В отношениях государства, российского постсоветского общества и институтов Русской православной Церкви все могло бы быть иначе, если бы не поиск конъюнктуры и не бесконечная любовь к сваре. И надо понимать и ощущать, что организационно и культурально сегодняшняя Русская Церковь (с какой бы буквы ни писать название организации с центром в Москве, а не глобального и вселенского союза людей с Богом в земной жизни и вечности) - это не естественное и непосредственное продолжение Российской Церкви времени империи и эпохи Патриарха Всероссийского Тихона, - это и не Московская Патриархия позднесоветского времени, - это другая организация, другое воспитание, другая культура... В чем-то сегодняшнее может быть лучше и теплее, чем то, что было когда-то (если судить не сенсациям в СМИ и не по официальным громовержным заявлениям, а по тому, что происходит в реальной жизни на огромном географическом пространстве и в богатейшей сфере реального духовного поиска людей), но во многом оно, разумеется, "мельче", примитивнее, более двусмысленно, и оно опасно глупо на фоне разлитого моря проблем, конфликтов, истерик везде и повсюду.
Глупое, злое, вздорное – как будто нарочно, очевидно. Доброе, самоотверженное, трогательное – спрятано. Беда и тяжесть забыта, прошлая или сегодняшняя. Бесхозные “Спасы-на-картошке”, которые так стоят с 1930-х годов и о которых кто-нибудь один заботится на селе… Бедные приходы, где молодой еще священник живет в покосившейся избе, ездит к лежачим прожившим совковую жизнь прихожанам на “Жигулях” первой модели и не уезжает в город просто потому, что не может бросить людей… Все это – обратная сторона столичной парадности и публичной полемической агрессивности. Такова жизнь…
"Разводка" церковных организаций с общественными движениями, с большинством граждан — крайне серьезная угроза состоянию всего общества. Общественный вектор сегодняшнего московского православия мог бы и должен бы быть незаменим для поиска мира, общественных компромиссов в стране и вокруг нее повсюду и во всем, где они только возможны без отказа от фундаментальных нравственных принципов, для "открытия" страны вместо превращения ее в сварливую осажденную крепость.
Конечно, у нас завышенные ожидания: о. Александр Мень четверть века назад предостерегал от этого, высказывая очень большую тревогу о том, как проявят себя укоренившиеся в советской системе церковные институты в условиях новой свободы. Но и свободы-то не наступило… Время прошло, и если и осталась какая-то внешняя свобода для таких институтов, то - более, более, чем двусмысленная. И боюсь, что есть чья-то сознательная провокация в том, на церковные структуры накладываются не просто бюрократические функции, но роль жесткого публичного репутационного регулятора, судьи.
Впрочем, независимо от текущего суетливо-агрессивного хода событий, есть важная долгосрочная обязанность: общество должно воспитывать себя в уважении к святыням, которые своим воздвигали, украшали, преображали предки-созидатели, и над которыми потом глумились разрушители. Нужен труд уважения к святыне, а не свара и борьба за права собственности на ценное имущество. Народная обязанность - восстанавливать свое достояние, то, что хамски разрушено, не пришельцами, а нами же в припадках безумия и вражды. Здесь можно и нужно объединяться, а имущественные свары должны уйти, чтобы снова и снова не позорить нас.
Бессмысленная и беспощадная архаизация, попытка насущных вопросов декоративной бутафорией – это уйдет, неизбежное обновление не за горами. Надо серьезно готовиться. Издевательские бутафории, декорации, - это останется в прошлом, а насущная реальность не даст от себя спрятаться.
Очень хочется, чтобы, когда не станет места маскам, не сделалось куда страшнее, горьше, печальнее, чем есть теперь.
