Зампред «ЯБЛОКА» Александр Гнездилов стал гостем программы «Грани Недели» на радио «Эхо Москвы». Политик ответил на вопросы ведущего Владимира Кара-Мурзы относительно «прямой линии» Владимира Путина, термина «империя зла», итогах ельцинской эпохи, фильме Оливера Стоуна и уроках «уотергейтского скандала».
В. Кара-Мурза
― Сегодня гость нашей студии — политик и театральный режиссер Александр Гнездилов. Добрый вечер, Александр!
А. Гнездилов
― Добрый вечер, Владимир! Добрый вечер, уважаемые радиослушатели!
В. Кара-Мурза
― Как, по-вашему, устарел ли жанр многочасового моста президента Путина со страной?
А. Гнездилов
― Нет, с моей точки зрения совершенно не устарел. Потому что устареть, состариться, а потом уйти из жизни может живой организм. А когда изначально это мертвая штука, когда она бесконечно холодная, бесконечно искусственная, она не может состариться. Это как выступление под фонограмму: можно 30 лет артисту выступать под одну и ту же фонограмму – звук красивый, все прекрасно. Только это неживое, это ненастоящее. В этом нет человеческой души, нет дыхания, в этом нет живого процесса взаимодействия со слушателями, зрителями здесь и сейчас.
И точно так же с президентскими трансляциями – здесь нет живого, настоящего взаимодействия с обществом здесь и сейчас. Это замена, это показатель недееспособности вертикали власти, потому что когда каждый год оказывается, что миллионы людей рассчитывают решить свои самые жизненные, самые животрепещущие, подчас бытовые проблемы с президентом, то это означает, что вся система власти, созданная им, и которой он руководит почти 18 лет, не работает. И мы все-таки не Лихтенштейн, где можно вкрутить одну лампочку в подъезде, и всей стране светло. Мы самая большая в мире страна по территории. У нас очень большое население – больше 140 миллионов человек. Мы должны иметь возможность решать проблемы по мере их поступления, и там, где они возникают. По большому счету это значит, что нам необходим пересмотр всей системы государственной власти, всей системы отношений общества и государства таким образом, чтобы те вопросы, которые мог бы решить отдельный человек, или отдельная семья. Решались бы в семье те вопросы, которые можно решить на уровне собрания жильцов в подъезде, решались бы подъездом, двором, домом и так далее.
Если это невозможно, тогда это вопросы местного значения муниципального уровня, местного самоуправления граждан. Если это невозможно решить на уровне местного самоуправления, только тогда это должно становится вопросом регионального значения. И только если регионы не могут справиться с той или иной проблемой, где должны уже вступать федеральные власти. Это секрет сильного государства, потому что сильное государство – это не всесильное, не вездесущее, это уместное государство, которое действует там, где ему необходимо действовать. И не вмешивается во все остальные сферы жизни, не пытается регулировать все. И в этом отношении сила президента, его талант, его дееспособность, наличие его политической воли проявляется не в способности выбирать несколько раз в год несколько тем, наиболее больных, за которые он, допустим, потом несколько месяцев лично следить, и заставлять чиновников делать.
А работать в такой системе, в которой чиновники контролируются самими гражданами, находятся с ним в живом процессе взаимодействия, и сообща находят правильные решения. Это система ориентирована не на вертикаль, а на диагональ, на горизонталь, на взаимный контроль ветвей власти, когда парламент присматривает за правительством, а суды, в свою очередь, могут отменять решения, как правительства, так и парламента. Существуют и общественные организации, и существуют средства массовой информации, и конкурирующие и борющиеся за власть политические партии, сменяющие друг друга у власти. Поэтому и президент, и все остальные высшие чиновники понимают, что каждый из них у власти не навсегда, и в любой момент могут превратиться в обычного человека. И вот это все служит системой гарантии, что власть более или менее будет действовать в интересах граждан. Во всяком случае, гораздо больше действовать в интересах человека, чем у нас. Потому что мы видим сегодня, как государство, по сути, потеряло из виду российские проблемы.
Мы это видим по информационной политике, что у нас Украина, Сирия, отношения с США – все, что угодно на телеэкранах, кроме того, что по-настоящему волнует людей. То, что связано с доходами, то, что связано с расходами и с ценами, то, что связано с качеством продуктов, то, что связано с образованием, с медициной, с развитием новых технологий, с изменением атмосферы в обществе, с ростом доверия, с ростом гуманности в обществе.
Все эти вопросы власть не хочет и боится обсуждать, потому что знает, что ее достижения в этом далеко не так хороши, как хотелось бы. Во внешней политике тоже не совсем хорошо, но внешняя политика отличается тем, что она далека от людей, и по поводу нее гораздо легче использовать любые пропагандистские ходы. Потому что человек, услышав что-то по телевизору, не имеет возможности это проверить. А когда ему пытаются рассказывать о том, что идет непрерывный рост его доходов, а он просто сравнивает, сколько он получал несколько лет назад, сколько получает сейчас, и сколько он платил за один раз в магазине несколько лет назад, и сколько он платит сейчас, он видит разницу. То его убедить в том, что черное — это белое, а белое — это черное в реальности гораздо труднее
В. Кара-Мурза
― Напомню, что сегодня гость нашей студии — политик и театральный режиссер Александр Гнездилов. Александр, 35 лет назад Рейган впервые назвал СССР «империей зла». Как, по-вашему, насколько точным оказалось это определение?
А. Гнездилов
― Здесь, конечно, нужно оговориться о том, что мы имеем в виду, и что имел в виду Рональд Рейган, когда он это говорил. Он был один из тех немногих американских президентов, кто очень любил русский фольклор, кто знал и с удовольствием рассказывал огромное количество советских анекдотов, и по тем анекдотам, которые он рассказывал, можно понять, что, называя Советский Союз «империей зла», он все-таки имел в виду не народ. Здесь об этом очень важно оговориться. Потому что, с одной стороны, да, есть большая доля истины в том, что каждый народ имеет то правительство, которое он заслуживает. Но здесь надо все-таки сделать поправку на две очень важные вещи.
Во-первых, каждый народ имеет то правительство, которое он заслуживает, все-таки, прежде всего, в том случае, когда он его избрал. А народ Советского Союза никогда не избирал Коммунистическую партию в большинстве своем. На последних свободных выборах в Учредительное собрание в конце 17-го года победу-то одержали, как к ним не относись, правые эсеры — они получили большинство голосов жителей в России. И потом Учредительное собрание было силой, разогнанной большевиками. И далее власть удерживалась силой. Это не были свободные выборы. Да, многие надежды были обмануты, да, много из того, что верилось, на что хотелось надеться, не сбылось до сих пор. Но, тем не менее, это очень важная вещь – свободный выбор общества. И если мы к нему вернемся, я думаю, что может быть через череду ошибок, но мы сможем реализовать то, что мы считаем нужным реализовать.
Вот совсем недавно отмечалось 30-летие программы «Эразмус» – это познавательная программа для стран Европы, для стран Европейского Союза и не только. Через нее прошли миллионы студентов, которые учились друг у друга в разных странах, переезжали из страны в страну. Это большая программа студенческих, преподавательских обменов и так далее. И в результате народы, которые еще исторически недавно, несколько десятилетий назад, вначале 40-х, воевали друг с другом, сегодня живут в мире. Один из результатов программы «Эразмус» – это не только хорошее образование, это один миллион родившихся детей от межнациональных браков между гражданами разных стран, которые познакомились через программу «Эразмус».
И в этом отношении, конечно, нам был бы нужен свой честный план Маршалла в 90-е, который позволил бы России в полной мере соединиться со своими историческими соседями и собратьями в Европе. Большая проблема, что нашей элите он оказался не нужен, и был выбран совершенно другой путь, путь куда-то в сторону нефтегазовых стран Персидского залива, стран Латинской Америки, такие полудиктатуры, полудемократии и так далее. Но к этому пути мы можем вернуться, мы можем создать свой большой «Эразмус» с Европой: единое пространство образовательных, культурных, научных, студенческих, школьных обменов.
Мы можем создать общее оборонное пространство, общую систему противоракетной обороны, что неоднократно предлагала, например, партия «Яблоко». Мы можем создать общее экономическое пространство, общий безвизовый режим, чтобы поддерживать туристические отрасли в разных странах. И это в значительной степени результат преодоления изнутри, преодоления нашего собственного, «империи зла».
Другое дело, что мы часто забываем об этом и по объективным причинам, и по субъективным причинам, из-за тех трудностей, с которыми люди столкнулись на разломе, и их нельзя в этом упрекать. Но эти трудности не должны нас заставлять отказываться от ценного, что мы получили в конце 80-х. Я вспоминаю книгу замечательного театрального режиссера и педагога Анатолия Эфроса, последнюю его книгу, недописанную книгу 4-ю, где он, а он умер в январе 87-го года, он вначале перестройки говорит: «Я всю жизнь привык к тому унижению, когда спектакль мой кто-то должен разрешить. Кто-то должен придти, посмотреть и разрешить моему творению жить. Сейчас говорят, что это вроде бы исчезнет. Неужели такой день настанет? Даже не верится!»
Вот этот день настал, это время пришло. Очень важно не отказываться от таких вещей, закреплять их в нашем законодательстве, закреплять их в нашей социальной системе, и бороться за них для того, чтобы зло не возрождалось сегодня в других формах. Сегодня, конечно, Россия не является таким конкурентом миру, как Советский Союз. Но, с другой стороны, это может быть отчасти и более опасным. Потому что мы не претендуем вроде бы уже на лидерство, как система, ни в экономике, ни в образовании, ни в науке. Мы пренебрежительно относимся даже к тем реальным достижениям в науке, в культуре, которые у нас реально существуют.
Но с другой стороны мы не предлагаем вроде бы альтернативы западному пути, разъедаем его, показываем пример страны, которая формально по конституции вроде бы как демократия, но не демократия, вроде бы как рыночная экономика, но не рыночная экономика. Где закон применяется тогда, когда выгодно, а когда не выгодно, то можно обойти все, что угодно вплоть до конституции. И вот эта эрозия, энтропия, распад правовой системы, политической системы, системы ценностей, межчеловеческих отношений, ехидная улыбочка – а их там нет; а это спор хозяйствующих субъектов; а я не знаю, о чем тут идет речь.
Вот эти вещи очень опасные, поэтому они так радостно приветствуются на Западе. Кстати, наследниками другой «империи зла», я имею в виду наследниками фашистской идеологии. Я не так давно читал об итальянских неофашистах, и был поражен тому, что целый ряд современных европейских лидеров ультраправых, наследников, например, итальянского фашизма, такие как Роберто Фиоре, Адриано Тильгер, которые открыто идут по пути тех идей, по которому шел Муссолини, сегодня горячо поддерживают политику нашего нынешнего президента. С другой стороны, в России торжественно перезахоронен прах философа Ильина, о нем Никита Михалков снимает документальные фильмы, президент цитирует Ивана Ильина, философа, который открыто поддерживал, будучи в эмиграции, Гитлера. Я не понимаю, как это возможно? Как можно потом этими же руками и этими же устами праздновать 9 Мая? Мне кажется, что в этом отношении нам нужно очень решительно вот эти маленькие осколки «империи зла», которые разлетелись, разбились на отдельные кусочки, но они по-прежнему существуют и не в виде глобальной цельной альтернативы, но в виде глубокого пренебрежения к любым идеалам, к любым ценностям, к любым принципам, они существуют и отравляют нашу политическую, да и просто человеческую жизнь даже сегодня.
Альтернативой может быть только настоящие общечеловеческие ценности, единые для всех стран мира. То, чего хотят для себя люди – уважения к себе, соблюдения своих прав: права на жизнь, права на свободу, права на труд, того, чего хотят люди во всем мире
В. Кара-Мурза
― Александр, вот 26 лет назад первым президентом России был избран Борис Ельцин. Какие последствия, по-вашему, для судеб России имело это событие?
А.Гнездилов
― Собственно, все то, что мы имеем сегодня — это в огромной степени последствия выборов, которые прошли 12 июня 1991 года, 26 лет назад. А по большому счету политика, его президентство и последствия его президентства, его значение стоит оценивать, сравнивая, что было вначале, чем закончилось. Например, правление Горбачева началось в марте 85 года, и мы знаем в какой стране, и закончилось в декабре 91 года, когда с одной стороны государство прекратило свое существование, то есть он не смог сохранить Советский Союз.
С другой стороны, существовавшие еще до него с 70-х годов экономические проблемы, общая неэффективность плановой экономики, привели к острому кризису, и Горбачев не смог найти адекватного ответа на этот вызов. Но, с третьей стороны, мы, сравнивая март 85-го и декабрь 91-го, видим огромный прогресс в том, что касается свободы, в том, что касается реального народовластия, реальной демократии, прав человека, возможности выбирать, возможности голосовать, возможности избираться, говорить то, что думаешь, и не пострадать за это, возможности путешествовать по миру и так далее. Точно так же, оценивая президентство Бориса Ельцина, мне кажется, очень важно помнить, что он пришел к власти на выборах в июне 91-го года, фактически стал главой страны после развала Советского Союза в декабре 91-го.
Между этими событиями был августа 91-го года, выход сотен тысяч людей к Белому дому для того, чтобы защищать свободу и демократию, снос Железного Феликса Дзержинского с Лубянской площади, а закончилось все 31 декабря 1999 года. Когда Борис Ельцин за полгода до того времени, когда должны были в срок пройти очередные президентские выборы, досрочно ушел в отставку, передав власть политику, которого он открыто провозгласил своим преемником – Владимиру Путину, выходцу из Комитета Государственной Безопасности СССР. И Владимир Путин с тех пор, вот уже почти 18 лет, остается руководителем страны в той или иной форме. То есть по большому счету, вот путь, который прошла Россия за период правления Ельцина, из 91-го года в 99-й.
Все те идеалы, за которые выходили люди в августе 91-го – свобода, демократия, права человека – все эти ценности оказались в значительной степени скомпрометированы для очень большого числа людей, для очень широкого слоя населения. Люди испытали глубокое разочарование. И до сих пор мы ощущаем на себе последствия этого времени, этого шока, этого перелома, потому что с тех пор идет недоверие к богатству, недоверие к бизнесу в обществе очень серьезное, которое в свою очередь позволяет властям очень пренебрежительно относиться к бизнесу, и легко нарушать его права. А потому что любой богатый человек очень многими по определению считается преступником. И это означает, что даже самый богатый влиятельный человек по определению беззащитен, потому что общество не выйдет его защищать в такой степени, в какой это, может быть, необходимо. То же самое это относится к честности политиков. Очень низкий уровень доверия, очень высокий уровень разочарования в выполнении любых обещаний и так далее. Можно, конечно, сказать, что это прошли прекраснодушные иллюзии конца 80-х начала 90-х, но очень жалко, что они прошли, а в результате всех тех трудных времен, жертв и страданий, которые были принесены.
В конечном счете мы не получили по-настоящему прочной демократии, мы не получили настоящей реальной частной собственности, и последний закон о реновации просто блестяще это показывает. Если раньше речь могла идти о «ЮКОСе», о крупном бизнесе – это как бы отдельная категория, далека от большинства людей в нашей стране – то закон о реновации просто ясно показывает, что это относится к каждому человеку у нас. И мы не получили настоящей свободы слова, потому что оказалось, что любое средство массовой информации может достаточно за короткий период тем или иным способом закрыто, либо с помощью якобы рыночных механизмов, так называемый спор хозяйствующих субъектов, как это было с старым НТВ, либо просто административным способом. В результате получается, что основы того государства, в котором мы живем сегодня, живем по Конституции 1993 года, они были заложены именно в период президентства Бориса Николаевича Ельцина.
Другое дело, что — а какой выбор тогда, в июне 91 года могли сделать люди? В выборах участвовало 6 кандидатов: Ельцин, Николай Рыжков – бывший союзный премьер, Владимир Жириновский, Аман Тулеев, Альберт Мокашов и Вадим Бакатин. То есть, собственно говоря, выбор Ельцина в той ситуации был вроде бы очевидным. Но правда состоит в том, что сами президентские выборы в России всегда – и в 96-м году, и в 200-м, и далее, и в 2018-м – всегда являются только финалом предшествующего политического процесса. Если в ходе предшествующего политического процесса не создано основы для нормального здорового выбора, то его как бы и нет. Те процессы, которые происходили в демократическом движении, еще до его прихода к власти, с конца 89-го года, после смерти Сахарова в 90-м году, привели к тому, что Ельцин был, по сути, безальтернативным кандидатом. Либералам и демократам не удалось добиться от Ельцина, чтобы был выдвинут либеральный кандидат в вице-президенты. На это место Ельцин выдвинул Александра Руцкого. Не удалось добиться, чтобы Ельцина при переизбрании президента, сменил на посту главы парламента РСФСР либеральный политик. Это место занял Руслан Хасбулатов. И в результате, по большому счету, все либерально-демократическое движение уже к началу 92-го года оказалось в роли обслуживающего персонала вокруг человека, в руках которого вся власть. Вокруг человека, который единственный является как бы надеждой демократии.
По сути, так закладывалась основа для будущего авторитаризма. И мы можем вспомнить фразу Юрия Афанасьева, сказанную им в январе 92-го года — уже в январе 92-го года – в ходе внутренней дискуссии в демократической России, когда он сказал, что: «Как та власть не сформирована обществом, — имея в виду советскую – так и эта власть не сформирована обществом. Как та власть была противостоящей обществу, так и эта власть остается противостоящей обществу». Мы часто говорим – почему не произошло декоммунизации в полной мере, почему не было люстрации, не было полного преодоления прошлого? Ну, потому что те процессы, которые произошли в Польше, возглавлял рабочий Валенса, те процессы, которые произошли в Чехословакии, возглавлял драматург Вацлав Гавел. У нас эти процессы возглавлял кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС, секретарь Обкома, секретарь Горкома. Кого он должен был люстрировать? Себя самого?! Это невозможно, это было понятно.
И вот отсюда потом возникла почва для возвращения к власти представителей Комитета Государственной Безопасности. И вот эта ошибка то, что либералам не удалось стать самостоятельной политической силой еще до прихода к власти, она оказалась роковой. И это важнейший урок для сегодняшнего дня. Ставка на единого вождя, безоглядное доверие, готовность следовать за ним, готовность быть окружением, неумение при необходимости его остановить, переубедить, заставить подчиниться иному мнению коллег, соратников – вот это залог того, что оппозиция, даже придя к власти, не сможет создать устойчивую демократию. И в этом сопоставлении той ситуации, которая сложилась в российской политике к июню 91 года, и той ситуации, которая существует сегодня. Это все равно, как в 17-м году Временное правительство возглавил бы сначала, или большевистский Совнарком возглавил бы сначала бывший царский губернатор, а потом один из офицеров охранки.
Это означает, что в реальности существует прямая преемственность между советским периодом и нынешней властью. И в полной мере движение к новому европейскому демократическому либеральному государству не было закончено, и все эти процессы оказались с легкостью свернуты, как коврик.
В. Кара-Мурза
― На минувшей неделе на телеэкраны Америки вышел фильм Оливера Стоуна о российском президенте. Александр, как, по-вашему, убедительно ли выглядит комплементарный стиль, избранный Оливером Стоуном?
А. Гнездилов
― Неубедительно. Дело не в том, что, как сейчас уже обнаружили в интернете, сын Оливера Стоуна работает на российском государственном телевидении, на телеканале Russia Today, ведет там свою программу, получает за это деньги, и вот поэтому Оливер Стоун так относится к Путину. Нет, я думаю, что дело совсем не в этом. Скорее всего, наоборот. Не Оливер Стоун так любезен и галантен с Путиным, потому что его сын работает на государственном телевидении России, а его сын работает на Гостелевидении, потому что у семьи Стоунов, и Оливера Стоуна в частности, такие взгляды.
Вообще это какая-то очень странная и грустная история. Я пару лет назад, во время премьеры предыдущего многосерийного фильма Стоуна про историю Соединенных Штатов, смотрел интервью режиссера Владимиру Познеру на Первом канале. Я смотрел и поражался, потому что вдруг понял, что по подавляющему большинству вопросов Оливер Стоун является моим единомышленником, или я являюсь единомышленником Оливера Стоуна. У нас для своих стран практически одни и те же, процентов на 90%, желания. Мы хотим, чтобы наши страны не воевали без нужды, мы хотим, чтобы на этих войнах наше правительство не наживало ни политический, ни какой-либо иной капитал. Я не хочу, чтобы Россия участвовала в абсолютно бессмысленной военной операции в интересах Асада в Сирии. Я не хочу, чтобы за это гибли наши солдаты и офицеры.
Антивоенная позиция Стоуна применительно к США тоже прекрасно известна. Стоун выступает против того, чтобы американские спецслужбы имели возможность бесконтрольно и беспрепятственно прослушивать американских граждан. Я точно так же выступаю за право граждан на прайвеси, на частную жизнь, на приватность, на анонимность в интернете и так далее, на тайную частную жизнь, на уважение к ним со стороны российских органов государственной власти. И Стоун выступает в США за большую социальную справедливость. Я считаю, что в нашей стране разрыв между богатыми и бедными гигантский, слишком большой. Это ситуация очень большой социальной несправедливости, социальной нестабильности, неравенства, в конечно счете даже неравноправия, и неравенства стартовых условий для молодых людей, которые приходят в жизнь.
Казалось бы, у нас в огромной степени со Стоуном схожи программы. Но вот странная вещь, что Оливер Стоун в России, в Украине, в той же Венесуэле поддерживает не своих единомышленников, а коррумпированных правителей, диктаторские или полудиктаторские режимы. В чем здесь логика? Мне кажется, что здесь есть какой-то очень серьезный изъян, в какой-то степени, может быть, это национальный эгоизм.
Для своей страны Оливер Стоун хочет совсем одного и поддерживает совсем одних людей в американской политике. А когда речь заходит о других странах, то его устраивает какой-нибудь Николас Мадуро в Венесуэле, который сейчас стреляет по демонстрантам и разгоняет их, и не хочет честно проводить президентские выборы, и пытается любой ценой изменить конституцию. Или его неожиданно устраивает для Украины господин Янукович с его золотым батоном и прочими предметами роскоши в загородной резиденции. То же самое и с Россией. И вот эта ситуация двойных стандартов – «на тебе, боже, что нам не гоже» – она меня в фильме Стоуна, собственно, очень и печалит.
В. Кара-Мурза
― Напомню, что гость нашей студии — политик и театральный режиссер Александр Гнездилов. Александр, 45 лет назад начался «уотергейтский скандал». Почему использование тех же недозволенных методов на российских выборах не приводит к таким последствиям?
А.Гнездилов
― Прежде всего, здесь нужно иметь в виду, что «уотергейтский скандал» возник по поводу утечки, по поводу журналистского расследования о том, что окружение президента Никсона, по всей видимости, с его согласия или даже по его прямому указанию осуществляла слежку за конкурентами из демократической партии. Ситуация в России качественно отличается тем, что у нас в круг, например, фальсификаций на выборах вовлечен значительно более широкий круг людей, извините за тавтологию. Под предлогом, под лозунгами демократии и свободы люди чувствовали, что власть оторвана от них, что она их не слышит, и действует не в их интересах, а совершенно в другой логике. Когда под лозунгами демократии и свободы произошли реформы, которые сделали не лучше, а хуже большинству людей.
Когда была принята суперпрезидентская Конституция 93 года, которая позволяет президенту управлять при необходимости с помощью Указа. Зачем тут нужны какие-то утечки, расследования, скандалы? Вот у нас сейчас президент решил, что в период Кубка Конфедераций в нескольких крупнейших городах в течение полутора месяца митинги и любые другие публичные мероприятия могут проводиться только по согласованию со спецслужбами. И для этого не потребовалось принимать закон, для этого не потребовалось даже формальное согласие, даже того парламента, который у нас существует сегодня. Президент открыто публично принял это решение, единолично с помощью своего Указа. И он имеет такую возможность по Конституции. И нет Конституционного Суда, который бы мог ему возразить.
То есть отсутствие системы сдержек и противовесов. По сути, такое полновластное, практически диктаторское правление оно и приводит к тому, что любая новая информация о злоупотреблениях с одной стороны не вызывает удивления. Я был поражен цифрой из опроса, не помню, был ли это Фонд общественного мнения или «Левада-Центр», у них почти одновременно вышли опросы о безопасности граждан в интернете. И вот в одном из них, на вопрос – как вы думаете, следят ли спецслужбы за перепиской в интернете таких людей как вы? – к моему большому изумлению, «да» ответили 32%, треть граждан. Это поразительно большая цифра. Если треть людей уже сейчас заранее априори уверена, что не к своим конкурентам, не к влиятельным политикам, а просто к обычным гражданам применяются или могут применяться такие меры. Что они находятся под колпаком и под контролем, то, естественно, что даже если вдруг возникает взлом почты того или иного политика.
Если за ним осуществляется незаконная видеослежка – а мы видели в гигантском количестве псевдоразоблачения на государственном телевидении – гигантское количество кадров скрытой съемки, постоянная слежка, утечка аудиозаписи и телефонных переговоров, подслушивающие устройства, записывают людей, о чем они говорят за столиками и так далее. Но, когда общество заранее к этому готово, кстати, в том числе, потому что не произошло разрыва с периодом Советского Союза, то этой ситуации нет и удивления. С другой стороны, удивления нет еще и потому, что люди понимают, что в нынешней политической системе, в отличие от американских выборов, речь не идет о реальной борьбе за власть, речь не идет о том, что – ну, вот есть поговорка: чем отличаются выборы на Западе от выборов в России?
Выборы на Западе проводятся по заранее известным правилам, но их результат неизвестен. У нас выборы проводятся по неизвестным правилам, но результат их известен. У нас действительно практически каждые выборы переписывается законодательство так, иначе, убирают одни правила, возвращают другие правила, то есть графа против всех, то ее нет, то по партспискам, то еще и по одномандатным округам и так далее. И мы ни одних выборов, по сути, два раза не провели по одним и тем же правилам. Все время изменения. Но при этом эти изменения принимаются с понятной целью.
И вот эта невозможность использовать легальные, существующие конституционные механизмы для смены власти, потому что они изначально первые главы Конституции, там, где речь идет о правах человека и гражданина, они написаны превосходно, но они не подкреплены в Конституции 93-го года необходимыми действенными механизмами. Система сдержек и противовесов парламента, судов, гарантии независимых СМИ, которые могли бы ограничить деятельность, например, президента, или могли бы ограничить и поставить под общественный контроль деятельность спецслужб. Поэтому, когда всем понятно, что на поле одна команда футбольная играет в 100 человек, а другая команда вместо 11 человек, играет 5, ну, всем более или менее понятно, что происходит. Именно поэтому такая низкая явка на выборы.
Именно поэтому все скандалы, все разоблачения, все новые факты, относительно вмешательства в жизни, права граждан воспринимаются обществом с некоторым таким усталым цинизмом, с иронией, с юмором, появляется большое количество шуток, мемов в интернете. Но, с другой стороны, эти шутки и мемы означают как раз опущенные руки. Юмор в данном случае выступает в какой-то степени формой способа сосуществования, способа принятия. Для того, чтобы не гневаться, не печалиться бесплодно, не переживать лишний раз – мы относимся к этому с иронией. Это такая наша особенность национальной культуры уже в какой-то степени.
Послушать программу можно здесь.
