Они знают, как надо
— Уважаемый Даниил Александрович, три года назад, когда появилась идея строительства небоскреба «Охта-центр», вы одним из первых выступили против и с тех пор не изменили своей позиции…
— Что касается башни, то для меня тут много таинственного. Мне непонятно: почему она должна быть на этом месте? Почему она должна быть 403 метра в высоту? Никто толком не объясняет. Я, житель города, объяснений не знаю. Что это — амбиция чистой воды, амбиция богатой организации — или существует какая-то необходимость? Когда разрушают дома на Невском проспекте или в другом месте исторического центра, по крайней мере прикрываются фиговым листком «аварийности» зданий, предъявляют какие-то доказательства, обещают восстановить фасады… А в данном случае говорят просто, как некогда Петр: здесь будет заложена башня — и все тут!
— Еще нам говорят, что это будет новый символ Петербурга…
— Какой символ? В чем символ? Почему символ должен меняться? Петропавловская крепость, Медный всадник и Исаакиевский собор нас в качестве символов города уже не устраивают? Непонятно. Но дело не только в этом. История с башней обнажила одну очень важную вещь: что с городом не считаются. Хотя никогда еще, по-моему, город не представал столь единодушным, как в своем отношении к башне.
— Судя по рекламе, которую мы видим на телевидении и в газетах, у башни множество сторонников с известными именами…
— Да, нам показывают людей уважаемых, но служивых — и, возможно, тут действуют интересы их коллективов или учреждений, которые большей частью зависят от власти. Но в основном городская общественность против. А власти сказали ей: заткнитесь! Мы сами знаем, что городу надо, а что не надо. А вы не знаете. Вы живете, ездите в метро, трамваи вам сохранили — и живите тихонько себе, будьте благодарны власти за заботу. Вот как это видится. Почему бы в городе не провести референдум по вопросу о 400-метровой башне? Почему я, житель города, не имею права голоса? Почему ко мне так относятся? Я защищал наш город, я воевал на Ленинградском фронте, я восстанавливал разрушенный Ленинград, когда работал в «Ленэнерго». Почему же с моим мнением не должны считаться? А мнение пришлых людей, которые к этому городу имеют гораздо меньшее отношение, — оно важнее?
Елочная красота
— Вы не просто житель нашего города, вы его почетный гражданин. На ваши вопросы обязаны отвечать все — в том числе и губернатор Валентина Матвиенко. Вы не пробовали обсуждать с ней эту тему?
— У меня были с ней разговоры, и у нее есть своя губернаторская правда. Ей не хватает денег для того, чтобы решить проблему коммунальных квартир, аварийных домов, сделать дороги и так далее. Все требует много средств, а Газпром говорит: вот они! А за это дайте нам построить башню. Получается, что он как бы дает взятку: только не кому-то в карман, а целому городу. И хочет склонить город на взятку. Вы нам уступаете свое первородство — историческое, архитектурное — а мы вам за это чечевичную похлебку. А город не хочет уступить свое первородство и заявляет: не надо нам вашей чечевичной похлебки!
— Если большая часть горожан не согласна обменять первородство на похлебку — городские власти должны выполнять эту волю. И тем не менее принимается одно решение за другим в пользу возведения башни. Откуда такая глухота к общественному мнению?
— Это с давних времен идет, со времен сталинизма. При Сталине вы разве ходили бы ко мне с диктофоном и собирали бы мнения против какого-то замысла властей? Конечно нет.
— Но сейчас уже не сталинское время! А отношение к общественности примерно такое же…
— Времена меняются быстрее, чем люди. Из-за этого мы так болезненно все ощущаем. Власти привыкли: если они сказали — это главное, и надо исполнять, а не обсуждать.
— Кто сказал? Кремль? Судя по тому, как сейчас излагает ситуацию с башней Первый канал и как выступает Борис Грызлов, вполне возможно, что ничего он не говорил.
— А если Кремль даже не сказал, а только намекнул? «Слушай, я буду строить башню». — «Ну, это твой вопрос». И вполне достаточно. «Я начальник, я барин. А вы все внизу — молчите». Это традиция, которая существовала и воспитывалась у нас жестокими методами. Подобное бесследно не проходит, страх в крови, холопство, рабство… Или давайте мягче говорить — соглашательство. Тем более что у Валентины Ивановны задача — получить для города деньги. Можно взять их у Газпрома и решить множество вопросов. А мы, встающие против башни, — что мы предлагаем взамен материальных ценностей?
— Сохранение облика города, где мы родились и выросли, который для нас сохранили наши предки и который отстояли в войну и блокаду.
— Мы предлагаем всего лишь культуру. Исторические ценности. Красоту. Но ведь это нематериально, эфир! Вообще что такое культура и красота? Да ничего: одни считают, что это красиво, а другие — нет. Есть один газетный деятель, который встал на защиту башни — не хочу называть его фамилию, — он говорит: это же стеклянная башня, она будет менять свой цвет, утром она будет отражать восход, а вечером она будет освещена, такая красота… Он еще ничего не видел, но твердо знает, что будет красиво. Адмиралтейство, Петропавловская крепость, линия Невы, линия дворцов — это не красота, а вот башня — красота. Да, елочная, но красота!
Я не монархист, но Романовым благодарен
— Деньги городу, безусловно, нужны. Но после войны, когда денег было куда меньше, их тратили на восстановление разрушенного города и дворцовых комплексов в Царском Селе. Неужели тогда лучше понимали важность сохранения исторических ценностей и восстановления утраченной красоты?
— Решение о восстановлении дворцов Царского Села принимали Политбюро и лично Сталин. Они понимали важность этого и позаботились о том, чтобы заняться восстановлением загубленных во время войны дворцовых комплексов. Еще напомню, что, когда Екатерина решала вопрос о памятнике Петру — она лично решила его в пользу Медного всадника. Когда Николай Первый лично занимался градостроительством Петербурга — он великолепно решал вопросы о набережных Невы. Наши монархи приглашали замечательных архитекторов, которые не обезобразили город, а сделали его красивым, в чем во многом заслуга не только архитекторов, но и царствующего дома. Что такое линия дворцов, особняков на набережной? Это уважение к нашей истории, к нашей культуре. Ни один из великих князей не позволил себе нарушить эту линию — первый, кто ее нарушил, был Большой дом. Дивная красота петербургских панорам, которая открывается перед нами, — это памятник также и культуре царствующего дома. Я не монархист, но я благодарю за то, что все это удавалось сохранить из года в год, из десятилетия в десятилетие, из века в век.
— Вы надеетесь, что удастся не допустить появления небоскреба?
— Надеюсь. И хочу сказать еще: очень важно, что в этом деле обнажилась структура нашей интеллигенции. Из людей, зависимых от власти, Михаил Борисович Пиотровский ведь мог перешагнуть через свою зависимость и выступить против башни. К сожалению, в нашей интеллигенции не очень много людей независимых. Но, с другой стороны, все больше становится тех, кто понимает, что речь сейчас идет о судьбе великого наследия, которое можно непоправимо испортить. Оно не наше. Оно принадлежит всему миру. И хочется, чтобы питерцы почувствовали, что можно чего-то добиться, если не отмалчиваться.
Беседовал Борис ВИШНЕВСКИЙ
Фото ИНТЕРПРЕСС
