25 августа 2011
Живой журнал Алексея Мельникова

Алексей Мельников: Поиски подлинности

Брюссельский Архив Русской Эмиграции издал интересную книгу. Под одной обложкой объединены считавшиеся утерянными дневники Аркадия Александровича Столыпина 1919-1920 годов и письма к жене Ивана Павловича Романовского, писанные в 1917-1920 годах.

А.А. Столыпин – племянник премьер министра Российской Империи П.А. Столыпина. И.П. Романовский – близкий соратник генерала А.И. Деникина. Дневник и письма охватывают период российской смуты, представленный глазами двух участников Белого Движения.

Дневники А.А. Столыпина интересны не только с фактической стороны. Написаны они живописным русским языком, иногда будто бы нарисованы акварельными красками: «Эти путешествия на катере для меня одно сплошное наслаждение. В то время как в городе душно и пыльно, в бухте всегда бывает прохладно от мягкого морского ветерка. Постепенно город удаляется. Бухта разворачивается во всём своём великолепии, как будто охваченная двумя огромными каменными лапами: с одной стороны блестят светлыми тонами, как лёгкие минареты какого-нибудь сказочного города, трубы Брянского завода: с другой – на фоне пылающего вечернего неба тёмной и массивной массой вырезываются крепость и мыс. Вырисовывается словно какое-то уснувшее на берегу у воды чудовище. Греческий храм на Митридате словно висит в воздухе, так светлы и легки его белые, как снег колонны. Красиво, что и говорить».

Иной раз по губам рассказчика скользит улыбка: «Кто-то наступает кому-то на ногу, и чья-то увесистая винтовка дружески хлопнула меня по черепу». А вот в другом месте обобщённая деталь: «Интересная подробность: как только первые драгуны доскакали до пехотинцев, они крикнули не «Сдавайся!», не «Руки вверх!», а… «Давай сумки!!» (!!!). Это очень типично для Добрармии».

Среди корреспонденции И.П. Романовского к жене есть письмо, в котором рассказывается о 1-м Кубанском походе. Когда читаешь об известных событиях, но описанных другими словами, по свежим следам, то картина получается объёмной, выпуклой, яркой. И то, что это письмо, а не глава в книге воспоминаний, тоже имеет значение. Есть в этой близости к событию если и не большая подлинность, то несомненная большая близость. Будто бы нагретый жарким солнцем и не успевший остыть к ночи асфальт. Вот это письмо:

1 мая 1918 г.
Ст. Мечетинская

Милая и дорогая моя Ленурка, вероятно не получая в течение 3-х месяцев от меня вестей, ты уже считала меня без вести пропавшим и, вероятно, собиралась вновь выхо­дить замуж, но я вновь объявился и пользуюсь случаем по­ездки маленького Ряснянского, чтобы дать о себе знать.

Ты знаешь, что в начале января мы перешли из Новочер­касска в Ростов, но в Ростове недолго пришлось пробыть, и 9 февраля мы принуждены были покинуть Ростов. При этом т.к. Лукомский дипломатично сбежал, то я оказался в роли начальника штаба. Должность эта, по правде сказать, меня очень тяготила: во-первых, в тяжёлое время большая нрав­ственная ответственность возлагалась с этой должностью, а во-вторых, и отношения с Корниловым утратили ту друже­ственность, которая была раньше: он стал очень подозрите­лен на почве неладов его с ген. Алексеевым. Когда он явно оказывался несправедливым, у нас происходили немые раз­молвки, и он настораживался, видимо, против меня.

Ушли мы из Ростова в задонские станицы, и там перед нами стал вопрос, что делать и куда идти. Большинство, вопреки моим настояниям, признавало необходимым ид­ти в Екатеринодар, я советовал выждать в Донской облас­ти, т.к. обстановка на Кубани нам абсолютно не была из­вестна и я не очень верил в нашу способность совершить этот поход. Во втором пункте я оказался неправ, и Добро­вольческая Армия блестяще совершила поход, по первому пункту мои предположения оправдались.

До 4 марта у нас дело шло великолепно. Мы шли крат­чайшей дорогой к Екатеринодару, за поход сплотились, ор­ганизовались, пять боёв, бывших до этого дня, закончились бесспорными и сравнительно лёгкими нашими успехами. 4 марта был опять бой у ст. Кореновской, это станций за пять от Екатеринодара. Бой кончился успешно, но вести его при­шлось в тяжёлых условиях против больших сил, большой артиллерии, бронированных поездов; некоторые части, в том числе полк Маркова, понесли большие потери, и здесь узнали, что Екатеринодар оставлен Кубанским правитель­ством. Корнилов, поддавшись впечатлительности Маркова, решил изменить маршрут движения и не идти прямо на Екатеринодар, а свернуть на Кубань на соединение с кубан­скими войсками, отошедшими за Кубань. И вот при этом движении мы попали в осиное гнездо: каждый день прихо­дилось идти с боем, каждый день мы били большевиков, но на следующий день оказывались новые, при этом драться приходилось на все четыре стороны.

Поход был неимоверно трудный: каждый день драка, спать приходилось мало; обозы пришлось побросать, ча­стью они сами сокращались. Так, в один прекрасный день за повозкой Корнилова, где лежали и мои вещи, недосмот­рели, и возница-австриец, военнопленный, очевидно, ре­шил уехать к большевикам и я остался с одной сменой бе­лья; большинство в таком положении было уже раньше. Всё это происходило в местах чрезвычайно глухих, где приобрести ничего невозможно, где связей с Россией ни­каких. Но выдерживали всё это добровольцы стоически, поход этот прямо легендарный.

Один день, 15 марта, я, вероятно, никогда не забуду. Вы­ступили мы рано утром, с утра шёл дождь с ветром, реки, ручьи разлились, приходилось идти в воде выше колена. Затем ветер постепенно начал холодать, вместо дождя по­шла крупа, а затем уже со студёным ветром, под вечер мы подошли к реке, за которой были большевики, река оказа­лась вздувшейся, один мост снесённым, другой затоплен­ным, и вот переправляться пришлось вброд выше брюха ло­шади под огнём противника. Переправа затянулась до полуночи. Все обмёрзли, вместо верхней одежды на всех были обледенелые короба, лошади от тяжёлой дороги и обмерзания падали в громадном количестве, люди же, несмо­тря на то что в рядах наших масса мальчишек, выдержива­ли. Большевики, окажи они тут немножко больше упорства, нас могли окончательно заморозить, но здесь, благодаря энергии Маркова, мы вышли победителями и ночь спали под крышей, хотя, когда мы с Корниловым входили под крышу станичного управления, через заднюю дверь боль­шевистский штаб удирал - это была ст. Ново-Дмитриевская. В это время мы соединились и с Кубанским отрядом.

После 15 марта в течение нескольких дней мы были в состоянии полной неспособности что-либо предпринять, а затем, когда лошади несколько оправились, опять воз­ник вопрос, что делать. Решили идти на Екатеринодар, но перед этим приходилось выдержать несколько боёв и пе­реправиться через Кубань. Вот у меня никогда не было предчувствий, но 24 марта у нас должен был быть бой под ст. Георгие-Афипской - это третья станция от Екатеринодара на Новороссийск. И вот 23 марта у меня самое хо­рошее предчувствие относительно предстоящего боя, он хорошо был задуман, а в это же время совершенно определённое щемящее ощущение относительно себя лич­но, что этот бой для меня будет неблагополучен, и, ты зна­ешь, на следующий день как гора с плеч свалилась, когда пуля чиркнула мне по ноге, пробив только мякоть.

26 марта мы переправились через Кубань и начали на­ступление на Екатеринодар сначала хорошо, но затем враги наши усилились, мы же, благодаря огромному обозу (все приходилось возить с собой), сразу переправить всё не могли. У противника оказалась громадная артиллерия и неисчислимое количество снарядов, наши боевые припа­сы были на исходе. 30-го уже выяснилось, что мы Екатеринодара не возьмём, но вместе с тем ясно было, что с от­казом нашим от Екатеринодара мы без патронов, с огромным числом раненых проигрываем дело окончатель­но. Корнилов смотрел на дело так, что если Екатер. не бу­дет взят, то ему надо пустить себе пулю в лоб. Решили по совету Алексеева ещё день подождать, а 31-го вечером атаковать, но 31-го утром граната влетела в наш домик, разорвалась почти под самым Корниловым, перебила ногу у бедра, осколок попал в висок, и он, не приходя в созна­ние, через 5 минут скончался. Его заменил А.И. Деникин.

С тяжёлым чувством пришлось отступить от Ек., армия была деморализована. Говорят, что были слухи о выдаче начальников большевикам, но здесь Бог оказался к нам милостивым или Деникин оказался счастливым, но при первом же переходе через железную дорогу, который все­ми рассматривался как окончательно гибельный, Марков со своей бригадой одержал успех, захватил бронирован­ный поезд с двумя пушками, патронами и снарядами и мы ожили вновь.

В половине апреля получили сведения о наступившем пробуждении на Дону и перешли опять туда же, откуда в феврале ушли. Оздоровление несомненное, начались сно­шения с Россией, и я пишу моей голубке; но вместе с тем стали почти лицом к лицу с немцами, и сейчас перед нами страшный вопрос, как быть с ними. Одни мы бессильны, а по-видимому, все склонны видеть в них избавителей, ну а я, как и А.И., видим в них самых страшных врагов, а сил бороться и с большевиками, и с ними, конечно, нет. Ну, это впереди, а пока выдыхались, дней пять тому назад к нам подошла ещё добровольческая бригада, прибывшая из Румынии.

Марков и Деникин и их семьи живы и здоровы, Лукомский, дипломатически удравший от нас, тоже оказался жив, хотя его, кажется, трижды арестовывали. Казанович, доблестно сражающийся у нас, ранен в плечо, проби­та лопатка. С Успенским встретились, он очень озабочен своей семьёй и в невесёлом настроении. Соколовский (Ви­тя, кажется) попал недавно в плен и, вероятно, погиб. Пришёл ко мне как-то тут славный кадетик и отрекомен­довался моим родственником Масловым, я не сразу сооб­разил - оказался брат Кати. Роженко, пытавшийся уд­рать, убит. Ну вот все мои новости.

О вас, конечно, ничего не знаю. Сегодня получил твоё письмо от 10 января и мамино от 8 декабря, в котором она протестует против твоей поездки ко мне. Милый мамулик, как она, видимо, устала! Ты успокой её, ведь я всегда при­глашаю тебя условно. Куда и как мне писать, пока не знаю. Приехать теперь к вам, может быть, и можно было бы, но не могу оставить одного Деникина. Посылаю тебе с Ряснянским 2 тысячи рублей; ты, вероятно, совсем без де­нег. Крепко тебя целую, поцелуй детишек, мамулика, тётю Веру. Да хранит вас Бог.

Твой Ваня

P. S. Посылаю тебе обращение А.И. Деникина к москвичам от Добр. армии.

Столыпин А.А. Дневники 1919-1929 годов. Романовский И.П. Письма 1917-1920 годов. Москва-Брюссель: Conference Sainte Trinity du Patriarcate de Moscou ASBL; Свято-Екатерининский мужской монастырь. 2011. Стр. 232-236

Оригинал

Материалы в разделах «Публикации» и «Блоги» являются личной позицией их авторов (кроме случаев, когда текст содержит специальную оговорку о том, что это официальная позиция партии).

Статьи по теме: История и современность


Все статьи по теме: История и современность