Горбачев и тот социум, который на него опирался, стали пытаться вытеснять “лагерность”. С опозданием:она проросла глубоко. Но стали пытаться активно и, что особенно важно, последовательно. “Милосердие” вдруг приобрело отчетливо позитивную коннотацию. “Равенство” перестало звучать как насмешка и издевательство. “Сложность” перестала быть ругательством. Многим стало казаться, что вместо бараков будет строиться какой-то действительно невиданный корабль, который не будет стоять на месте, выйдет на воды, поплывет куда-то, может быть - в Крым через Рим, но - тем интереснее, тем более неповторимо будет это странное путешествие. И все, все - смогут в нем участвовать. Обучаться, учить уроки истории, других тоже чему-то научать...
Милосердие, - оно работало. Оно мотивировало такое, что десятки лет невозможно было себе представить. В СССР, под властью КПСС - открывались храмы и монастыри, и совсем не так, как при Сталине, не вынужденно и укромно, а публично, и с работающим как ключ объяснением: для милосердия. Старались помогать ветеранам, жертвам репрессий и их родственникам, инвалидам - по милосердию. Памятники погибшим в войну немцам ставили - по милосердию.
Равенство, возможности, - номенклатура никуда не делась, но вдруг оказалось, что можно быть участником почти что чего-угодно, что можно достучаться почти до любого кабинета, без Интернета и сайтов петиций.
Но вместо плавания получилась острая заваруха: море на деле было другим, чем казалось, суша - совсем другая, а человек лагерный как сформировавшийся социальный феномен вел себя совсем не так, как моделировали мечтали из управленческих кабинетов или городских кухонь.
Потом, после невообразимых коллизий, появились молодые, жесткие, немного нордичные люди, которые взяли “игру на себя” и сказали, что все для всех проще: ни в какой Крым и никуда через Рим ехать не надо, а просто в большом бараке те, кто жестче и шустрее, должны все приводные ремни взять под свой контроль, и это даст много денег им, и тем, кто им будет служить, - хоть сидящим, хоть охране.
Лагерный человек - это социальный монстр. Плохо видимый, плохо понятный мир маргиналов, чье влияние вдруг сделалось во многом решающим как раз тогда, когда медийная видимость была призвана изображать “победу над коммунизмом”, “полное и на равных вхождение в мировую рыночную систему”, когда чуть ли не ежедневными стали “семейные фото” многочисленных лидеров со всего мира и выбранного “так же, как и на Западе” российского лидера.
Но лагерный человек совершенно сознательно видимость сознает одну, а реальность совершенно другую: иначе ему долго не выжить, будь он заключенный, или охрана.
