Рецензия Татьяны Морозовой на новую книгу политика и экономиста Григория Явлинского «Периферийный авторитаризм. Как и куда пришла Россия».
Новая книга Григория Явлинского «Периферийный авторитаризм» иллюстрирована фрагментами картин Брейгелей, что, конечно, может показаться неожиданным и даже претенциозным. Что же, кроме «Притчи о слепых», «Страны лентяев», «Детских игр», книгу о России и проиллюстрировать нечем? Нет бы лирические пейзажи — мол, вот они, просторы; или обличительно-социальные фотографии — мол, довели страну. Нет, Явлинскому понадобились Брейгели. И это попадает точно в цель: даже если книжку целиком кто-то не осилит, представление о человеческой истории великих художников XVI века, сжатое до притчи, соотносится с представлением современного российского политика о том, как, куда и почему пришла Россия в начале века XXI. Именно эти изображения и задают тон книге: то, что с нами произошло, — не столько следствие нашего особого пути, сколько еще одна иллюстрация общечеловеческих проявлений: что было, то и есть и будет под солнцем.
Эта книга — не просто высказывание политика, бубнящего свое в своем углу, это — рассуждение о пути современной России с точки зрения контекста большой истории и науке о государстве, где рассматриваются не частности и детали, конкретные биографии и поступки, а силовые линии и закономерности, которые бы проявились в 90-2000-е годы практически при любых игроках. Поэтому в книге почти нет упоминаний так называемых политиков (потому что политиками в полном смысле слова, по мысли Явлинского, можно назвать тех, кто был на виду все эти годы, весьма условно), нет прослеживания подковерных интриг как двигателя общественных отношений, слухов и сплетен со ссылками на источники, пожелавшие остаться неизвестными. Автору важно понять и показать читателю общие тенденции развития стран, добровольно или в силу подчинения обстоятельствам (что, по мысли политика, и есть «добровольно») выбравших тот или иной путь. А если выбор сделан, то уже он управляет ситуацией — помимо воли так называемой элиты, кроя эту элиту под себя.
«Притча о слепых», Питер Брейгель Старший, 1568
Так, Явлинский ломает общепринятое представление о том, что «антидемократические тенденции» начали складываться к 2000-м годам. Он утверждает, что эти тенденции, представляют собой не «перерождение политической машины и использовавшей ее элиты, сколько процесс консолидации и примитивизации последней». А ведь мог четко отделить 90-е годы, которые теперь видятся наивысшей точкой развития демократии в стране, от того, что начало происходить с операции «Преемник». Ведь именно на 90-е годы — пока, скажем так, — пришелся пик политической карьеры и самого Явлинского: лидер парламентской фракции в Государственной Думе, кандидат в президенты с нестыдным процентом, постоянный гость теле- и радиоэфиров, влиятельный экономист, предлагавший альтернативу экономическим реформам Гайдара–Чубайса.
Нет, никаких сантиментов, никаких «а мы предупреждали» — только анализ, можно было бы сказать, что не щадящий никого, если бы этот анализ не был так объективен и строг — и направлен не на личностный план, а на сущностно-содержательный. Явлинский не выясняет отношений — он объясняет, почему едва ли все могло сложиться по-другому: слишком много привходящих обстоятельств управляло процессом. И если людям с коротким историческим взглядом кажется, что хватит уже говорить о предпосылках реформ, о состоянии российского государства накануне преобразований 80-х годов, а тем более о ранних исторических отрезках, то Явлинский, видя перед собой большую историю России и оценивая современность как ее часть, не считает возможным анализировать сегодняшний день без привязки к прошлому. И убедительно доказывает, что слабости российских институтов, склонности к авторитаризму, предсказуемости поведения так называемых элит и общества в целом есть свои объяснения. И надо понять условия, сформировавшие все это, а поняв, осознанно искать способ преодоления, а не становиться в сотый раз на один и тот же путь, углубляя колею и делая ее безысходной.
«Рубеж 2000-х был отнюдь не поворотным пунктом, не моментом перемены одной логики и системы организации управления на другую, а вступлением уже сложившейся к этому рубежу системы, — системы самоотстроившейся и по-своему состоявшейся, обладающей присущей ей четкой внутренней логикой, — в другую стадию, в стадию больше зрелости и, если можно так выразиться, неприкрытости». Российский периферийный авторитаризм начала XXI века, по мнению Явлинского, стал логически неизбежным продолжением российского периферийного капитализма, начавшегося в 90-е годы XX века, который и не мог дать других результатов.
Явлинский не просто рассматривает государственные, экономические, социальные основы этого периферийного авторитаризма, но кратко и одновременно вполне ясно посвящает читателя в тонкости теории государства, его разновидностей, исторических нюансов. При этом он не держится за точность определений, допуская их условность и принимая новые веяния.
Все не раз слышали обывательское мнение, что где это, мол, вы видели настоящую демократию. Хорошо, — соглашается автор, — не будем про демократию. И скажет по-другому: «Конкурентную политическую систему, можно условно называть, как это и часто делают, «демократической». В таком определении сквозит не только ирония (вот чего много в книге, но именно такой, по-английски закрытой), но и свобода от школярства, от отскакивающих от зубов определений, за которыми давно не стоит ни мысли, ни понимания. А еще в такой интенции есть уверенность, что без переосмысления некоторых понятий, категорий, казавшихся закономерностями, невозможно осмыслять современную действительность. Так, очень интересны парадоксальные, на первый взгляд, рассуждения о том, насколько авторитарные режимы способны решать модернизационные задачи и при каких условиях. Оказывается, и такое возможно. Но нам опять не светит даже такой путь. Наш авторитарный режим уже исключил и такую возможность.
«Страна лентяев», Питер Брейгель Старший, 1567
Вообще эта книга очень похожа на своего автора. В каком-то смысле она, предлагающая путь рассуждений о пути России, остается такой же закрытой, как и ее автор, о котором за более чем 20 лет пребывания среди главных политических фигур новой России не стало известно сильно больше, чем было в момент его раннего карьерного взлета в начале 90-х. Все, что Явлинский счел нужным сообщить о том, как и куда пришла Россия, он говорит сдержанно и кратко. И в этом проявляется его уважение и к стране, и к читателю. Никакого эмоционального насилия над читателем, никакого принуждения стать своим единомышленником. Он предлагает анализ пути страны, точный, как физическая формула, — тут не до эмоций и тем более не до желтизны. Это сухой взгляд на политику страны, но в этой безэмоциональности и проявляется отношение Явлинского к политике как к набору закономерностей, а не мнимостей. Политика для него — точная наука, а не камлание, не темноты, не обращение к «упрощенным формам сознания». И этим он принципиально отличается от современного политического театра.
Как и в своих выступлениях, в этой книге он не завлекает читателя, развешивая перед ним адаптированные к массовому сознанию бирюльки. Конечно, Явлинский хорошо знает законы управления массовым сознанием, но, кажется, ему просто претит подобное манипулирование. Он разговаривает с читателем так же, как хотел бы, чтобы разговаривали с ним. Будучи непростым собеседником, не играющим в поддавки, он не облегчает задачу ни читателю, ни потенциальному избирателю. И книга получилась довольно тяжелой. И по весу: хорошая мелованная бумага, — и по содержанию. Автор не льстит читателю, не подмигивает по-свойски брату-интеллигенту, мол, только мы с тобой, любезный читатель, знаем, что делать, — ничего этого нет и в помине. Автор говорит, что мы оказались на периферии и все дальше окапываемся на этих окраинах, простого выхода нет, да и сам выход становится проблематичным, но как бы далеко мы ни зашли в эти бесперспективные пространства, всегда надо искать правильный путь. А это нелегко. К этому надо быть готовым и не ждать быстрых результатов. А главное, то, что мы оказались там, — наша общая «заслуга».
Но при этом именно ясность мысли и четкость изложения обнадеживают. Ход рассуждений человека, не подверженного панике, сохраняющего способность к анализу, считающего этот анализ в нашей малорадостной ситуации необходимым, очевиден и вызывает доверие. Кажется, что если человек так сдержанно, доказательно — и спокойно — говорит о непростых вещах, значит, фатальности в нашем положении все же нет.
Сама композиция книги отражает желание автора сделать предмет своих рассуждений достоянием читателя. Главы разбиты на подглавки, все очень компактное, названия до предела просты и ясны. «К чему мы пришли: как и почему», «Периферийный авторитаризм: что у нас возникло и как оно работает». В этой детализации: «Формула властвования», «Выборы без выбора», «Третий срок и новый курс» — чувствуется и многолетняя преподавательская и лекторская привычка разбить все на удобоваримые части, и желание все досконально объяснить, и убеждение, что должны же в коне концов понять-то!
Часто рассуждения, которые могли бы показаться сложными, сопровождаются вводными словами, и читатель, двигаясь по ним, легко может перемахнуть интеллектуальные препятствия. Например, абзац может начинаться с «естественно», потом — как опора — «соответственно», потом — «самое главное», и напоследок — «другими словами». И это не будет разжевыванием и дроблением мысли — это будет поиск точной формулировки, в который втягивается читатель. И, раз поняв ход мысли политика, с удивлением замечаешь, что дальше все проще двигаться в одном с ним направлении — настолько логичен и убедителен этот путь.
«Детские игры», Питер Брейгель Старший, 1560
Вообще, читая эту книгу, ловишь себя на мысли, что едва ли что есть в современной российской политике, что могло бы удивить Явлинского своей непредсказуемостью. Более того, прочитав «Периферийный авторитаризм», тоже перестаешь удивляться тому, что, как и когда вбрасывает власть, как на это реагируют те или иные общественные институты, СМИ, либералы — большие и малые. Как говорилось в одной книжке, «у меня все ходы записаны». Даже, если они еще властью не сделаны. Но будут сделаны — это неизбежно. Такова логика событий, понятная Явлинскому и имеющая быть понятой читателем. Кажется, что у него перед глазами периодическая таблица действий власти, — даже если пока клеточки пустые, они будут заполнены именно тем, что продиктовано логикой этой власти.
Вот именно это знание закона действия власти дает, как ни странно, определенную степень свободы. Свободы от эмоциональной зависимости от власти, когда она бросает наживку в том или ином виде: от явных, но мелких раздражающих уколов в виде подзавода эмоционально не устойчивого меньшинства до крупных шагов, влекущих ощутимые для всех последствия. Все это — при всей важности этих событий, разрушающем их воздействии на общество — не более чем позиционные изматывающие столкновения власти с обществом. И все оставшиеся небольшие силы нашего общества расходуются — с большей или меньшей отдачей — на ничего не решающие отражения этих вылазок власти. И все это только если не укрепляет, то сохраняет власть.
Книга Явлинского делает прозрачными эти действия, снимает с них налет «сакральной государственности», защиты «интересов русского мира» и прочих риторических упражнений. Книга точно показывает, что при сохранении существующих правил игры следующей остановкой на нашем пути может быть периферийный тоталитаризм. Если только…
Но вот что удивительно: иллюзий у Явлинского относительно развития России нет никаких, но нет и чувства «исторической необратимости» (если использовать термин замечательного литературоведа А. Белинкова), исторического поражения или обреченности. Соединение этих, казалось бы, несоединимых вещей, судя по всему, и дает ему силы, продолжать убеждать людей, что выход и выбор есть всегда.
