Тем, кому осенью 1993-го не нравился российский парламент, было
бы полезно заглянуть в будущее на десять лет вперед.
Скорее всего они бы решили, что видят кошмарный сон.
Десять лет назад бюрократы, коммунисты, чекисты, фашисты и националисты
составляли в парламенте чуть более половины.
Сегодня тех, кто не входит в это число, можно пересчитать по пальцам.
В Госдуме нет ни одного (!) из демократов, бывших в начале 90-х
годов народными депутатами Союза или России.
Зато есть Макашов, Алкснис, Бабурин, Варенников, Горячева, Кондратенко...
А подавляющее большинство остальных мало от них отличается по
«государственническим» и имперским взглядам.
При этом парламент являет собой отдел президентской канцелярии,
должный штамповать ее предложения точно так же, как двадцать лет
назад в Верховном Совете СССР штамповались предложения Политбюро
ЦК КПСС...
Между тем многие из тех, кто ужасается такому положению вещей,
причастны к нему самым непосредственным образом!
Не они ли десять лет назад твердили, что переход от тоталитаризма
к демократии возможен только через авторитарную стадию?
Не они ли объясняли, что большинство общества не хочет понимать
горькие истины и терпеть боль неудачных реформ ради грядущего
неизбежного процветания, а значит – надо делать ставку на прогрессивное
меньшинство?
Не они ли радовались разгону «плохого» парламента и требовали
«развязать руки» президенту и правительству, чтобы они могли без
помех проводить реформы?
Доразвязывались.
Теперь связать их обратно – как загнать джинна обратно в бутылку.
Когда Георгий Сатаров упрекает Ирину Хакамаду за то, что в 2000
году она соглашалась «прижать» демократию ради либерализма в экономике,
хочется напомнить что ее «прижали» куда раньше (в том числе, при
активном участии Георгия Александровича).
А именно – в декабре 1993 года, когда сконструировали нынешнюю
систему российской власти как суперпрезидентскую республику.
Ключевых идей тогда было две.
Первая: реформаторы должны иметь возможность принимать необходимые
решения без помех.
Вторая: реформаторы не должны опасаться, что на выборах будут
отстранены от власти путем голосования «неразумного большинства».
Отсюда – два тезиса.
Во-первых, нужен слабый парламент, не влияющий на правительство,
не говоря уже о президенте.
А во-вторых, нужен механизм, не пропускающий к власти оппозицию.
Которая, как тогда казалось реформаторам, может быть только коммунистической.
Оба этих тезиса, не имеющих никакого отношения к демократии, были
успешно реализованы.
Парламент с тех пор так и остался слабым: ситуации, когда ему
удавалось заставить правительство действовать в желаемом им направлении,
с ходу и не припомнить.
Что касается оппозиции, то ее путь к власти был надежно заблокирован
сочетанием «административного ресурса»: ручных избирательных комиссий,
правоохранительных органов, работающих по вызову, и государственного
или полугосударственного телевидения, выполняющего работу коллективного
агитатора, горлана и главаря.
Печально, но факт: такая система долгие годы приветствовалась
немалой частью демократической общественности, которая была готова
закрыть глаза на любые нарушения на любых выборах, если они позволяли
«не допустить победы коммунистов».
А демократические партии – за редчайшими исключениями – старались
не возмущаться, когда нарушались права их коммунистических оппонентов.
Между прочим, сегодня коммунисты защищают демократов, утверждая,
что с «Яблока» и СПС попросту «списаны» голоса, необходимые для
прохождения в парламент...
За минувшее 10-летие на президентских выборах власти не угрожало
ничего.
Если же говорить о парламентских выборах, то лишь одна Госдума
была оппозиционной: избранная в 1995 году.
И то лишь потому, что перед президентскими выборами 1996 года
Ельцину жизненно был необходим парламент, дающий возможность вести
кампанию под лозунгом «не допустим коммунистического реванша».
Возможно, реформаторы свято верили, что всегда будут в правительстве.
Возможно, они свято верили, что в стране всегда будет президент,
проводящий либеральные реформы.
Возможно, они свято верили, что эта система умеет бороться только
с коммунистической оппозицией, а против них она не сработает.
Сработала, и еще как!
Оружие, вышедшее из повиновения своим хозяевам – классический
случай, многократно описанный в литературе.
Читайте, например, «Страж-птицу» Роберта Шекли.
Не на кого сегодня пенять – только на себя.
И те, кто в 1993-м приветствовал «авторитарный проект», и те,
кто в 1996-м одобрял любые средства, обеспечивающие переизбрание
Ельцина, и те, кто в 1999-м шел на выборы с лозунгом «Путина –
в президенты, Кириенко – в Думу», хотели как лучше – для себя.
Могло ли выйти иначе, чем как всегда?
«Все шире распространяется пагубное заблуждение: для того, чтобы
чего-то добиться, надо развязать руки исполнительной власти, устранив
бремя демократической процедуры».
Это – не цитата из выступления кого-либо из оппозиционных Ельцину
политиков 10-летней давности.
Это – «гуру» наших либералов, доктор Фридрих Хайек. Он-то понимал,
что к чему. В отличие от тех, кто вещал тогда, что недолгая «авторитарная
стадия» поможет поднять экономику, а потом можно и к демократии
вернуться.
Возможно, если бы они могли предвидеть будущее, прошлое оказалось
бы иным.
Пока же мы вернулись. Но вовсе не к демократии.