Эта статья, написанная еще в прошлом году, долго ждала своего часа: редакция «Новой газеты» не стремилась лишний раз уделять внимание столь специфическому персонажу, как Альфред Кох, честность которого сравнима лишь с бедностью Бориса Березовского и порядочностью Михаила Леонтьева. Но теперь Кох, после пятилетнего перерыва, вновь обрел статус государственного деятеля: Законодательное Собрание Ленинградской области назначило его членом Совета Федерации. При этом депутат Владимир Леонов – что любопытно, радикальный коммунист, но поддержавший Альфреда Рейнгольдовича, – мотивировал свою позицию так: «Лучше известный негодяй, чем неизвестный».

Сразу же разразился скандал – один из депутатов подал жалобу в суд, считая избрание Коха незаконным из-за ряда существенных нарушений, допущенных при этом. И едва начался судебный процесс, как Альфред Рейнгольдович внезапно сам отказался от сенаторского кресла. По его собственному заявлению – из-за «нездоровой обстановки» вокруг своего имени, и из-за того, что «делается попытка представить его в общественном мнении нечестным человеком». Мол, он, Кох, не хочет, чтобы «вокруг его имени и чистоты помыслов Законодательного Собрания поднялась негативная волна»…

И все же, сенатором едва не стал человек, дававший интервью о бесперспективности «обанкротившейся» России – которую ждет развал, которую ничего не спасет и которую ему ничуть не жаль. Человек, чье уголовное дело было прекращено по амнистии. Человек, чье избрание питерские политики и журналисты расценили то ли как кремлевскую плату за разгром НТВ, то ли как бартер с Чубайсом – с целью погашения долгов Ленобласти за электроэнергию, то ли как массовое помешательство депутатов...

Как-то сразу вспоминается известное:

Король лакея своего назначил генералом,
Но он не может никого назначить честным малым...

Десять лет назад молодой питерский чиновник забыл портфель в помещении комиссии городского Совета по экономической реформе. Через полчаса он прибежал за ним, задыхаясь, и услышав добродушную реплику депутата Сергея Рябова – мол, зря переживаешь, никуда бы твой портфель не делся – вскричал: «Но этот портфель подарил мне Пиночет!» А на замечание, что гордиться тут особо нечем (тогда еще генерала у нас считали не героем борьбы с коммунизмом и не «крестным отцом» чилийских реформаторов, а палачом и убийцей, что куда больше соответствует действительности), – прижал к себе портфель и заявил: «Ты ничего не понимаешь! САМ! ПИНОЧЕТ! ПОДАРИЛ! МНЕ!..»

Звали чиновника Альфредом Кохом, и он недавно вернулся из Чили, куда ездила группа близких к Анатолию Чубайсу питерских экономистов для изучения опыта работы «чикагских мальчиков». Впоследствии часть «путешественников» займет различные высокие посты (если не изменяет память – в той группе, помимо Коха, были Андрей Илларионов, Михаил Маневич, Дмитрий Васильев, Михаил Дмитриев и другие), часть – отойдет от политики, но все они станут страстными поклонниками «чилийского опыта». Ибо идея проведения экономических реформ под прикрытием военной диктатуры окажется весьма созвучной их собственным мыслям. Ведь именно эти «питерские мальчики» еще в марте 1990 года, рассуждая в журнале «Век ХХ и мир» о будущей реформе и понимая, как она будет встречена в обществе, отмечали необходимость «мер антидемократического характера» и «беспощадного подавления идеологического сопротивления». Для чего предлагалось «в самое ближайшее время идеологам реформы из состава политического руководства страны поставить под свой контроль все центральные СМИ». При этом, чтобы не пугать людей цензурой, говорилось, что «основным рычагом управления должна быть кадровая политика». Как будто написано не в марте 1990-го, а в марте 2001-го...

Впрочем, любовь к демократии у Коха проявилась рано. Как пишет он сам, мол, приходили к ним в 1987–1988 годах в клуб «Перестройка» (хоть убей – не помню в этом клубе, членом которого я был, никакого Коха. – Б.В.) какие-то «демократы в драных джинсах и закатывали со сцены дикие истерики». А потом, когда «в году 90-м наши питерские Новодворские разошлись по демсоюзам и демроссиям», их «команда мыслящей интеллигенции» решила «реализовать себя в реальном деле». И большей частью двинула по «исполнительной линии»…

Что правда, то правда – двинула. Ибо, в отличие от нас, «разошедшихся по демроссиям», быстро сообразила, что «реальное дело» – не в представительной, а в исполнительной власти. И вот летом 1990 года скромный ассистент кафедры экономики и управления радиоэлектронным производством Ленинградского политехнического института Альфред Кох оказался (был избран депутатами по конкурсу – умен, говорлив, молод, чего же еще?) председателем Сестрорецкого горисполкома. Один из наиболее привлекательных городов-спутников Петербурга: Финский залив, близость к городу, красивейшая местность, баснословно престижные участки под застройку. Хлебное место, одним словом.

Правда, время для руководства Коху досталось не хлебное: 1990–1991 годы – карточки, очереди, дефицит. С грустью описывает Альфред Рейнгольдович, как на протяжении года занимался «городской рутиной – подготовкой к зиме, закладкой овощей, графиком поставок рабочих рук на овощебазы…». Но прошло полтора года – и все разительно переменилось. Осенью 1991 года в Петербурге был организован Комитет по управлению городским имуществом (КУГИ), председателем которого Чубайс (ставший тогда председателем Госкомимущества) назначил Сергея Беляева (впоследствии – председателя ГКИ, а затем лидера фракции НДР в Думе). Заместителями Беляева стали Маневич и Кох. Вот тут-то и началось «реальное дело».

Осенью 1996 года в «МН» писали про Коха, только что назначенного председателем ГКИ: «В Петербурге его помнят юношей с плохим характером, который боролся за идеи приватизации со всем пылом и безоглядностью молодости, не сомневаясь ни минуты в верности курса «по Чубайсу».

Что до верности чубайсовскому курсу – все точно: пожалуй, лишь покойный вице-губернатор Петербурга Михаил Маневич мог соперничать с Кохом в преданности идеям гуру (мистическое совпадение: Маневич будет убит 18 августа 1997 года – через пять дней после того, как с постов вице-премьера и председателя ГКИ будет уволен Кох). О плохом характере 32-летнего «юноши» (именно в этом возрасте Кох занимался питерской приватизацией) – чуть ниже: хорошо знавшие Альфреда Рейнгольдовича по работе люди употребляют куда более резкие выражения. Что же касается безоглядной борьбы за приватизационные идеи – придется напомнить, за какие именно идеи боролся в Петербурге Кох.

Если пролистать подшивки газет, выходивших в конце 1991 года – в них наверняка обнаружится проект первой программы российской приватизации, впоследствии утвержденной президентским указом. Но – с одним «мелким» отличием: первоначально указанные цели приватизации были из программы исключены. Что же это была за крамола? Оказывается, приватизаторы проговорились и случайно написали то, о чем думали. Что главная цель приватизации – вовсе не наделение российских граждан положенной каждому долей общественного богатства и не создание широкого класса собственников. Главными целями приватизации объявлялись максимально быстрое избавление государства от принадлежавшей ему собственности и поиск «эффективного собственника» для продаваемого имущества. Все это идеально гармонировало с тем, что еще в 1990 году в разговорах «среди своих» формулировал Чубайс: что будет с людьми, какие социальные последствия могут наступить – не имеет значения, на социальную сферу нам наплевать, кто выживет – тот выживет, нельзя себе позволить отвлекаться на раздумья, надо подавить в себе жалость, экспериментируя над ничтожными людишками, которые не более, чем навоз истории...

Как вспоминает Сергей Егоров (известный питерский юрист, профессор и доктор права, в 1990–1993 годах – председатель комитета по вопросам собственности Петербургского горсовета), указанное отношение к людям, как к «навозу», было для Коха и его друзей-приватизаторов весьма характерным. И пошло оно, по мнению Егорова, именно с чилийского путешествия. Узнав, в каких условиях работали «чикагские мальчики» – за спиной Пиночет со своими штыками, делай что хочешь, не думая о социальных последствиях, любое недовольство будет жестоко подавлено полицейским режимом, нет нужды убеждать общество в том, что именно твои методы дадут хороший результат, – «питерские мальчики» прониклись завистью и возжелали того же у себя дома.

Вот откуда «родом» все традиционные черты российских радикал-реформаторов: презрение к «черни», не понимающей, что экономические эксперименты производятся над ней ради ее же «светлого будущего», высокомерие и зазнайство, неуважение к чужому мнению, уверенность в безусловной верности проводимой политики, наконец – полнейшая убежденность в том, что нет таких средств, которые бы не оправдывали цель. Если враг не сдается – его уничтожают, кто не с нами – тот против нас, не знаем, что – но доведем до конца... И самое главное: никто не должен мешать нам, умным и знающим «как надо», реализовывать наши идеи. В особенности – разного рода депутаты, которые не должны путаться под ногами и контролировать, как мы распоряжаемся собственностью...

Будучи одним из первых учеников в чубайсовской школе, Кох, естественно, старался применять полученные знания на практике. И, по мнению Сергея Егорова, изо всех сил боролся за то, чтобы не допустить никакого контроля за проводимой приватизацией. По своей должности Кох отвечал за разработку городской программы приватизации и вынужден был отчитываться перед горсоветом – но делал это так ловко, что депутатам так и не удалось узнать, что же все-таки уже приватизировано, а что – нет.

Любопытно, что будущая идея залоговых аукционов (главнейшая гордость Коха, судя по упомянутой книге) родилась, по сути, в Петербурге. Как говорит Егоров, размышляя о том, что делать, в частности, с массой «недостроя» (формально не разрешенного в те годы к приватизации), в его комитете придумали создать залоговый фонд города. В этот фонд, по решению горсовета, можно было передавать объекты «незавершенки», а затем под этот залог мэрии (на условиях, утвержденных депутатами) разрешалось брать кредиты. Конечно, подразумевалось, что кредиты эти не вернут, и получалась скрытая форма продажи. Так вот, Кох отчаянно боролся за то, чтобы в этом процессе горсовет вообще не участвовал! КУГИ сам хотел решать, какие объекты передать в залог, и у кого и на каких условиях взять кредиты. Когда же усилиями Егорова попытка не удалась, Кох не продал по залоговой схеме ни одного (!) объекта. Почему? «Все очень просто, – считает Сергей Егоров. – Как только эти ребята понимали, что ничего украсть не удастся – тут же теряли интерес...» Зато в 1995 году Кох развернулся во всю мощь – тогда-то ему уже никто не мешал проводить залоговые аукционы так, как он хотел...

Ну а если говорить об упомянутом «плохом характере» Коха – он воистину был в городе притчей во языцех. Имея возможность не раз лично наблюдать выступления Коха с трибуны горсовета и его диалоги с депутатами в кулуарах – могу засвидетельствовать: иначе, как хамской, его манеру общения назвать было трудно. Собеседнику непрерывно давалось понять, что его глубоко презирают, как низшее существо, и лишь по суровой необходимости приходится иметь с ним дело. А когда хам умен, хитер и логичен, вести с ним адекватную беседу очень тяжело. Интеллигентные люди просто терялись, не зная, как себя вести (журналисты НТВ год назад попали в похожую ситуацию – и оказались к ней не готовы: нет чтобы заранее посоветоваться со знающими Коха людьми).

Поскольку именно в такой манере Кох «решал» все вопросы – вопрос об его отстранении от должности встал ребром. Первыми взбунтовались несколько председателей райсоветов, во главе с председателем Московского райсовета и моим старым товарищем Виктором Новоселовым (злодейски убитым в октябре 1999 года), уставшие от изящных манер Коха. Включавших, в том числе, привычку бросать телефонную трубку, а то и вовсе не отвечать на звонки, держать не уступающих ему по статусу людей часами в своей приемной, и всячески показывать им, кто в доме хозяин… В результате вопрос о недоверии Коху весной 1993 года был внесен депутатом горсовета и председателем Колпинского райсовета Андреем Ошурковым в повестку дня сессии горсовета – и имел все шансы набрать большинство голосов. Для Коха, что называется, «запахло жареным».

Стремясь спасти своего заместителя от позорной отставки, Сергей Беляев пошел на беспрецедентные шаги. На еженедельном совещании председателей райсоветов у первого зампреда горсовета Бориса Моисеева Беляев заявил, что Коху объявлен выговор, что Кох депремирован, что Кох исправится и больше так не будет – только снимите вопрос с повестки дня. Как выяснилось, ему позвонил Чубайс. И заявил: «Если Кох твоим депутатам так не нравится – я заберу его к себе, заместителем председателя ГКИ». Но дал понять: ежели Коху перед этим выразят недоверие, чем посадят яркое пятно на его репутацию – это будет расценено как плевок в чистую чубайсовскую душу. Ибо Кох – это полковое знамя, которое нельзя отдавать врагу, это символ питерской приватизации, это флагман, это маяк... в общем, если Беляев допустит такой позор – пусть пеняет на себя... В итоге вопрос был снят – Беляеву, скрепя сердце, пошли навстречу.

В августе 1993 года Альфред Кох был назначен зампредом ГКИ, и пробыл в этой должности более трех лет.

«Разработал программу чековой приватизации. Поддержал и осуществил идею залоговых аукционов» – сообщается о его главных заслугах в книге «Приватизация по-российски», коллективном труде небезызвестного «союза писателей», за который в 1997 году Чубайсу, Коху, Максиму Бойко, Аркадию Евстафьеву, Петру Мостовому, Дмитрию Васильеву был предназначен фантастический гонорар в 450 тысяч долларов. Скромных размеров книга вышла лишь в 1999 году и время от времени встречается в московских магазинах. При тираже в 15 тысяч экземпляров и продажной цене около 50 рублей, нетрудно подсчитать, какого гонорара на самом деле заслуживают авторы, и потому предположения о том, что все это очень похоже на замаскированную «благодарность» олигархов за оказанные приватизаторами услуги, отнюдь не беспочвенны.

Что же, о чековой (ваучерной) приватизации и о залоговых аукционах в российской (и не только российской) прессе написано столько, что нет нужды повторяться. Заметим лишь, что сам Кох в указанной книге, естественно, уверяет, что залоговые аукционы, – скажем, по «Норильскому никелю», – проводились ну прямо-таки кристально честно и «прозрачно». О том, сколько недополучил государственный бюджет в результате этих «честных» аукционов, он, естественно, умалчивает. Как и о том, что подлинной целью «залоговых комбинаций» было наделение будущих олигархов собственностью, после чего они должны были помочь Борису Ельцину сохранить власть, финансируя его избирательную кампанию 1996 года...

После того как выборы-96 завершились успешно для Кремля, свои «награды» получили многие. В том числе и Кох, назначенный в сентябре 1996 года председателем ГКИ. А еще через полгода, в марте 1997-го «великий комбинатор» был еще раз повышен в чине, став не только председателем ГКИ, но и вице-премьером, ответственным за «политику собственности и реформу госсобственности».

В этом качестве он провел скандальный аукцион по продаже акций «Связьинвеста». Как известно, победитель – консорциум, собранный «ОНЭКСИМбанком» Владимира Потанина, получил 25% акций телефонного монополиста за 1,88 миллиарда долларов. Его конкурент – консорциум, где участвовали испанская фирма «Телефоника», а также Владимир Гусинский, Борис Березовский и Михаил Фридман, – проиграл, предложив за акции 1,71 миллиарда долларов. Впоследствии Гусинский и Березовский заявили, что имел место сговор Потанина с руководителями Госкомимущества – Альфредом Кохом и Максимом Бойко. А когда выяснилось, что именно структуры, связанные с банком Потанина, финансировали выплату упомянутого выше гонорара за книгу о приватизации, возникло «дело писателей». И Коху пришлось оставить государственную службу...

Само собой, Альфред Рейнгольдович не пропал – стал председателем совета директоров компании «Монтес аури» (в переводе на русский – «Золотые горы»), которая проявила себя необычайно удачливым игроком на российском фондовом рынке. И, в частности, выплатившей, как писал Александр Минкин, сотни тысяч долларов Чубайсу и его соратникам в качестве доходов от биржевых операций с принадлежащими им ценными бумагами. Возможно, конечно, что все дело в талантах Коха. А возможно – и в том, что сохраненные связи с правительством позволяли его компании всегда иметь нужную финансовую и иную информацию, которой не обладали менее удачливые конкуренты…

Осенью 1998 Альфред Кох дал русской радиостанции WMNB в США скандально известное интервью, фрагменты которого нельзя не процитировать.

«Экономическое будущее России – сырьевой придаток. Безусловная эмиграция всех людей, которые могут думать. Далее – развал, превращение в десяток маленьких государств».

«Многострадальный народ (России. – Б.В.) страдает по собственной вине. Их никто не оккупировал, их никто не покорял, их никто не загонял в тюрьмы. Они сами на себя стучали, сами сажали в тюрьму и сами себя расстреливали. Поэтому этот народ по заслугам пожинает то, что он плодил».

«Русские ничего заработать не могут, потому они и купить не могут».

«Для того чтобы отобрать у нас атомное оружие, достаточно парашютно-десантной дивизии. Однажды высадить и забрать все эти ракеты к чертовой матери. Наша армия не в состоянии оказать никакого сопротивления. Чеченская война это показала блестящим образом»...

«Как ни верти, все равно это – обанкротившаяся страна».

– Вы полагаете, что никакие методы хозяйствования Россию не спасут?

– Я думаю, что бесполезно.

– Вы не видите никаких перспектив?

– Я – нет (смеется).

«Не нужна Россия никому (смеется), как вы не поймете!»

Комментарии, думается, излишни.

Затем, вплоть до весны 2001 года о Кохе мало что было слышно – пока он не «всплыл» в качестве руководителя компании «Газпром-медиа», сыграв ключевую роль в борьбе Кремля с телекомпанией НТВ и выполнив всю «грязную работу». Через полгода, впрочем, Коха тихо убрали из НТВ и «Газпрома» – мавр сделал свое дело, и более оказался не нужен. Но затем Альфред Рейнгольдович вновь почувствовал вкус к публичной деятельности – и устремился в сенаторы...

...В конце 1996 года в Петербурге торжественно отмечали пятилетие КУГИ. Естественно, был и председатель ГКИ Альфред Кох – сидел на почетном месте, и, радостно смеясь, говорил: «Могли ли мы десять лет назад, собираясь на кухне, мечтать, что мы достигнем такой власти и все будет по-нашему?»

«Грязная репутация имеет свои преимущества – ее невозможно запачкать».

Это – Виктор Шендерович. Октябрь 2001 года. Открытое письмо к Альфреду Коху.

Еще в прошлом веке после такого стрелялись.

Но за Альфреда Рейнгольдовича можно быть абсолютно спокойным.