...И все же: возможно ли отыскать самое существенное из того, чем был обделен великий город?

Какое из не произошедших в Париже событий можно назвать главным?

Не уверен, возможно ли это определить, но я отважусь: здесь, в Париже, не был Александр Сергеевич Пушкин.

"...Так как в следующие 6 или 7 месяцев остаюсь я, вероятно, в бездействии, то желал бы я провести сие время в Париже, что, может быть, впоследствии мне уже не удастся. Если Ваше превосходительство соизволите мне испросить от Государя сие драгоценное соизволение, то вы мне сделаете новое, истинное благодеяние..." (Из письма Пушкина Бенкендорфу от 21 апреля 1828 г.)

Пушкин никогда не был за границей, или, как тогда говорили, "на чужбине". Но как же он мечтал туда попасть. Завидовал своим друзьям, которые могли беспрепятственно следовать, куда пожелают и, конечно же, тем из них, кому посчастливилось побывать в Париже. "Ты, который не на привязи, как можешь ты оставаться в России? Если царь даст мне слободу, то я месяца не останусь", - писал он П.А.Вяземскому из Михайловского в мае 1826 года. Не имея возможности отправиться в Париж, Пушкин мечтал "отправить" туда хотя бы своего героя. В том же письме он пишет: "В 4-ой песне Онегина я изобразил свою жизнь; когда-нибудь прочтешь его, и спросишь с милою улыбкой; где же мой поэт? ...он удрал в Париж и никогда в проклятую Русь не воротится - ай да умница..."

...Верхи русского общества впитывали западное влияние, поглощали плоды просвещения, главным образом французского. Книги Вольтера были буквально в каждом доме. Это была не мода, но нечто большее.

По-французски говорили на балах, на официальных приемах, писали злобные эпиграммы и объяснялись в любви. Поэт Батюшков во время войны 1812 года с иронией признавался: "Все жалуются и бранят французов по-французски, а патриотизм заключается в словах: point de paix" (никакого мира). Сейчас трудно предположить, на каком языке думало высшее российское общество. Во время восстания на Сенатской площади Император Николай I отдавал приказы и принимал рапорты по-французски, а граф Милорадович, смертельно раненый декабристом Каховским, умирая, произнес: "La comedie est jouee" (Комедия доиграна).

Конечно же, царил французский дух и в доме Пушкиных. Отец и дядя будущего поэта знали в совершенстве французский язык и французскую литературу.

Маленький Саша постоянно слышал французскую речь в доме, потому что по-французски шутили, острили, изъяснялись и просто разговаривали. По обычаю того времени к мальчику были приставлены воспитатели-французы, сначала граф Монфоре, потом учитель французского языка Русло. Утверждают, что если бы не бабушка и няня, то Пушкин бы вообще русского языка в детстве не слышал. Позже его брат свидетельствовал, что Саша "проводил бессонные ночи и тайком в кабинете отца пожирал книги одну за другой. Пушкин был одарен памятью неимоверной и на одиннадцатом году знал наизусть всю французскую литературу." Среди книг отца были греческие и римские классики, переведенные на французский, энциклопедисты, философы и поэты XVIII века, Плутарх, Гомер, Вольтер, Руссо, Ювенал, Гораций, Парни, Верже, Мольер, Рассин, Корнель. Кроме того, в этом же отцовском шкафу хранились книги эротического содержания, которые прочитывались пытливым ребенком особенно внимательно.

Отец Пушкина, Сергей Львович, ставил дома пьесы, главным образом французские, и Мольера знал наизусть. Глядя на взрослых, дети сами устраивали домашний театр, тоже играли пьесы, конечно, тоже французские. Таким образом, еще до своего отъезда в Лицей, Пушкин в совершенстве знал французский. Он вообще учился неважно, и лишь за русскую поэзию и французский язык имел высшую оценку. В Лицее у него даже была кличка - Француз. Товарищи по учебе пели: "А наш Француз свой хвалит вкус и матерщину порет!"

Директор Лицея Е.А.Энгельгардт так характеризовал будущего великого поэта: "Его высшая и конечная цель блестеть и особенно поэзией, но едва ли найдет она у него прочное основание, потому что он боится всякого серьезного учения и его ум, не имея ни проницательности, ни глубины, совершенно поверхностный - французский ум..."

Первые литературные опыты Пушкиным были написаны по-французски. По-французски он написал и свой первый автопортрет: "J'ai le teint frais, les cheveux blonds et la tete bouclee" (У меня свежий цвет лица, руссые волосы и кудрявая голова.)

Своих литературных кумиров - Байрона, Андрэ Шенье, Буало, Лафонтена, Шатобриана Пушкин читал на французском, равно как и Шекспира, прежде, чем научился читать по-английски. И не только литература привлекала молодого Пушкина, но и сами литераторы.

Исследователи (Ю.Лотман) заметили, что Александр Сергеевич интересовался в свое время Вуатюром. Причем, именно поэтом, а не его поэзией. Этот француз имел страсть к карточной игре, дуэлям и женщинам, и вроде бы ему Пушкин обязан некоторым своим дурным привычкам. (Вот и здесь мы всякий грех списываем на иностранцев).

Библиотека в Михайловском состояла в основном из книг на французском языке и почти все они были изданы в Париже. Книги Пушкин выписывал из лавки Флорана, тоже француза. Исследователи отмечают, что по-французски наш поэт писал грамотнее, чем по-русски, в правописании которого нередко делал ошибки.

П.Я.Чаадаев просил Александра Сергеевича в одном из писем: "Пишите мне по-русски; вам не следует говорить на ином языке, кроме языка вашего призвания..." Но, куда там.

"Mon ami, - отвечал спустя десять дней Пушкин, - je vous parlerai la langue de l'Europe, elle m'est plus familiere que la notre..." (Мой друг, я буду говорить с вами на языке Европы; он мне привычнее нашего...) Когда Чаадаев дал прочесть это пушкинское письмо французскому писателю - знаменитому графу Алексею Сен-При, тот сказал, что оно "по своему слогу сделало бы честь лучшему писателю - знатоку французского языка".

Письма женщинам Пушкин как правило писал тоже по-французски. Равно как и письма начальству, и даже самому царю ("...потому что язык этот деловой и мне более по перу.") А вообще исследователи подсчитали, что перу Александра Сергеевича принадлежит более двухсот произведений (главным образом писем, но также и стихотворений и черновиков статей), написанных на французском языке. Более того, подсчитаны даже франкоязычные "вкрапления" в русские тексты - их у Пушкина, оказывается, более двухсот тысяч!

Известно, что из Михайловского Пушкин собирался бежать заграницу. У него и его тригорского приятеля А.Вульфа был даже составлен для этого план. И не один. То под видом слуги Вульфа, то с целью лечения от аневриизма. Все эти "планы" скорее печально бесхитростны, чем смешны. Но чего только не сделаешь ради свободы.

По возвращению из ссылки он не оставляет свою затею и после того, как царь отказывает ему в просьбе участвовать в войне, он просит Бенкендорфа ходатайствовать перед царем о разрешении выехать в Париж. Просьба Пушкина, судя по всему, даже не была передана императору. Спустя две недели Пушкин был среди провожающих французского художника Даву и, по воспоминаниям А.О.Смирновой, едва устоял от соблазна "спрятаться где-нибудь в каюте и просидеть там до тех пор, пока корабль не выйдет в открытое море".

События во Франции, когда там совершилась июльская революция, привели к тому, что монархически настроенные люди оказались вынуждены эмигрировать. Среди таковых был и Дантес - будущий убийца поэта. И пистолеты принадлежали французу, и теперь хранятся во французском музее... Словом, Франция, в биографии Пушкина не проходная тема, и я упомянул лишь то, что знаю. А сколько такого, чего мне неведомо. Сколько в Парижских архивах, в домах эмигрантов из России хранится документов, свидетельств, преданий. А что значил Пушкин для русских эмигрантов. Вот уж для кого он был действительно всем! Саша Черный даже оживил поэта в рассказе "Пушкин в Париже"... Словом, Пушкин и Франция - отдельная книга, и, скорее всего, не одна.

Общеизвестно, что Пушкин мог, как никто другой вживаться в быт, нравы и даже природу неувиденных им стран. Можно только догадываться, чтобы он сотворил, побывай в Париже. Какие бы тайны парижские смог бы открыть, какие бы образы разглядеть. Ведь Пушкин и Париж - очень похожи. Чем? Своей блистательной греховностью...

Но, не суждено. Ни Пушкину увидеть Париж, ни Парижу быть им воспетым. Вот главное событие, которого не произошло, вот страница, которая так и осталась нераскрытой.

...Здесь, в кафе на улице Риволи я твердо решил, что как только вернусь в Россию - поеду в Пушкинские Горы. А теперь, в оставшееся до вечера время, мне надо успеть в одно из моих самых любимых мест - на кладбище "Пер Лашез" (Cimetiere du Pere Lachaise). Там, рядом с великими гробами, хорошо думается.

Об этом, самом знаменитом парижском кладбище, написано много и в разные времена. Тут продаются своеобразные путеводители, чтобы посетители могли прийти и найти нужную могилу и поклониться праху какого-нибудь великого усопшего. Но я не советую пользоваться этими путеводителями. Гораздо интереснее без них, просто не спеша ходить и осматривать памятники. Тот, кого ищете, сам вас найдет, и от неожиданной встречи вам будет много радостней.

...Кажется совсем недавно я был здесь. Не один. С нею. Я выбрал ей пять алых роз, чтобы она положила их тому, кто встретится и кто ей особенно дорог. Первым был Бальзак, у могилы которого погибали последние защитники Парижской Коммуны; потом она положила свою розу на памятник Шопену и эта одинокая роза не затерялась среди других цветов, коими во всякое время усыпано надгробие; потом была неожиданная встреча с Мольером, которого она почитает особенно... "Мы любим иногда, не ведая о том, а часто бред пустой любовию зовем". Четвертую розу она принесла к надгробию Эдит Пиаф, которая, вопреки Мольеру, кажется, именно любовью и бредила -

Пусть падет лазурный небосвод,
Пусть разверзнется земная твердь,
Если в сердце любовь живет -
Не страшна мне даже смерть...

Наконец, пятую розу она возложила к мемориальному памятнику жертвам Освенцима - меня это особенно тронуло. Она жалела, что мы не нашли могил Айседоры Дункан и Сары Бернар и не положили цветов им, но мы сможем сделать это в следующий раз. В следующий... Будет ли он?

Сейчас я здесь один...

Один прохожу мимо памятников, у которых мы останавливались и молча стояли вдвоем... Вот Мольер, встреча с которым так взволновала ее. Знает ли она, что однажды сказал великий комедиограф? "Высшее доказательство любви - это подчинение воле того, кого любишь".

Вспоминаю, как мы с нею прошли мимо черного надгробия. На нем было много живых цветов и стояли неподвижно две женщины. Мы не остановились.

"...Если меня очаровывало новое лицо, если я мечтал с какой-нибудь другой девушкой осматривать готические соборы, дворцы и сады Италии, я только с грустью говорил себе, что наша любовь, любовь к определенному человеку, быть может, есть нечто не вполне реальное: ведь если отрадные или тягостные думы и обладают способностью на некоторое время связать наше чувство с той или иной женщиной и даже внушить нам, что именно эта женщина неизбежно должна была влюбить нас в себя, то когда мы, сознательно или неумышленно, высвобождаемся из-под власти этих ассоциаций, любовь, как будто она, наоборот, стихийна и исходит только от нас, воскресает и устремляется к другой женщине..."

Отчего так легко откровенен, Марсель Пруст? Не от того ли, что рад своему освобождению?

А как осматривать все эти соборы, сады и дворцы, если все "не ушло"? Как любоваться парижскими улицами, площадями и бульварами, если они все еще принадлежат ей? Как бродить по Латинскому кварталу, как смотреть с мостов на Сену и как войти в Люксембургский сад, если на все это мы смотрели вдвоем и одного меня здесь, кажется, не ждут? Смогу ли еще хоть раз сидеть в кафе на площади Виктора Гюго, где ей так нравилось и где прямо на нашем столике я поймал осмелевшего воробья? Как гулять одному по вечернему и ночному Парижу, как смотреть на окружающую шумную жизнь, на эти целующиеся парочки, которые прогуливаются или сидят в кафе? Как поднять глаза в сторону светящейся Эйфелевой башни, которая ей почему-то так полюбилась? Наконец, смогу ли теперь слушать голос Эдит Пиаф, и как быть, если вдруг зазвучит "Les Feuilles Mortes"?

Самое дорогое, что только есть для меня в Париже, было отдано ей и теперь, без нее, существовать для меня не может. Как мне вернуть Париж, который я так безоглядно отдал ей, и как мне вернуть ее, которой я так безмятежно отдал всего себя?

В кафе, неподалеку от кладбища Пер Лашез, я заказал два бокала красного вина - ей и себе. На телеэкране кадры военной хроники... Но что за песня их сопровождает? Что за голос знакомый слышу?

Кто скажет, куда уходят цветы
уходящих времен?
Кто скажет, где цветы
ушедших времен?
Те, что в старые и добрые времена
срывали девушки там -
Где однажды мы будем вместе,
Где однажды мы будем вместе...

НОВОСТИ ДНЯ.

CLAUDE ALLEGRE TENTE DE NOUER LE

DIALOGUE AVES LES REPRESENTANTS

DES LYCEENS

(Клод Аллегр пытается завязать диалог с представителями лицеистов)

Алиса Мартен (Alice Marten), ученица лицея Оноре де Бальзак (Honore-de-Balzac) в Митри (Seine-et-Marne), отдышалась, прежде чем выйти к толпе журналистов, ожидавшую делегацию лицеистов, принятых Клодом Аллегром (Claude Allegre) в четверг 15 октября. После 15-ти часов, согласно договоренности, пять юношей и пять девушек, членов делегации, были приняты министром национального образования...

Несмотря на волнение Алиса говорит громко и ясно: "Мы изложили наши требования. Нас выслушали. Обстановка была очень откровенная."

Но рядом с нею другая лицеистка - Лубна Мелиан (Loubna Meliane), высказывается более сдержанно. "Бюджет образования будет проголосован в среду 21 октября. В этот день мы встретимся с министром по поводу демократизации жизни лицея. Мы все еще настроены скептически и очень настороженно. Просьба к лицеистам - быть готовыми к новым выступлениям." Она так же сказала, что FIDL призывает организовать манифестацию накануне встречи, во вторник 20 октября...

...Мари-Пьер Шевалье (Marie-Pierre Chevalier) лицеистка из Тулона (Toulon), обладающая бойцовским характером, говорит:

"Пятьсот тысяч лицеистов вышли на улицу. Это очень серьезно. Мы требуем, чтобы в 1классах учились не более 28 учеников. И как можно быстрее."Ей возражает советник министра: "Еще никто из министров не хотел так помочь лицеистам!" Но лицеистка не уступает: "Если министр рассчитывает расколоть наше движение во время каникул, он заблуждается."

И, наконец, лицеисты ясно дали понять Министру, что они устали от провизоров (директоров лицеев), которые срывают их афиши и мешают лицеистам идти на манифестации...

Новая встреча с целью демократизации жизни в лицеях состоится 21 октября в Париже. Подобные же встречи с ректорами состоятся и в провинции. Министр призывает ректоров составить список "конкретных" трудностей в жизни лицеев. Расписания будут пересмотрены. Программы намечено облегчить уже после каникул. Лицеисты будут так же проинформированы о правах и свободах.

Беатрис Гурри (Beatrice Gurrey).

"Le Mond", Samedi, 17 octobre.

UN DIMANCHE POUR 2 0DECOUVRIR

GRATUITEMENT LE METEOR PARISIEN

(Воскресенье - бесплатное открытие парижского Метеора)

18 октября, во второй половине дня погода над Парижем стояла пасмурная. И вместо того, чтобы пойти в лес, люди пошли в метро. Парижане были приглашены проехать бесплатно по новой линии: "Мадлен"- "Библиотека Франсуа Миттерана" (Madeleine - Grande bibliotheque-Francois-Mitterand), открытой тремя днями раньше. Новая, 14-я линия метро "Метеор" находилась в предвкушении восторгов пассажиров. И они действительно восхищались, хотя, быть может, и не столь откровенно, как того желала организация Организация сети парижского транспорта.

Спокойное воскресное утро вовсе не располагало поскорее спуститься в метро, чтобы открыть для себя новую "игрушку".

Но во второй половине дня толпа любопытных становится значительной: семьи с детьми, пожилые люди, туристы и, конечно, молодежь. Мнение едино: "Это красиво и безопасно". "Но за этой сверкающей красотой огромные суммы затраченных денег!" - восклицает молодой человек...

Головные вагоны берутся штурмом. Каждый хочет почувствовать себя водителем и увидеть под новым, более зрелищным углом, головокружительную вереницу туннелей, а также прибытие на станции. "Я вел поезд!" - кричит восторженный малыш родителям, которые предпочитают прежде всего отметить исключительную безопасность двойных автоматических дверей.

Станция "Мадлен" - поразительный контраст между новой линией и традиционным метро - кажется серой и грязной. "Было бы здорово, если бы все лини были такими же, как и 14-я", - вздыхает юная девушка.

Али Хабиб (Ali Habib).

"Le Monde", Mardi, 20 oktobre.

ДОРОГА ВТОРАЯ. П У Ш К И Н О Г О Р Ь Е.

Фигурно, иль буквально: всей семьей,
От ямщика до первого поэта,
Мы все поем уныло. Грустный вой
Песнь русская. Известная примета!

Пушкин. Домик в Коломне

Le sort aura beau faire, il faudra
bien qu'a la fin nous nous reunissi-
ons sous les sorbiers de la Сороть.
(На зло судьбе мы в конце концов все
же соберемся под рябинами Сороти)

Из письма Пушкина П.А.Осиповой.

Лишь когда мне минуло сорок, я впервые побывал в Пушкиногорье, на могиле Александра Сергеевича.

Много слышал об этих местах, читал книги, рассматривал фотографии, рисунки. Несколько раз заслужил упреки: "Как, ты еще там не был?" Оправдываясь, отвечал, что пока не готов. И это было правдой: не хотел оказаться там лишь праздным туристом.

Наконец, на исходе минувшего лета, я решился на знакомство со знаменитым Пушкинским уголком.

Ехал из Санкт-Петербурга, через Псков, в котором когда-то проходил армейскую службу. Здесь, в черёхинских казармах, я взрослел - ползал с автоматом по мокрому снегу и грязи, мерз, как суслик, приукладке парашютов, терпел "лишения и тяготы", а также впитывал дух глубокой старины псковской земли.

Вспоминаю вечерние прыжки с парашютом, прямона сверкающий огнями город. Где-то там - желанная свобода: гуляют девушки, их обхаживают молодые люди, отовсюду раздается музыка, им весело, радостно, а ты... Когда мы возвращались в воинскую часть и нас провозили через Псков, я закрывал глаза, чтобы всей этой жизни не видеть. И вот я здесь, спустя двадцать лет.

Первым делом помчался в Черёху. Увы, дальше ворот меня не пропустили, несмотря на уговоры и просьбы хотя бы одним глазом взглянуть на места своей службы. Единственное, что я успел увидеть - несколько десантников в голубых беретах. И, знаете, это были... женщины! Они уже не только нас рожают, кормят, учат и лечат, но и готовятся защищать. Что бы сказал, увидев это, покойный Василий Филиппович Маргелов, легендарный командующий воздушно-десантными войсками?

Рядом с воинской частью, в поселке, где проживают семьи офицеров, отыскал своего полковника, под началом которого служил и которого даже называл "папулей". Эрнест Арменович по-прежнему бодр и, кажется, совсем не изменился за два десятилетия. Зато изменилось все вокруг. Полк, некогда гордость ВДВ, представляет собою жалкое подобие той могучей силы, которой хвастались высшие военные чины и политики: вооружение времен Второй Мировой войны, подготовки нет, прыжков с парашютом тоже, нет и учений, и даже кормить солдат нечем...

"Кто виноват? - спрашивает отставной офицер. - Сионисты, ЦРУ, демократы, коммунисты?"

Но кто же знает, товарищ полковник? Кто знает?

Когда-то полк содержал подсобное хозяйство.

Таких свиней выращивали, каких сейчас и не сыщешь.

Под стать аппетиту розовощеких воинов, иные из которых могли разломать кирпич о собственный лоб. А какие могучие были в хозяйстве хряки, которыми гордился пожилой подполковник Меркулов, заместитель командира по тылу. Сейчас, рассказывают, что даже и сухпайков нет, а солдат кормят прямо с машины, которая ежедневно привозит еду невесть откуда. Да так кормят, что уже и не спросишь с воинов, почему плохо бегают, не метко стреляют, слабо дерутся...

Где же ты, мой знаменитый черехинский полк?

Остаются ли в строю твои удалые офицеры - искуссные вояки, умелые командиры и галантные кавалеры? Живы ли здоровы твои лукавые и предприимчивые прапорщики, на которых держался тыл? Продолжают ли сходить с ума от твоей десантуры псковские барышни? Видны ли еще в голубом небе псковщины твои белоснежные купола, заслонявшие собою солнце и услышу ли еще хотя бы раз на твоем плацу героическую и бессмертную песню?

Наверх же, товарищи, все по местам!
Последний парад наступает.
Врагу не сдается наш гордый "Варяг",
Пощады никто не желает...

В Пскове я встретился со своим приятелем, литературным критиком. К моей радости он согласился поехать со мной в Пушкинские Горы и показывать, где и что там находится. По дороге он говорил о природе псковского края, о селениях и местных достопримечательностях, показал дорогу, по которой в зимнюю стужу везли гроб с телом Пушкина. Представляя эту печальную картину, я жал на газ, чтобы поскорее добраться до заветного "уголка".

- Ну, сколько же еще? - спрашивал я через каждые пять минут.

- Скоро, скоро будем! Потерпите, - отвечал мой приятель. Кажется, он волновался не меньше.

Ожидание встречи с Пушкинскими местами было столь велико, что когда, наконец, мне показали выглянувшие из-за холма Пушкинские Горы, я оторопел.

- Вот это?

- Да. Вон они, видите?

- Где же, где? - Вглядываясь в горизонт, я видел лишь какие-то невзрачные и едва различимые лесистые холмики...

Два дня находился в заповедных местах. Кроме Пушкинских Гор, побывал в Петровском, Михайловском и Тригорском, осмотрел окрестные деревни, прогуливался по знаменитым липовым аллеям, стоял над рекою, глядел на озера, ко всему прислушивался, во все всматривался и... почему-то ничего не слышал и не видел.

Вспоминаю, что первым делом поспешил в Святогорский монастырь, к могиле поэта. Как назло, именно в это время туда подошла шумная группа туристов.

Побыть одному не удалось, но чуть позже пошел сильный дождь, который разогнал туристов и позволил мне остаться у могилы в одиночестве. Я неотрывно вглядывался в основание памятника, пытаясь мысленно проникнуть сквозь толщу гранита. Но никакого отзыва не находил.

"Как же так? Почему не исходит ничего от могилы Пушкина? Почему не чувствую его присутствия?", - задавался я вопросами, но ответом было лишь безмолвие, словно закрылся он, отвернулся, загородился и не только тяжелым могильным камнем.

После Святогорского монастыря мы с приятелем проехали в Петровское и бродили по вековым липовым аллеям, любовались озером, затем доехали до Тригорского и прогуливались по ухоженному парку. За два дня я побывал во всех окрестностях с надеждой уловить тень невидимого мне пушкинского духа, но ни в чем и нигде его не находил. Я даже не остановился, когда проходил через Михайловское. Может, потому, что оно представляло собой обыкновенную стройплощадку? Аллея Керн показалась искусственной, если не сказать - мертвой. Отреставрированное или скорее полностью восстановленное Тригорское - с парком, прудами и свежевыкрашенным длинным хозяйским домом выглядело тоже декоративным.

"Где же Пушкин?" - допытывался я у своего приятеля, который, отдаю ему должное, старался не навязывать свои ощущения, но лишь молчаливо (и, кажется, с интересом) за мною наблюдал, отвечая на бесчисленные и, наверное, нелепые вопросы.

За два дня я лишь дважды почувствовал нечто особенное. В первый раз, когда мы поднялись на небольшой холмик, называемый Савкиной Горкой, и оттуда смотрели на озеро, извилистую Сороть и на такие же извилистые желто-зеленые луга, освещенные движущимися лучами солнца. Картину оживляли плывущие по небу облака, стада коров на лугах и фигурка женщины, которая полоскала белье в реке.

Во второй раз я испытал необычное чувство у деревни Воронич. Мы пытались пройти в Тригорское со стороны Сороти, но мешали болотца. Обходя их, мы поднялись к древнему кладбищу, прошли через него, спустились вниз и, петляя между холмами, поднялись на один из них. Здесь, проходя по сокрытым тенью вековым тропинкам, как нигде чувствуешь старину.

Вот, пожалуй, и все, что запомнилось после первого посещения Пушкинского "уголка". Так и уехал, ничего не поняв, почти разочарованный. Еще, мне показалось, что в нескольких километрах в сторону от Пушкиногорья ландшафт уже совсем иной, природа более статичная. Впечатление такое, будто покинул кратер вулкана. Только вулкан этот не имеет сопки для выхода огненной лавы наружу и потому не видим, но лишь ощутим.

По возвращении в Москву, я все чаще признавался себе, что природа Пушкиногорья захватывает меня и не отпускает, что все эти "подвижные картины", невзрачные пейзажи и унылые дождливые виды продолжают кружиться в моей голове и постепенно, медленно, но уже невозвратно, пробиваются к сердцу.

Спустя несколько дней я разглядывал фотографии, которые безо всякой цели снимал в Пушкиногорье и понял, что уже никогда не смогу жить без этих мест.

Только теперь до меня дошел смысл бесконечно искренних строк:

...Люби мой малый сад и берег сонных вод,
И сей укромный огород
С калиткой ветхою, с обрушенным забором!
Люби зеленый скат холмов,
Луга, измятые моей бродящей ленью,
Прохладу лип и кленов шумный кров...

С этого часа я стремился вновь вернуться туда и понять, почему же не увидел того, что явилось ко мне после? Или мое воображение, дополненное пушкинскими стихами и ореолом Святых Гор, сделало свое дело, внушив то, чего в действительности нет?

27 ноября. Суббота.

Шоссе, ведущее из Москвы в Ригу, а именно по нему удобнее добираться до Пушкинских Гор, оказалось пустынным. Еще до Волоколамска поток машин был интенсивным, но с началом Тверской области он иссяк. Московские дачники разъехались, и дальше машины были редкостью. Сообщения с Латвией в последние годы сократились, и трасса Москва-Рига наглядно отражает политэкономические отношения с суверенным прибалтийским государством. Сказываются эти отношения и на тех, кто живет вдоль дороги. Нет потока машин - некому купить картошку, овощи, лесную ягоду, грибы. А ведь с их продажи местное население имеет хоть какие-то деньги.

В отличие от трассы Москва - Санкт-Петербург, места вдоль дороги заселены негусто. Такие города, как Великие Луки, Старая Торопа, Западная Двина, Нелидово, Оленино, Ржев, трасса минует вовсе, а из сравнительно больших населенных пунктов, через которые проходит дорога, остаются лишь Волоколамск, Шаховская и Зубцов.

Пейзаж вдоль дороги однообразный, типично русский: леса, поля, речки, вновь леса, вновь поля и речки... Вот названия рек, которые встретились на пути: Истра и Лама - в Московской области; Шоша на границе с Тверской областью; проезжающий Зубцов, оказывается рядом с Волгой, но может е и не заметить; далее путь пересекают Держа, Сишка, Возьменка, Межа, Велеса, Западная Двина, Торопа - все они в южной окраине Тверской области, которая незаметно переходит в Псковскую и там дорога проходит через Ловать, Удрай, Алолю, Великую и Иссу.

Западная часть Тверской области еще более пустынна. Здесь, кажется, совсем нет населенных пунктов, еще меньше машин, а вдоль дороги уже не встретишь торговцев. Мчаться можно с предельной скоростью, благо и постов ГАИ здесь нет.

После Великих Лук ландшафт меняется. Природную однообразность сменяют холмы, низкорослые леса, которые здесь кажутся почему-то аккуратными, а дали временами открываются такие бесконечные, какие редко где встретишь. Впечатление усиливают небольшой морозец и ослепительное солнце, на котором серебрится вс : воздух, небо, земля... То ли туман, опустившийся на деревья и траву, за ночь замерз, то ли застыло исходящее от земли тепло - последний, самый сладкий зевок засыпающей природы.

Дорога идет строго на запад, но после Пустошки я сворачиваю на трассу Санкт-Петербург - Киев - Одесса. Тут более оживленно, а дорога гораздо ухоженнее. Впрочем, и она узкая, рассчитанная лишь на двухсторонний поток машин. Во Франции таковы обычные деревенские дороги. Зато ландшафт меняется резко. Видимо от того, что теперь я двигаюсь на севери трасса пересекает холмы. Южнее Пустошки расположена Вязевская возвышенность, а ближе к Пушкиногорью - Бежаницкая. Здесь начинаются леса, но если бы мы увидели эту местность с большой высоты, то поразились бы обилию озер, которых несчесть. Связаны озера небольшими протоками и речушками.

Солнце исчезло. Небо оказалось затянутым плотной облачностью и теперь серебро на деревьях уже не искрится. Оно - матовое и оттого вызывает не радость, но грусть.

Узкая, местами извилистая дорога пробивается сквозь густые леса. В основном здесь растут сосны, но встречаются и березы. Деревья могучие, заросли непроходимые, множество холмов, овражков и даже днем здесь темно. Все это невольно воспроизводит картины сказок и былин о лесных чудовищах, Бабе Яге, лешем, потому что им здесь прятаться было бы удобнее всего. Окажись я на их месте, выбрал бы для проживания именно эти темные и густые лесные чащи.

Словом, дорога от Пустошки до Опочки стоит того, чтобы ехать по ней неспеша. К тому же здесь множество постов ГАИ. По авторадио слышна польская речь, причем, сразу на нескольких частотах: сказывается близость к границе.

Наконец, у Новгородки, сворачиваю направо и уже по совсем пустынной, широкой дороге еду в Пушкинские Горы. Но, прежде чем въехать в поселок, решил оглядеть Тригорское: на месте ли? Затем направляюсь к Вороничу, проезжаю мимо старинного погоста и только теперь еду прямо к пушкиногорской гостинице. Этот путь я проделал для того, чтобы поздороваться с местами, куда так стремился и чтобы миновать могилу А.С.Пушкина, куда пойду, лишь только устроюсь в гостинице.

Три месяца минуло, позднее лето сменилось поздней осенью, а впечатление такое, будто я отсюда не уезжал. Может, оттого, что мысленно с этими местами не расставался?

Я поселился в одноместном номере, с телефоном, телевизором AKAI и отдельными сантехническими удобствами. Кроме того, в номере есть письменный стол, тумбочка, кресло и кровать. И хотя "фонды" здесь уже давно не обновлялись, всего перечисленного вполне достаточно для нормального проживания.

Главное - есть горячая вода! В виду резкого похолодания это обстоятельство меня обрадовало особенно.

Суточное проживание в таком номере стоит девяносто рублей. В пересчете на доллары - около семи. Об этой гостинице, на первый взгляд обычной и типовой, я еще расскажу. А пока спешу к Святогорскому монастырю, к могиле Александра Сергеевича. Уже стемнело, и кроме того, пошел обильный снег.

Как и в первое посещение, именно в это вечернее время подъехали два "Икаруса". Появиться у могилы в толпе туристов в мои планы не входило, потому я решил немного пройтись, дожидаясь пока они уйдут. Заметив меня, некоторые туристы, точнее - туристки, стали указывать в мою сторону и громко хохотать: "Смотрите, смотрите, Пушкин идет!" Моих кудрей было достаточно, чтобы заподозрить во мне Пушкина... Ничего удивительного в этом нет. Всякий, кто приезжает сюда, находится в ожидании встречи с поэтом, пребывает в особом психологическом настрое, и потому все, что хоть немного напоминает Александра Сергеевича, вызывает повышенное внимание. Особенно это касается детей, которым незачем сдерживать эмоции. Мне рассказывали, что в Тригорском работал некий молодой человек, в отличие от меня действительно похожий на Александра Сергеевича. Он сидел на скамейке, и проходящие мимо экскурсанты даже не смеялись, как в случае со мной, а были в шоке. Что касается местных жителей, то у них все наоборот. Пушкина они знают как своего, родного, и не признают его ни в ком. Думаю, появись сам Александр Сергеевич, ему скажут: "Да какой же ты Пушкин? Пушкин был о-го-го!"

Несколько смущенный и невероятно польщенный, я проскочил мимо хохочущих туристов и направился в сторону площади, на которой некогда проходили ярмарки и где много раз бывал Александр Сергеевич, шокируя своим пастушеским нарядом новоржевский beau monde, также исправно посещавший ярмарку. Обойдя совершенно безлюдную площадь, возвращаюсь к монастырю и вдруг слышу звонкий детский голосок: "Дядя, дай копеечку!"

Я узнал девочку-цыганку, которую уже встречал здесь в августе. Еще тогда обратил внимание на ее красоту, пластику и необычное для попрошайки поведение. "Вот несправедливость, - думал я, - красота просит милостыню". Я дал девочке немного денег и стал расспрашивать, где она живет, как учится, почему попрошайничает. Пытался е чему-то учить, что-то советовал, от чего-то упреждал, а она, помню, стояла рядом, вложив руки в карманы своей старенькой кофточки, смотрела на меня, делая вид, будто слушает. При этом не уходила и, что меня удивило, не просила больше денег.

И вот вновь вижу ее здесь, у стен монастыря.

Она меня узнала и заговорила уже без того цыганского акцента, с которым просила "копеечку". Не останавливаясь, я дал ей пять рублей и пригласил прогуляться.

Зовут девочку Зайна. Как она объяснила, в честь героини индийского телесериала. Ей двенадцать лет, живет с бабушкой и младшей сестрой. Родителей у Зайны нет. Она не учится в школе и не умеет ни читать, ни писать. На мой укор, она довольно складно ответила вопросом: "На что же тогда будут жить бабушка и сестра?" Зайна "зарабатывает" по десять-пятнадцать рублей в день, выпрашивая деньги у туристов. Вечером заходит в магазин, покупает продукты и идет домой. Так сказала она сама, и оснований ей не верить у меня было не больше, чем у Зайны мне врать. Денег больше она не просила, хотя цыгане, в том числе и в Пушкиногорье, обычно просят еще и еще. Зайна шла рядом со мною, отвечая на самые пустяшные вопросы и выслушивая мои тревоги по поводу своего будущего.

Поразительно, но она совсем не знает, кто такой Пушкин. Не знает ни одной его строчки, и даже не представляет, у чьей могилы простаивает ежедневно по несколько часов. Возможно, больше чем она, здесь, рядом с Пушкиным, не бывает никто - ни туристы, ни сами жители.

Я упрекнул е за то, что она не знает, кому обязана своим существованием. Как же так? Но Зайна, выслушивая упреки, ничуть не смущалась, а на вопрос, что она собирается делать в будущем, уверенно ответила: "Вырасту - буду работать."

- Не боишься гулять одна, ведь уже темно?

- Нет, - ответила Зайна. - Я ухожу отсюда в шесть часов и допоздна не гуляю.

Мимо нас прошла цыганка с мальчиком. Увидав Зайну, прогуливающуюся с незнакомым мужчиной, цыганка сказала девочке что-то на своем языке. Зайна, так же по-цыгански ответила.

- Что она сказала? - поинтересовался я.

- Чтобы я шла домой, - ответила Зайна и тут же спросила, не страшно ли мне ходить вечером одному?

Как и положенно мужчине, я, не задумываясь ответил, что вообще ничего не боюсь.

- Даже Бога? - удивилась Зайна.

Я был сражен репликой этой неграмотной цыганской девочки и уже не мог продолжать нравоучительный разговор. Она, кажется, действительно умненькая. И - красивая! Одета Зайна в старенькую, тонкую для холодной погоды, курточку, из которой давно выросла, обута в изношенные сапоги и совсем неухоженная... Эх, если бы е прихорошить, украсить нарядами, обучить манерам - скольким бы столичным красавицам эта девочка утерла бы нос! Не такою ли была цыганка Таня, некогда восхитившая Пушкина романсом "Друг милый, друг милый с далека поспеши", и которой он кричал в восторге: "Радость ты моя,... бесценная прелесть!.."

Зайна никогда не читала Пушкина, не учила его стихов, даже не знает, в какое время он жил. Но этой, совсем юной, не доросшей до возраста Джульетты девочке простительно такое незнание. Ей Богу, здесь, рядом с Пушкиным, она ближе к нему, чем многие из тех, кто цитирует поэта, заучивает его стихи или даже пишет о нем. Да она сама из мира Пушкина, как и е далекая соплеменница Таня, тоже не читавшая Пушкина, не знавшая, кто такой: "Дыка, дыка, на не лачо, тако вашескери." (Гляди, гляди, как не хорош, точно обезьяна.) Как бы радовался Александр Сергеевич этой цыганочке, проводящей свое время рядом с ним, подыгрывал бы е красоте, а может, и воспел бы ее в стихах! И уж точно смеялся бы над моими упреками, потому, что юная красота заслуживает лишь того, чтобы ею любовались.

...Здравствуй, счастливое племя!
Узнаю твои костры;
Я бы сам в иное время
Провождал сии шатры.
Завтра с первыми лучами
Ваш исчезнет вольный след.
Вы уйдете - но за вами
Не пойдет уж ваш поэт...

Я говорю Зайне, чтобы она шла домой и берегла себя, была осторожна и внимательна, чтобы не прельстилась соблазнами, которыми, конечно же ее будут искушать заезжие туристы. Красота ее столь хрупкая, столь незащищенная, возможно, и не замеченная еще никем. Но все же, как она будет жить? Что ее ждет?

Мы уже попрощались, как услышал, что Зайна кричит вдогонку:

- А я вечером пойду в клуб на дискотеку!

Так она, по-своему, по-детски, приглашала меня прийти туда же. Хотела, чтобы я увидел, как она танцует. Но куда же я пойду? На какие дискотеки?

А сейчас, когда пишу о Зайне, жалею, что не пошел. Она бы танцевала для меня. И, быть может, это было для нее важнее тех мизерных денег, которые я ей дал.

По крутым ступеням поднимаюсь на Святую Гору.

За толстыми стенами Успенского собора идет неспешная вечерняя служба.

Сколько людей за полтора века, вот так же приходили сюда и, кто вслух, кто про себя, с трепетом произносили: "Ну, здравствуйте, Александр Сергеевич!"

Как же здесь спокойно вечером, в тишине и одиночестве. Идет снег. Первый снег предстоящей зимы.

Стою в безмолвии. Из головы не выходит маленькая цыганка: почему не пригласил ее сюда?..

Могила Пушкина находится прямо перед алтарной стеной храма. Для сохранности мраморный памятник накрывают в зимнее время прозрачным колпаком. Вся площадка вокруг могилы выложена гранитными плитами и огорожена мощной балюстрадой. Кроме того, ведутся строительные работы по укреплению самой Святой Горы. Успенский собор тоже в строительных лесах.

Слева от памятника Пушкину - два старинных надгробия предкам поэта. Других могил я здесь не видел.

Вот как описывает состояние могилы поэта, побывавший здесь ровно сто лет назад В.П.Острогорский в книге-альбоме "Пушкинский уголок":

"Рядом с Геннадием (настоятелем монастыря, служившим панихиду при погребении поэта. Умер в 1848 г. - Авт.), прямо против алтаря, у церкви, над обрывом осыпающейся горы - могила Пушкина. Прежде над ней был только черный простой крест с лаконической надписью "Пушкин", весь заросший травой и покосившийся. Теперешний памятник - небольшой простенький белый обелиск, выветрившийся и тоже покосившийся от времени, с кирпичным, поростающим травой, подножием, окруженный простой железной решеткой, с надписью:

Александр Сергеевич Пушкин, родился в Москве 26 мая 1799года, скончался в С.-Петербурге 29 января 1837 г.

Когда поставлен он, неизвестно, но он уже стоял в 1859 г. Ничья заботливая рука, как видно, не прикасается к памятнику. Обелиск порастает травой, грязен и испещрен надписями посетителей, которые даже отметили на памятнике свои имена...

...Рядом с могилой поэта, слева, ветхая плита с почти стершеюся надписью над могилой деда Пушкина, Осипа Абрамовича Ганибалла. Ни матери, ни отца Пушкина могил не сохранилось. Рядом с Ганибаллом маленький новый каменный крестик с надписью: Нюня - умерла 8 июля 1889 г., а за "Нюней", у самаго уже обрыва, древняя, совсем покосившаяся плита над бабушкой Пушкина, Марьей Алексеевной. Кстати сказать, по словам игумена и многих других лиц, постоянное, хотя и медленное, осыпание Святой Горы замечается с каждым годом все более и более, и если не будут во-время приняты меры к укреплению горы, то неминуемое разрушение грозит не только могиле поэта и его родных, но и самому собору."

Современные историки свидетельствуют, что памятник выполнен мастером Санкт-Петербургского монументального цеха Александром Пермагоровым по заказу Н.Н.Гончаровой, которая дважды приезжала на могилу Пушкина (летом 1841 и 1842 годов) и установлен весной 1841 года.

В 1902 году была проведена первая реконструкция могилы, подведена подпорная стена, холм огражден балюстрадой. Арендатор Тригорского М.И.Пальмов рассказывал писательнице М.Гаррис (Каллаш М.А.), побывавшей здесь в начале века, о ремонте могилы поэта:

"...дубовый гроб Пушкина сохранился в нетронутом виде и около него нашли даже кусочек парчевой бахромы, отпавшей от гроба.

Рабочий, выбиравший из склепа мусор и камни, достал несколько гвоздей старинного фасона, вероятно, от ящика, в котором первоначально стоял гроб. Грунт Синичьей горы сухой и песчаный, подпочвенные воды не достигают склепа и неудивительно, что тление не коснулось гроба Пушкина."

Еще одна реконструкция была проведена после Великой Отечественной войны. Взрывной волной памятник был сбит и отклонился от центральной оси к востоку. А в августе 1953 года был вскрыт и отремонтирован склеп, где покоится гроб с телом поэта. Вот воспоминания об этом волнующем событии С.С.Гейченко из его книги "У Лукоморья":

"Убрав камни свода, увидели под ним второй свод - кирпичный. Кирпичи были поставлены на ребро, в один ряд, на известковом растворе. На небольшой части свода - той, что ближе к собору, - обнаружили следы бетона 1902 года. Всем стало ясно, что перед нами крышка склепа с гробом Пушкина.

Вдоль крышки свода шла все та же трещина.

Два кирпича обвалились внутрь склепа.

Принесли электрический фонарь и осторожно опустили его в отверстие. Все затаили дыхание. Когда глаза наши привыкли к свету, как будто из тумана выплыли контуры помещения. На дне склепа мы увидели гроб с прахом поэта.

Произвели промеры склепа: длина 3 метра, ширина 85 сантиметров, глубина 80 сантиметров. Стены сложены из камня, верхняя крышка из красного кирпича. Кирпич нестандартный, хорошего обжига. От действия атмосферных вод кирпич частично деформировался.

Гроб стоит с запада на восток. Он сделан из двух, сшитых железными кованными гвоздями, дубовых досок, с медными ручками по бокам.

Верхняя крышка сгнила и обрушилась внутрь гроба. Дерево коричневого цвета. Хорошо сохранились стенки, изголовье и подножие гроба. Никаких следов ящика, в котором гроб был привезен 5 февраля 1837 года, не обнаружено. На дне склепа остатки еловых ветвей. Следов позумента не обнаружено. Прах Пушкина сильно истлел. Нетленными оказались волосы...

В этот день все работали молча..."

К восьми часам я вернулся в гостиницу. От Святогорского монастыря до нее пять минут ходьбы. По пути насчитал пять прогуливающихся парочек. Это местные барышни прохаживаются, взявшись под руку.

Такова старинная вынужденная традиция русской провинции, где царствуют скука и тоска. Некоторые щелкают семечки. Лиц девушек в темноте не разглядел. В гостиничном ресторане "Лукоморье" уже вовсю гуляли.

Как мне пояснили - москвичи. Громыхает музыка, ей в такт топают вырвавшиеся из столицы туристы. До глубокой ночи они будут ходить по гостиничным коридорам, что-то выяснять, стучаться в двери, бесконечноими хлопать. Я понял, что меня ждет бессонная ночь.

Но, ничего, все же в стране праздник. Седьмое ноября.

НОВОСТИ ДНЯ.

НЕОБЫЧНАЯ СТИХИЯ

В пятницу, 16 октября, над Опочкой гремел гром, а потом выпал град величиною с грецкий орех. Местами толщина покрова осадков доходила до пяти сантиметров. Как впоследствии выяснилось - город был эпицентром стихии. Народная примета гласит: гроза в октябре - ноябре несет бесснежную зиму. А это значит, вопреки предсказаниям синоптиков, она будет мягкой и без сильных морозов. В пользу этого говорит и Покров. Он был ясным и теплым...

"Псковская Правда", 11 ноября.

Объявление:

23 октября, 14 часов. Районный Дом культуры.
Уважаемые ветераны войны и труда,
3люди пожилого возраста!
Собираем сегодня не даром вас
В этот осенний день октября.
Государство редко вас балует
Забывает о людях подчас
Вам забота нужна и внимание.
Вы, поверьте - мы помним о вас.
Ждем вас в 14 часов на концерт коллективов
самодеятельности района.
Для вас работает буфет за наличный расчет.

Оргкомитет.
"Пушкинский край", 16 октября.

Полезный совет.

Если у телят, козлят, ягнят расстройство желудка, приготовьте им настой черемуховой коры. Высушенную кору растирают в мелкий порошок, заливают кипятком (50 г на 1 л), настаивают в течение часа и процеживают. Теленку на прием надо 1 - 2 стакана, козленку и ягненку - в 3 - 4 раза меньше.

"Пушкинский край", 16 октября.

Из писем в редакцию.

Начался очередной отопительный сезон, а в нашей квартире который год одна комната не отапливается. Причин никак не доискаться. Досадно. А ведь старым, больным людям тепло ой как нужно. Откладывали с сезона на сезон, но не выдержали.

Позвонили диспетчеру МУПЖКХ. Прислали нам оттуда сантехников. Два или три дня они пытались найти причину, но и на сей раз она осталась невыясненной. На помощь пришли работники котельной Борис Владимирович Петров и Николай Петрович Антонов, которые все-таки разобрались, в чем дело. Они ушли, а тепло в батарее и комнате, к нашему удовольствию, осталось.

Со словами благодарности М.Савыгина, А.Савыгин, инвалиды войны и ветераны труда, ул.Ленина.

"Пушкинский край", 20 октября.

СОЗДАН ПОЭТИЧЕСКИЙ КЛУБ.

Мысль о том, чтобы создать в Пушкинских Горах постоянно действующий поэтический клуб возникла не спонтанно. Витала она давно. Попытаться осуществить задумку решила бывший учитель русского языка и литературы Евгения Нарцисовна Сулейманянц, родом из Армении, волею судьбы оказавшаяся в наших пушкинских краях.

- Как же так, - удивляется она, - в таком прекрасном поэтическом уголке, где так чудно должно веять поэзией Пушкина, нет своего клуба? Тем более сейчас, когда грядет двухсотлетний юбилей со дня рождения великого поэта...

...В прошлую субботу в филиале районной библиотеки в микрорайоне состоялось организационное заседание. Пришли сюда одиннадцать человек - те, кто не мыслит себя без поэзии. Каждый - со своими стихами...

Ф.Дронов.

"Пушкинский край", 20 октября.

С ПРАЗДНИКОМ!

Сердечно поздравляю с 81-й годовщиной Великой Октябрьской социалистической революции всех жителей района!

Особые поздравления в этот день людям старшего поколения: ветеранам труда, Великой Отечественной войны, всем, кому этот день дорог, как память о нашей истории. Мы помним и воздаем должное людям, совершавшим революцию, которая потрясла весь мир. Желаю вам, дорогие друзья, крепкого здоровья, бодрости, оптимизма, благополучия и хорошего настроения. Верьте в то, что пройдут трудные времена.

М.Зенков, Глава района.
"Вперед", Пустошкинский р-н,
Псковской обл., 7 ноября.

С О В С Е М С К Р О М Н О

Праздник согласия и примирения 7 ноября прошел в Княжьих Горах совсем скромно. В Доме культуры для всех желающих, кому за тридцать (их оказалось немного), был организован "огонек" в старых традициях с чаепитием и танцами. Вечером в ДК состоялась бесплатная дискотека для молодежи.

С.Кутейников.
"Зубцовская жизнь", г.Зубцов,
Тверская обл., 12 ноября.

Гостиница "Дружба" - типовая четырехэтажная гостиница с обязательным рестораном на первом этаже, тоже типовым. Кроме ресторана здесь есть еще парикмахерская, единственная на шеститысячный поселок. Самая дорогая стрижка стоит тринадцать рублей.

Гостиница и стоящее рядом здание районной администрации обрамляют собою площадь, увенчанную бюстом Ленина. На противоположной от гостиницы стороне площади находится Доска почета с большими фотопортретами передовиков района. Площадь во всякое время пустая и лишь в рабочие дни ее пересекают сотрудники администрации. В этой части поселка смотреть особенно не на что. Что до гостиницы, то типовая она лишь по архитектуре. Что касается постояльцев, то эта районная гостиница может соперничать с любым столичным отелем, а может, что и в этом случае соперников у Пушкиногорской гостиницы не найдется: здесь останавливаются те, кто приезжает на поклон к Пушкину.

Валентина Яковлевна, работающая одним из администраторов со дня открытия гостиницы, кого только не видела, с кем только не разговаривала, и по одним лишь описаниям знаменитостей могла бы составить редкостную книгу. Здесь были многие выдающиеся писатели, поэты, артисты, композиторы, музыканты, художники, режиссеры, политические и общественные деятели, мэтры науки и культуры, церковные иерархи.

Валентина Яковлевна помнит Кирилла Лаврова, Олега Ефремова, Михаила Ульянова, Андрея Миронова, Булата Окуджаву, Ивана Козловского, Елену Образцову, Расула Гамзатова, Дмитрия Лихачева и многих многих других. Но что там все эти деятели культуры и науки, когда сюда приезжал Генеральный Секретарь ООН Перес де Куэльяр и где-то здесь, в одном из номеров, жил, да еще неизвестно в люксе ли? Потому что, бывало, приезжали сюда персоны и позначительнее, страшно сказать, члены Политбюро - некто Катушев и даже сам А.Н.Косыгин. Походил, походил по вестибюлю, посмотрел по сторонам... да и вернулся к себе в номер.

Вот как! Был здесь и Михаил Горбачев, но не ночевал. Наш реформатор - человек подвижный и легкий на подъем. Потому на ночь уезжал неизвестно куда.

Вспоминает Валентина Яковлевна и Аркадия Райкина, который приезжал с сыном Костей. У Райкина тогда случилось расстройство желудка и ему срочно варили борщ из крапивы, чтобы вылечить. Много раз бывал здесь Ираклий Андронников, писатель, великолепный рассказчик, председатель многих пушкинских праздников. Однажды его заперли в номере, куда-то подевали ключ, и он, бедный, просидел целый день взаперти. И такое было. Помнит Валентина Яковлевна и правнука Пушкина - Григория Григорьевича, и самого Патриарха.

- Помню, вышел из ресторана Алексий II. Его подозвали к телефону, и он сидел вот тут, на стульчике. С кем-то поговорил, затем направился к выходу. Я подошла к нему, и Патриарх меня благословил, хоть я и без платка. Такой светлый человек, такой светлый!

Я рассказываю о гостинице, а надо упомянуть и ресторан "Лукоморье", потому что все постояльцы завтракали, обедали и ужинали именно в этом ресторане. Здесь же устраивались торжественные приемы, банкеты и прочие мероприятия для высоких гостей.

Шутка ли, за одним из столов пил горькую и заедал её котлетой Жан Поль Сартр, а за другим хлебал русские щи Беньямин Бриттен. За столиком у окна вел судьбоносный разговор с женой герой "Заповедника" Сергея Довлатова (у окна, потому что выглядывал: не стоит ли перед гостиницей "Боинг"). А уж сколько раз этот его герой тут выпивал! Не меньше, чем сам писатель. Да мало ли кто еще здесь пил и ел. Ведь Валентина Яковлевна работает сутки, затем трое отдыхает, и пока ее нет, тут еще столько всего происходит!

Один мой приятель рассказывал, как однажды, в этой гостинице он спускался с четвертого этажа и услышал страшную брань, доносящуюся из лифта. (Его включали лишь в случае прибытия высоких гостей.)

Оказалось, в лифте застрял какой-то большой начальник.

"Вдруг слышу - стук изнутри и громовой голос: "Я член ЦК! Немедленно откройте двери! Я вас всех поснимаю с работы!.." Пока я, - продолжал приятель, - дошел до Александра Сергеевича, возложил цветы, постоял в раздумье, потом вернулся в гостиницу, прошло минут сорок, а может и больше... Поднимаюсь по лестнице и слышу, как этот застрявший начальник жалобно скулит: "Ну, будьте людьми! Выпустите меня отсюда, пожалуйста! Имейте совесть!"