Международная обстановка накалена: локальные конфликты, нарастание проблемы терроризма заставляют с другой стороны взглянуть на нашу армию. О ее трудном прошлом, сирийском настоящем и техническом будущем мы поговорили с Алексеем Арбатовым, руководителем Центра международной безопасности ИМЭМО РАН.
Как меняется роль армии в современном мире?
В последнее время роль военной силы в мире возрастала – это абсолютно очевидно для всех, кто занимается международными отношениями и международной безопасностью. Особенно заметно это проявляется в отношениях между Россией и Западом. В то же время опыт показывает, что далеко не все проблемы могут быть решены с помощью вооруженных сил. Войны с негосударственными субъектами, террористическими организациями вроде ИГИЛ, тянутся бесконечно долго и не завершаются явной победой ни одной из сторон. Последние 25 лет продемонстрировали, что самостоятельно вооруженные силы не могут решить ни одной политической проблемы.
Во время Холодной войны, когда две ядерные державы соревновались между собой, армия стояла во главе угла. Существовала патовая ситуация: СССР и США не могли выиграть войну друг против друга, потому что ядерный конфликт был бы катастрофой для обеих сторон. Вместо этого они вели огромное количество войн через своих союзников и партнеров на территории других стран. Это были времена крайне напряженной военной активности. Потом она резко спала, но за последние несколько лет снова выросла. Я бы не сказал, что мы вернулись к прежнему состоянию в плане интенсивности и масштабов противостояния. Напрямую мы не воюем, хотя зачастую оказываемся на грани конфликта, как в недавней истории со сбитым сирийским самолетом или с демонстративным сближением кораблей и самолетов.
Важно понимать, что армия не может заменить собой экономическую мощь страны. Китай после смерти Мао Цзэдуна 30 лет потратил на то, чтобы модернизировать свою экономику, и добился того, что стал второй экономической державой в мире. Теперь он подтягивает военную мощь к своему экономическому статусу через обширную программу по модернизации и переоснащению войск. По многим показателям Китай уже обгоняет весь мир, но ведет себя очень осторожно. Россия, наоборот, ослабла в экономическом плане в результате кризиса экспортно-сырьевой модели экономики. Теперь мы пытаемся восполнить недостаток своей экономической мощи за счет активного наращивания и избирательного применения вооруженных сил.
В России мы видим значительное повышение потенциала вооруженных сил в плане оснащения, мобильности и боеготовности армии. Огромные деньги идут на боевую подготовку. К сожалению, все это не базируются на сильной экономике. Более того, военная мощь соперничает с другими насущными нуждами общества за ограниченные материальные и человеческие ресурсы и дает повод НАТО строить вокруг страны недружественное окружение. В условиях нынешней конфронтации с внешним миром переход к высокотехнологичной экономике невозможен – для него требуется широкий приток капитала и технологий из-за рубежа. Поэтому со временем наращивание военной активности будет все больше подрывать экономический фундамент России, что скажется, в том числе, и на нашей обороноспособности.
Насколько состояние российских вооруженных сил соответствует тем задачам, которые стояли перед ними в последнее время?
В целом российская армия показывает высокий уровень боевой подготовки и технологического оснащения. С оперативно-военной точки зрения все операции проводятся на высоком уровне: используется высокоточное оружие, в огромном количестве испытываются новые образцы вооружений. Иногда складывается ощущение, что это и есть одна из целей сирийской кампании – испытать новое оружие на поле боя, а не на полигоне. Десятки новейших систем уже были испробованы и показали себя достаточно хорошо.
Но и противник у нас все это время был не тот, на которого рассчитано российское вооружение. В Сирии мы сражаемся с партизанами, над которыми имеем огромное превосходство с военно-технической точки зрения. Потери, хотя по новым законам они засекречены, судя по всему, мы несем минимальные, даже по сравнению с операцией в Южной Осетии. А достигнет ли Россия своих политических целей и какой ценой – это уже отдельный вопрос.
Как вы оцениваете текущие результаты сирийской кампании?
Задач было две: во-первых, подавить ИГИЛ, ан-Нусра и другие террористические организации, спасти режим Башара Асада от краха, который неминуемо случился бы, если бы Россия не вступила в эту войну. Во-вторых, показать, что мы не региональная, а глобальная держава, можем вести военные операции вдали от своих границ. Вторая задача выполнена, а первая – частично: при военном присутствии России и проведении военных операций против оппозиции, которая стремится свергнуть режим, Асад может находиться у власти бесконечно долго. В остальном первая задача пока не выполнена – несмотря на целый ряд тяжелых ударов по террористам, они не разгромлены и по-прежнему контролируют существенную часть страны. Такая война может продолжаться неограниченное время, с большими затратами и определенными потерями для российской стороны. В этом плане мы вступаем в период, когда явно нужно вести дело к миру и сворачивать кампанию. Иначе среди российского населения будет нарастать недовольство тем, что мы ведем бесконечную войну на фоне серьезнейших проблем в экономике.
Дело в том, что партизанские армии имеют целый ряд преимуществ перед регулярными силами. Они не ограничены военным бюджетом своей страны и могут рассчитывать на постоянный приток денег. Им не страшны никакие потери – они беспрерывно пополняются за счет добровольцев со всего мира, которые присоединяются к ним за деньги или за идею. Для любой регулярной армии потери – это очень деликатный вопрос. Ни одна страна не может позволить себе много лет нести большие человеческие потери, особенно в такой войне, как в Сирии. Партизанские армии, напротив, готовы воевать постоянно – это среда, вне которой они погибают. Для них чем больше побочный ущерб среди гражданского населения, тем лучше – это воздействует на средства массовой информации, создает психологическую атмосферу неприятия войны и бьет по престижу воющей страны.
Конфликты с организациями такого рода, как ИГИЛ, не решаются чисто военным способом. Чтобы одержать победу над партизанским движением, нужно объединиться со всеми остальными силами, которые воюют против него, лишит его поддержки местного населения, закрыть границы территории. Для этого придется договориться о судьбе Асада – не секрет, что многие страны региона выступают против сохранения его власти. Здесь роль играют межгосударственные и религиозные противоречия, которые сложились между Саудовской Аравией и Турцией с одной стороны, и Ираном – с другой. Без договоренностей с ними ИГИЛ будет постоянно подпитываться и проводить акции устрашения в разных странах, включая Европу и США.
В каком состоянии сейчас находится российская армия?
В 1990-е годы российские вооруженные силы находились в глубоком упадке – и в материальном, и в моральном отношении. Престиж армии был очень низок, особенно после Первой чеченской войны. Денежные довольствия были жалкими и выплачивались с огромными задержками. В негодность приходило все, что только могло прийти в негодность. Это происходило прежде всего из-за смены государственного строя и политических задач руководства. Старые задачи были отвергнуты, но новые так и не были заданы. Были потеряны важные направления военно-технического развития.
Приведу пример. В первой половине 1980-х в погоне за США СССР построил шесть гигантских подводных лодок “Акула” – это был аналог американских стратегических ракетных подлодок “Трайдент”. Из-за отсутствия планового ремонта в 1990-х практически все эти лодки пришли в негодность – осталась только одна, которую переоборудовали под испытательную платформу. Чуть позже были произведены другие семь подлодок, которые до сих пор составляют основу ракетного подводного флота России. Из них мы тоже уже потеряли одну. Каждая такая лодка обходится в $700 млн, ракеты для нее – еще $800 млн. Только на то, чтобы ввести в боевой состав одну подлодку, нужно заплатить $1,5 млрд. То есть колоссальные деньги были просто потеряны.
Потом, с середины нулевых, экономика оживилась. Перед армией и внешней политикой появились новые цели: возродить статус и влияние России в мире. Положение в армии стало улучшаться, в первую очередь с точки зрения оплаты труда личного состава офицеров, увеличения заинтересованного в службе контрактного контингента среди рядового состава. Две катастрофических проблемы, которые существовали раньше – с довольствием и с жильем для военных – были в целом решены. Резко выросла доля современной техники на вооружении (то есть той, срок действия которой не превышает 10-15 лет): с 5-7% в начале нулевых до 60% сегодня и целевых 70%.
Но примерно в 2012 году начался экономический кризис. Какое-то время перевооружение осуществлялось по инерции, но потом его начали корректировать. “Программа 2020”, рассчитанная на 23 трлн рублей, уже пересмотрена, и некоторые задачи отложены на более поздний срок. Следующая государственная программа будет более скромной по финансам, но она до сих пор не принята, потому что не ясны экономические перспективы. Сокращаются ассигнования по статье “Национальная оборона” – в прошлому году на нее пошло 3,2 трлн рублей, в этом году планируется выделить 2,8 трлн. Если мы не перейдем к мобилизационному типу экономики или не справимся с реализацией реформы сырьевой модели экономики, то дальше наша обороноспособность будет нести возрастающие потери, особенно в части новейших высокотехнологичных военных систем.
Какие новые типы вооружений вы считаете наиболее перспективными?
По новой программе наверное будут закупать меньше традиционных видов вооружений: бронетанковой техники, артиллерии, авиации, кораблей, подводных лодок – и делать упор на новые перспективные системы, которые через 10-15 лет будут определять лицо армии. В первую очередь, это информационно-управляющие системы, которые позволяют выполнять новые задачи с прежним вооружением: например, наносить высокоточные удары, более эффективно расходовать средства. Без них невозможно современное управление войсками в войнах, которые становятся исключительно динамичными – обстановка меняется каждый час.
Затем речь идет о высокоточных средствах большой дальности сухопутного, авиационного или морского базирования. Прежде всего, это управляемое ракетное оружие и всевозможные беспилотные системы, а также оружие с искусственным интеллектом. Беспилотники уже сейчас стали важным элементом информационно-управляющих систем, а в будущем превратятся в ударные средства большой дальности. Возможно внедрение беспилотных систем в сухопутные войска. Появятся боевые машины, которые будут действовать дистанционно, без экипажа. Следующий этап – морские беспилотные системы, в том числе подводные, которые могут перевернуть все военно-морское искусство, создав угрозу подводным лодкам и кораблям.
Еще одно направление – космические системы. Без систем космического класса, то есть спутников, армия сегодня просто не сможет воевать: они нужны, чтобы наносить удары, проводить разведку и оценку результативности операций. Ударные космические средства пока находятся в зачаточном состоянии, но через 10-15 лет, возможно, появятся новые системы ударов по космическим объектам. Не исключено, что станут возможны удары из космоса по целям на земле. Долгое время эта идея существовала в воображении военных стратегов и инженеров, но на практике была малоосуществима по причине объективных законов физики и небесной механики. Сейчас размещать вооружения в космосе все еще очень дорого и нецелесообразно, но не исключено, что со временем это изменится.
Возможен ли в России полный переход на контрактно–добровольную армию?
Каждый год в России в армию призывают чуть более 300 тысяч человек, из них 280 тысяч отправляются в вооруженные силы, а остальные – в другие войска и военные организации. Контрактников у нас 380 тысяч человек и их число растет, хотя и медленнее, чем до кризиса. Я считаю, что с экономической точки зрения переход на контрактную систему мы потянем. Для этого нужно пойти на некоторую оптимизацию численности войск – сейчас она никак не обоснована задачами армии и ее оснащением. Большая плохо оснащенная армия хуже, чем армия меньшего размера, но хорошо подготовленная и вооруженная.
Разные расчеты показывают, что если осуществлять переход за 3-4 года, то дополнительно это потребует лишь несколько процентов от текущего бюджета, выделяемого на национальную оборону. А если сократить численность армии, то получится даже экономия: не нужно призывать дважды в год, обучать, перевозить по всей стране – это все достаточно дорогостоящие мероприятия. К тому же массовый призыв дает некачественный контингент. Когда призывник первые полгода учится, а вторые полгода ждет дембеля, получается не тот военный, который нужен для управления сложными системами вооружений и участия в военных действиях под огромной физической и психологической нагрузкой.
К 2030 году самой многочисленной группой населения в России будут сорокалетние, а количество молодежи резко сократиться. Как это повлияет на военный призыв?
Демографическая яма при определенном настрое властей может привести к расширению призыва. Раньше в армии служили 3 года, потом 2 года, теперь год. Можно снова продлить срок службы. Сейчас призываются 280 тысяч человек в год – это четверть от призывного контингента разных возрастов. Можно призывать больше – например, половину. А можно пойти другим путем и перейти на полностью контрактную армию, создав привлекательные условия для военной службы. Тогда результат будет гораздо лучше, но для этого нужно принять ряд волевых решений и преодолеть сопротивление некоторых организаций. Во всяком случае реальность показала, что контрактники гораздо лучше для армии, чем призывники. Сейчас спор идет в основном вокруг экономики и организационных вопросов, и это позитивный сдвиг в психологии общества и военной элиты.
Как обстоит дело с качеством военного образования в России?
Качество военного образования у нас достаточно высокое, но подход к нему немного другой, чем на Западе. У нас военные получают очень узкую специализацию, в то время как офицерский или высший командный состав в странах НАТО лучше подкован в части экономики и внешней политики, а свою непосредственную сферу знает менее глубоко. Уровень подготовки в российских высших учебных заведениях вооруженных сил высокий, но хотелось бы внести в программу больше сопредельных предметов, которые расширяют кругозор офицеров и позволяют им мыслить самостоятельно. Для армии современного типа необходимо, чтобы офицер знал историю, имел представления об экономике, социальных вопросах и даже о философии. Офицерский состав – это ведь элита любого высокоразвитого общества, наряду с бизнесом и политиками. К сожалению, в последние годы политическая система в России катастрофически бюрократизируется, она подчиняет все главному принципу “я начальник, ты дурак”. Это совершенно не располагает к тому, чтобы офицеры проявляли смелость и инициативность.
Если говорить о военной науке в целом, то есть сеть военно-научных учреждений и исследовательских институтов при Минобороне, но тут положение плачевное. До 2012 года они бездумно сокращались, и военной науке был нанесен очень большой ущерб. Были потеряны ценнейшие кадры и целые научные школы, которые нельзя восстановить за несколько лет.
Какой вы видите Россию в 2035 году?
Россия как успешная страна должна занимать как минимум третье место в мире по размеру экономики – после США и Китая. С учетом наших природных ресурсов, территории и высококвалифицированных кадров это вполне возможно. Нам нужна будет армия с достаточным потенциалом сдерживания, чтобы любая страна понимала, что выгоды от военных действий будут не сопоставимы с ущербом. Уже сейчас по части сдерживания у России все нормально: ядерного оружия, если считать оперативно-тактическое, у нас в разы больше, чем в остальных странах мира, а с США – примерный паритет.
Во-вторых, Россия должна будет бороться с международным терроризмом, который в будущем может стать еще более опасным. Причем не только на своей и на сопредельных территориях, но и в отдаленных местах, где могут обосноваться террористы. Сегодня Россия участвует в этой борьбе, но насколько эффективно – покажет время. Наша армия больше приспособлена для войны с регулярными войсками, но для борьбы с терроризмом нужна другая структура войск, военная подготовка, системы вооружения. Можно, конечно, направить на террористов стратегический бомбардировщик, но один его вылет будет стоить в сто раз дороже, чем весь лагерь или склад, которые удастся уничтожить.
В-третьих, важно, чтобы Россия активно участвовала в миротворческих операциях ООН. Предотвращение военных конфликтов и принуждение к миру – важнейшая функция ООН и роль великой державы. Это не просто благородная миссия, но и шаг, который чрезвычайно повышает влияние и престиж государства в мире. Сейчас у нас недопустимо низкий уровень участия в этих процессах.
Наконец, в-четвертых, поддерживая престиж и статус нашей страны, армия должна способствовать развитию экономики, защищая ключевые капиталовложения и коммуникации, по которым мы поставляем или получаем важные ресурсы и продукты. А получать надо будет много, если мы хотим перейти к инновационной модели экономики и станем играть в мировой торговле гораздо большую роль.
Пока что такой армии в России нет, но я надеюсь, что в будущем она будет создана.
