Александр Кобринский:Дело Андрея Пивоварова. Юридические и политические аспекты

Арест и заключение под стражу сопредседателя Санкт-Петербургского «Парнаса» и руководителя предвыборного штаба партии в Костроме Андрея Пивоварова вызвал много эмоций. Массовые протесты, сборы подписей, одиночных пикеты…

Я тоже участвовал в одиночном пикете в поддержку Пивоварова, но сейчас хотел бы поговорить о другом. О том, как было сфабриковано его «преступление» и как российский законодатель искусно ставит все оппозиционные партии в положение, при котором нормальные и разумные действия оказываются преступными. Я хотел бы показать, что тут дело не в отдельном случае, а в коренном пороке российского избирательного закона.

Итак: закон обязывает партии, не прошедшие в парламенты субъектов федерации и не получившие на последних выборах в Думу более 3%, собирать подписи. Как все понимают, одних подписей мало. Нужно еще указать точный адрес регистрации гражданина, год его рождения (а если ему 18 лет, то и день с месяцем), а также дату постановки подписи.

Сбор подписей на выборах существует и в других странах. Но нигде он не применяется столь извращенно, как в России.

Неоговоренная помарка — подпись не в счет. Описка заверяющего сборщика — бракуется весь лист. Не понравилось, как дрожала рука у пожилого человека — эксперт объявляет подпись «недостоверной» — оспорить практически нереально.

И это еще не все. Проверяются адреса лиц, отдавших свои подписи.

Технология проста: копии подписных листов передаются в УФМС. И УФМС проверяет их по своей базе данных. А затем в избирком поступает справка: мол, столько-то подписей недостоверны, ошибки в адресах. Например: написано «дом 25/1» вместо „дом 25, корп. 1» — все, забраковано. И неважно, что все совпадает — фамилия, имя, отчество, улица, дом, квартира…

Ни для кого не секрет, что пресловутая „проверка“ подписей давно превратилась в средство не допустить до выборов любую неугодную партию или неугодного кандидата. Я помню постыдную историю недопуска петербургского „ЯБЛОКА“ на выборы 2007 года, поскольку сам был снят с выборов в составе его списка. При том, что было забраковано на 34 голоса больше, чем допускал закон, ЦИК отказался принимать во внимание свидетельства людей, которые специально приехали в Москву подтвердить свою подпись. „Нам не надо вашего свидетельства, у нас есть заключение эксперта“, — сказали члены ЦИК.

Но какие есть способы борьбы? Увы, их почти нет. Например, УФМС присылает справку: мол, такого дома, какой указан в подписном листе, на этой улице нет. Ну, вот, так — не и все: в нашей базе не числится. Можно подать в суд. Суд запросит УФМС. УФМС пришлет ответ — из той же базы. Судья напишет: „Нет оснований не доверять государственному органу“.

Круг замкнется.

Но почему предвыборному штабу партии нельзя заранее проверить по этой же самой базе собранные подписи и самим убрать вызывающие сомнения? Я уже не говорю, что среди сотен сборщиков (а иногда и тысяч) порой попадаются заведомо недобросовестные люди, цель которых — напакостить и искусственно увеличить процент брака.

Открываем Федеральный закон „О персональных данных“ (№ 152-ФЗ) и читаем определение: персональные данные — это любая информация, относящаяся к прямо или косвенно определенному или определяемому физическому лицу.

Значит, все, что вписывают сборщики в подписные листы, — это персональные данные.

А персональные данные (особенно хранящиеся в базах данных) подлежат защите. И использование их с целью регистрации партии или кандидата ничего не меняет. Они защищены.

Вдумайтесь в этот абсурд! Законодатель обязывает политическую партию или кандидата собирать подписи, то есть — собирать персональные данные и обрабатывать их. Причем — без всякого специального согласия граждан: действия, выполняемые в соответствии с избирательным законодательством, из-под действия закона о персональных данных не выведены. Просто, по умолчанию, считается: поставил подпись и дату, показал паспорт — все, дал согласие.

Но ТОТ же законодатель запрещает ЭТИМ же партиям и кандидатам доступ к информации в государственных базах данных об ЭТИХ же гражданах! То есть: собирать — собирайте, обрабатывайте, но к базе не пустим — это секрет. Ах, сами граждане предоставляли паспорта? Неважно, все равно — секрет.

Если это не абсурд, то что такое абсурд?? Мне, например, это очень напоминает ситуацию с российскими архивами. В 2000-е годы стали спешно засекречивать то, что уже было рассекречено в 1990-е, и нередки были такие сценки:

Ученый (стоя с отказом в руке). Но как же? Ведь этот документ я сам лично опубликовал 10 лет назад — и только хочу снова сверить текст.

Сотрудник архива. Не положено. Засекречено снова. Ну и что, что опубликовано? Государственная тайна.

„Преступление“ Андрея Пивоварова было примерно таким же. УЖЕ получив от граждан их собственные персональные данные и, следовательно, разрешение на их обработку, он пришел в полицию, чтобы проверить их точность. Он решил получить доступ к компьютерной информации, содержащей эти данные. И сама идея получить такой доступ объявлена правоохранительными органами „Неправомерным доступом к компьютерной информации“.

Любой студент юридического факультета на вопрос, с чем связано понятие „преступление“, не задумываясь, ответит: „С общественной опасностью“. В чем общественная опасность этого деяния Андрея Пивоварова? Ее нет. Более того, необходимость доступа к некоторым аспектам персональных данных признается и государством. Например, на сайте УФМС имеется возможность бесплатно и мгновенно проверить любой паспорт — является ли он действующим документом. Почему это проверять можно, а данные, указанные самим гражданином, — нельзя?

Ответ, в общем, очевиден. Власть не хочет упускать прекрасный рычаг для отсеивания неугодных на выборах.

Статья 272 Уголовного кодекса РФ „неправомерный доступ к охраняемой законом компьютерной информации, если это деяние повлекло уничтожение, блокирование, модификацию либо копирование компьютерной информации“, -, которую вменяют в вину Пивоварову, обычно применяется при взломе компьютерных сетей, баз данных, личной переписки, документов и т.п. с помощью хакерских атак, а также иного взлома.

Впрочем, все хорошо знают, что базы данных УФМС, ГИБДД, ФРС и прочие обычно начинают продаваться через пару недель после их появления. И никто никогда не задерживал виновников этих продаж — может, от того, что виновники работали на достаточно высоких постах в этих органах? Здесь статья 272 безмолвствует.

Но Пивоваров не пошел покупать украденные базы данных, хотя мог бы. Он пошел в полицию, где вместо помощи и сотрудничества получил арест и заключение под стражу. При этом правоохранители тоже схитрили. Дело в том, что первая часть этой статьи — преступление небольшой тяжести. Максимальное наказание, которое по ней предусмотрено, — два года лишения свободы. А это значит, что заключать под стражу человек по ней нельзя.

Но ведь цель была совершенно другая. Поэтому Пивоварову „вешают“ третью часть статьи. Там уже имеется квалификация: „по предварительному сговору или организованной группой либо лицом с использованием своего служебного положения“. А это уже до 5 лет лишения свободы. И проще простого добиться заключения под стражу.

Но никакого предварительного сговора не было — как бы ни расценивать действия Пивоварова, совершенно ясно, что он пришел в полицию, чтобы договориться. Никаких уже гарантированных договоренностей у него не было. Что же касается „служебного положения“, то его у Пивоварова не было по определению. Политическая партия — общественная организация, должность руководителя предвыборного штаба — тоже общественная. Какое „служебное положение“?

Все это значит, что часть 3 высосана из пальца. Только чтобы можно было заключить под стражу на 2 месяца. Как раз и выборы пройдут…

Ну, и напоследок — наши правоохранительные органы, как их учили еще в 1930-е годы, „сработали на опережение“. И здесь тоже много вопросов. Например: как доказывается взятку? Взяточнику дают получить деньги и берут его с поличным. Как доказывается покушение на взятку? Записи разговоров, опять-таки деньги.

Почему Пивоварову не дали осуществить задуманное и получить доступ к компьютерной информации? Не потому ли, что в этом случае рухнули бы материальный состав преступления, требующий наступления определенных вредных последствий? А вот теперь можно будет спокойно, не торопясь, подыскивать нужных свидетелей, которые дадут нужные показания, — что же Пивоваров собирался сделать с полученной информацией.

И это логично, так как он бы ничего этого в реальности не сделал — и как тогда строить обвинение?

Происшедшее в Костроме лишний раз показало нам, что в России до сих пор остается актуальной шутка, приписываемая Дзержинскому: „Если вы еще не сидите, то это не ваша заслуга, а наша недоработка“.