. Вот отрывок из её завершения: «Наши цели ясны, задачи определены. За работу, товарищи!»
Не изменили традициям, устроив по окончанию съезда грандиозный концерт. В памяти остались некоторые номера, которые произвели впечатление. Он был каноническим: первые номера были чисто идеологическими, далее - классического репертуара, за ними – выступления академических и народных хоров, фольклор, а завершалось всё представлениями эстрадников. В финале – общий выход участников концерта на сцену и исполнение оратории во славу партии.
Один из первых номеров поразил. Он выглядел пародией на церковные песнопения. Сначала солист, как канонарх, возглашал: «Партия! Ты Ленина миру дала!» За ним часть хора постными голосами тянула ту же фразу, затем басы тянули окончание – «Ленина миру дала». И так далее. Мой дед от неожиданности даже перекрестился.
Конферансье Борис Брунов высмеивал травопольную систему, взрывами аплодисментов зрители встречали выступления сатириков – Тарапуньки и Штепселя, куплетистов Рудакова и Нечаева, других любимцев. Но особенно запомнился дебют молоденького Муслима Магомаева. Юноша с непривычки ещё не умел держать себя перед микрофоном, топтался, как гусь. Затем поразил роскошным голосом, исполнив «Бухенвальдский набат». При этом он почему-то кривил набок челюсть, да так сильно, что мой отец подумал о нарушении частоты строк экрана и стал её регулировать. От этой привычки затем славного певца отучили в Милане.
Съезд прошёл, но его перипетии и итоги обсуждались очень долго в печати, на радио и телевидении. Как водится, конъюнктурщики тоже поторопились со своей продукцией. Помимо «Марша коммунистических бригад» со словами «Будет людям счастье, счастье на века, у советской власти сила велика» в песенный оборот вбросили ещё несколько творений на тему близости «сияющих вершин коммунизма». Так, в песне «Здравствуй, будущее!» говорилось: «Мы будем жить при коммунизме, его рубеж не так далёк, трудом упорным мы приблизим великий день, победный срок». Была ещё песня о «вершине завоёванной» с финальной фразой «И мы в то время (коммунистическое – В.П.) будем жить». То есть, даже не вера, а непоколебимая уверенность.
Пройдёт полгода. В ЦСУ, Госплане, других руководящих органах подсчитали и прослезились. Снижение цен на продукты сельского хозяйства в течение 1950-1955гг., о котором все с тоской вспоминают, привело к фактическому банкротству колхозов и совхозов. Выполнив и перевыполнив планы, они получили гигантские убытки. Разгромленные Хрущёвым приусадебные хозяйства, дававшие до четверти всей молочной и овощной продукции, причём дешёвой, уже не восполняли спрос на потребительском рынке. Мясомолочная продукция стала более дефицитной к вящей радости спекулянтов. Пришлось в начале 1962 года поднять цены на мясные и молочные продукты на треть и более, чтобы сельхозпроизводители могли свести концы с концами. При этом, конечно, никто не подумал о резервах снижения себестоимости за счёт хотя бы развития сети комбикормовых производств. У нас впали в гигантоманию. Предпочитали строить меньше, зато крупнее. Так, якобы, экономичней. Но никто при этом не считал транспортные расходы и потери в пути, которые намного превышали эту липовую экономию.
Первое за 12 лет увеличение цен на продовольственные товары болезненно отозвалось в общественности. Только что ведь все пели оду скорому достижению всеобщего изобилия! Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! – такова была всеобщая реакция. А в Новочеркасске местное руководство на производстве вдобавок без всяких оснований снизило расценки по сдельщине, дополнительно ударив по семейным доходам. На недоумённые вопросы рабочих партийный чинуша надменно ответствовал: «Нет денег на пирожки с мясом? Покупайте пирожки с капустой». Это вызвало взрыв возмущения, протестные акции, забастовки, митинги. Такого власти не ожидали. Раздув инцидент до размеров грандиозного бунта, они кинулись лечить вольнодумство автоматами и танками.
По инерции на радио всё ещё крутили «Будет людям счастье». У нескольких десятков погибших в Новочеркасске и расстрелянных по суду будущего не стало. У других будущим стали тюрьмы и лагеря. На истории коммунистической утопии де-факто была поставлена жирная кровавая точка.
