|
Содержание
Глава
2
Глава третья,
изображающая появление Кремнева в стране утопии, и его приятные
разговоры с утопической москвичкой об истории живописи XX столетия
Серебристый звонок разбудил Кремнева.
- Аllо, да, это я, - послышался женский голос. - Да, приехал...
очевидно сегодня ночью... Еще спит... Очень устал, заснул не раздеваясь...
Хорошо. Я позвоню.
Голос смолк и шуршание юбок указало, что его обладательница вышла
из комнаты.
Кремнев приподнялся на диване и протер в изумлении глаза.
Он лежал в большой желтой комнате, залитой лучами утреннего солнца.
Мебель странного и неизвестного Алексею стиля из красного дерева
с зелено-желтой обивкой, желтые полуоткрытые занавеси окон, стол
с диковинными металлическими приборами окружали его. В соседней
комнате слышались легкие женские шаги. Скрипнула дверь и все смолкло.
Кремнев вскочил на ноги, желая дать себе отчет в случившемся,
и быстро подошел к окну.
На голубом небе, как корабли, плыли густые осенние облака. Рядом
с ними немного ниже и совсем над землей скользили несколько аэропланов
то маленьких, то больших, диковинной формы, сверкая на солнце
вращающимися металлическими частями.
Внизу расстилался город... Несомненно, это была Москва.
Налево высилась громада Кремлевских башен, направо краснела Сухаревка,
а там вдали гордо возносились Кадаши.
Вид знакомый уже много, много лет.
Но как все изменилось кругом. Пропали каменные громады, когда-то
застилавшие горизонт, отсутствовали целые архитектурные группы,
не было на своем месте дома Нирензее... Зато все кругом утопало
в садах... Раскидистые купы деревьев заливали собою все пространство
почти до самого Кремля, оставляя одинокие острова архитектурных
групп. Улицы-аллеи пересекали зеленое, уже желтеющее море. По
ним живым потоком лились струи пешеходов, ауто, экипажей. Все
дышало какой-то отчетливой свежестью, уверенной бодростью.
Несомненно, это была Москва, но Москва новая, преображенная и
просветленная.
- Неужели я сделался героем утопического романа? - воскликнул
Кремнев. - Признаюсь, довольно глупое положение!
Чтобы ориентироваться, он стал осматриваться кругом, рассчитывая
найти какой-нибудь отправный пункт к познанию нового окружающего
его мира.
- Что ожидает меня за этими стенами? Благое царство социализма,
просветленного и упрочившегося? Дивная анархия князя Петра Алексеевича?
Вернувшийся капитализм? Или, быть может, какая-нибудь новая, неведомая
ранее социальная система?
Поскольку можно было судить из окна, было ясно одно: люди жили
на достаточно высокой ступени благосостояния и культуры и жили
сообща. Но этого было еще слишком мало, чтобы понять сущность
окружающего.
Алексей с жадностью стал рассматривать окружавшие его вещи, но
они давали весьма мало.
В большинстве это были обычные вещи, выделявшиеся только тщательностью
своей отделки, какой-то подчеркнутой точностью и роскошью выполнения
и странным стилем своих форм, отчасти напоминавших русскую античность,
отчасти орнаменты Ниневии. Словом, это был сильно руссифицированный
Вавилон.
Над диваном, где проснулся Кремнев, очень глубоким и мягким,
висела большая картина, привлекшая его внимание.
С первого взгляда можно было уверенно сказать, что это классическая
вещь Питера Брегеля старшего. Та же композиция с высоким горизонтом,
те же яркие и драгоценные краски, те же коротенькие фигурки, но...
на доске были написаны люди в цветных фраках, дамы с зонтиками,
автомобили и несомненно сюжетом служило что-то в роде отлета аэропланов.
Такой же характер носили несколько репродукций, лежавших на соседнем
столике.
Кремнев подошел к большому рабочему столу, сделанному из чего-то
в роде плотной пробки, и с надеждой стал рассматривать разбросанные
по столу книги. Это были 5-й том "Практика социализма"
В. Шep'a, "Ренессанс кринолина, опыт изучения современной
моды", два тома Рязанова "От коммунизма к идеализму",
38-е издание мемуаров Е. Кусковой, великолепное издание "Медного
всадника", брошюра "О трансформации В-энергии"
и, наконец, его рука, дрожа от волнения, взяла номер свежей газеты.
Волнуясь, Кремнев развернул небольшой лист. На заголовке стояла
дата 23 часа вечера 5 сентября 1984 года. Он перемахнул через
60 лет.
Не могло быть сомнения, что Кремнев проснулся в стране будущего,
и он углубился в чтение газетного листка.
"Крестьянство", "Прошлая эпоха городской культуры".
"Печальной памяти государственный коллективизм"... "Это
было во времена капиталистические, т. е. почти во времена доисторические...",
"Англо-французская изолированная система" - все эти
фразы и десятки других фраз пронизывали мозг Кремнева, наполняли
его душу изумлением и великим желанием знать.
Телефонный звонок прервал его размышления. В комнате рядом послышались
шаги. Дверь распахнулась, и вместе с потоком солнечных лучей вошла
молодая девушка.
- Ах, вы уже встали... - весело сказала она. - Я проспала вчера
ваш
приезд.
Звонок повторился.
- Простите, это должно быть брат беспокоится о вас... allo...
да, он уже встал... не знаю право... сейчас спрошу... Вы говорите
по-русски, господин... Чарли... Мен... если не ошибаюсь".
- Конечно, конечно, - неожиданно для себя и очень громко воскликнул
Алексей.
- Говорит и даже с московским акцентом... хорошо, я передам трубку.
Растерявшийся Кремнев получил в свои руки нечто, напоминающее
телефонную трубку старого времени, услышал привет, сказанный мягким
басом, обещание заехать за ним в три часа, уверение в том, что
сестра позаботится обо всем, и кладя аппарат сознал вполне, вполне
что его принимают за кого-то другого, кому имя Чарли Мен.
Девушки уже не было в комнате. С решимостью отчаяния Алексей
бросился к столу, рассчитывая в бумагах и пачках телеграмм найти
хотя бы какой-нибудь просвет окружающей тайны.
Удача сопутствовала ему. Первое же письмо, им взятое, было подписано
Чарли Меном, и в нескольких фразах его излагалось желание последнего
посетить Россию и ознакомиться с ее инженерными установками в
области земледелия.
Глава
4
|
