Сборник статей "Заповедник для динозавра"

Лен Карпинский

Возбуждение унтерпришибеевских начал

Участники предвыборного забега с почти спринтерской скоростью достигли заключительного этапа. Теперь претендентам на парламентские кресла предстоит себя показать и чистосердечно перед всеми признаться, зачем им, собственно, так понадобилось попасть в Государственную Думу?

Не за тем, надо полагать, чтобы перенести в новый парламент конфронтационный опыт прежнего Верховного Совета. Исчерпывающим образом доказана связь между разновидностями гражданского противостояния: ожесточенными перебранками в залах и ожесточенными перестрелками на улицах. Но и не для того, хочется надеяться, чтобы страна заимела в лице парламента очередного аппаратного прихвостня, избавляющего президента и правительство от всякого догляда. Ни к чему тогда было весь демократический огород городить.

Словом, перед рассуждениями о том, как обустроить Россию, уместно помыслить о том, как "обустроить" сам парламент. Или опять двинемся спасать страну, не протерев окна в собственном доме? Возможно, высокое призвание предстоящего парламента - создать, а также "встроить" в обиход власти и политическую структуру России - цивилизованную демократическую оппозицию. Ее общие контуры полезно наметить еще до выборов.

Сегодня есть ряд сильнодействующих обстоятельств, придающих установке на оппозиционность незаурядное значение.

Преобладание критического отношения к власти оправдано, когда явно ощущается перевес бюрократических интересов этой власти над интересами общества.

К числу упомянутых обстоятельств прежде всего относится внутренняя противоречивость проекта Конституции. Так, стоя на позициях коренного раздела: "О правах и свободах гражданина", нельзя не усомниться в доброкачественности некоторых других разделов, посвященных государственному устройству. В отличие от Президента, считающего соотношение властей в будущей Конституции хорошо сбалансированным, большинство аналитиков утверждает обратное.

Парламент не наделен правом контролировать бюджетный процесс: займы, кредиты, валютные запасы и их расходование - все это останется для депутатов за семью печатями в бесконтрольном распоряжении исполнительной власти. Существует перечень законов, которые могут рассматриваться парламентом только с разрешения исполнительной власти. В проекте не определены функции контроля за деятельностью исполнительной власти, то есть нет главного, ради чего, собственно, и существует представительная власть. Проект не предусматривает парламентских расследований и обращений с запросами к правительству.

Перекос власти в президентскую сторону, отмечаемый специалистами, оценивается ими по-разному. Одним это очень не нравится, другие все же считают, что в наших условиях парламентская республика - излишняя и опасная роскошь. Так, небывалый размер президентских полномочий сам Борис Ельцин растолковывает следующим образом: "А как бы вы хотели? В стране, привыкшей к царям и вождям, в стране, где не сложились четкие группы интересов, не определены их носители, в стране, где чрезвычайно слаба исполнительская дисциплина и гуляет правовой нигилизм, и в такой стране делать ставку на парламент?" Никак нельзя! Выходит, привыкли сидеть под вождями и начальниками - и отвыкать нечего.

Теперь важное: внутренние противоречия Конституции не случайны. Смею думать, они воспроизводят характерный раздел в умах и сердцах создателей проекта, некий реальный изгиб в их политической судьбе. Проект создавался учеными чиновниками из демократов, но прямо-таки физически чувствуется, как демократическое происхождение авторов на каждом шагу подавлялось и деформировалось их нынешним бюрократическим положением.

Демократическая оппозиция к демократической власти (или власти, которая без устали, как заведенная, подчеркивает свою демократичность) - не абсурдно ли? Но не первый день заявляют о себе многообразные тупики демократического процесса в стране. Того и гляди корабль российской демократии, едва начав плавание, окажется на приколе в какой-нибудь ближайшей заводи. На то есть свои причины. Разве еще не изведана проблема невольных оборотней в политике: одно дело, когда "один раз взыскуем", а другое - когда "один раз взят"?

Эльдар Рязанов в телевизионной беседе с Президентом все побуждал его к воспоминаниям о друзьях-товарищах по демократическому делу. Но превращения личности в случае изменившейся роли столь же естественны, как и преломление светового луча при переходе из одной среды в другую. Войдя во власть и глубоко увязнув в ее хитросплетениях, человек становится, что называется, сам не свой. Тот же Эльдар Рязанов принялся было выговаривать Борису Ельцину за то, что демократы засели в тех же кабинетах, поселились в тех же дачах, куда катаются на тех же машинах, что и старая номенклатура. В ответ, конечно, сумрачное молчание Президента. И, как это всегда бывает, "А Васька слушает, да ест". И правильно, между прочим, делает.

Мы живем под началом победившей бюрократии с интересами в настоящем, демократическими воспоминаниями о прошлом и демократическими обещаниями на будущее. (Существуют четкие цифровые показатели: разбухание российского бюрократического аппарата с 8 до 20 миллионов чиновников. На содержание этой канцелярии уходит около 30 триллионов рублей в год, или 63% всего государственного бюджета).

В эти дни часто сетуют на дробление демократических сил, их развод по разного рода блокам и движениям. Действительно, общее поражение демократических сил на выборах вполне возможно. Но в чем причина этого феномена - в отличие от былой сплоченности демократов? А дело простое. Сегодня демократы собрались не в поход за демократией с ее общими объединяющими ценностями, а за властью, которая разделяет (властью делиться даже среди демократов не принято.)

И усиление единоличной власти Президента не является, вопреки видимости, снижением коллективной власти бюрократии. Наоборот, этот сдвиг служит первейшим признаком свершившейся в России бюрократической - по своим объективным результатам - революции. Возможно, как джентельмен политической удачи, Борис Ельцин требует не просто согласия со своими решениями, но и ждет от подчиненных верноподданнических изъявлений. То, что называется "президентстким окружением", - это своего рода ко- оператив по изготовлению власти, организованной по законам иерархии вокруг "первого".

Здесь основную роль играют даже не материально-бытовые привилегии (иногда можно летать обычным рейсовым самолетом). Сама власть тут является основной потребительской ценностью, и процесс ее ассимиляции становится ведущим мотивом в жизни чиновника. Жизнь обуславливается предписанием места в иерархии, где приходится исполнять роль вопреки запросам действительности и собственным желаниям. Корпоративная подневольность вице-премьеров и министров - то, что может сыграть с парламентом, переполненным правительственными чиновниками, злую шутку.

Классический (и одновременно прискорбный) пример такого беспощадного угнетения личности человека его же должностной ролью, преподнес Сергей Шахрай: "Я указ Президента 1400 не визировал, потому что считал: есть другие пути решения проблемы". Ах, как нужны, как жизненно важны были для действительно верного выбора России эти "другие пути"! Но нет - оставшись в правительстве, не подав в отставку, вице-премьер не имел и не имеет права критиковать этот указ. В итоге формой решения проблемы взаимоотношения властей стал "указ на пора жение" одной из них. Российскому парламентаризму нанесен буквально физический удар, но, как всегда "вначале было слово". Показав "кузькину мать" законодательной структуре, исполнительная власть, казалось бы, только избавила общество от реакционного суррогата парламентаризма. На самом деле удар коснулся его коренных принципов.

Пресса обсуждала проблему законности (или незаконности), целесообразности (или нецелесообразности) разгона федерально- го парламента. Но сравнительно мало внимания обращала на такие правовые проступки исполнительной власти, как запрет избрания населением глав местной администрации, роспуск местных Советов и другие действия, которые открыто нарушали Федеративный договор и конституционные права субъектов федерации.

Триумфальное шествие антисоветской власти по стране означает, что Советы заменяются не другими органами представительной власти непосредственно, а неким административным аппаратом, который на время будет выполнять роль всеобщего ста- росты. Но очевидно, что действовать в этой роли он сможет лишь на своем языке, в своей принудительно-приказной системе координат. Новая представительная власть, не получив возможностей эволюции - как на федеральном, так и на местном уровнях, - возьмет трудный старт с разрушения и дискредитации представительной власти в образе Советов.

В другом образе ее просто не существовало.

Трагедия такого "скачка" в том, что образуется опасный провал в государственной структуре, способный стать западней для демократии: угроза двоевластия тут же сменилась угрозой моновластия. И теперь очень трудно оспаривать тех, кто утверждает, что Верховный Совет и съезд были распущены Президентом не столько потому, что мешали реформам, сколько потому, что являясь все-таки представительной властью, мешали растущей бюрократии бесконтрольно утолять карьерно-приватизационные аппетиты.

Учитываем ли мы массовый психологический резонанс событий 21 сентября - 4 октября?

"От Москвы до самых до окраин" проскочила искра соизволения помыкать неприкосновенностью граждан, которых и за граждан-то, оказывается, не обязательно принимать. Сработал закон социального усиления первичного импульса. Поданный сигнал к произволу подхватывается огромной массой людей из аппарата принуждения. Насилие катится снежным комом, разрастаясь за счет включения властолюбивых стремлений миллионов рядовых, прапорщиков и т.п. чиновной армии. Совершается нечто вроде кооперативной карьеры бюрократии с увеличением "валового дохода" ее власти, распределяемой по месту в иерархии.

Казалось бы, разрозненные эпизоды свидетельствуют о дружном оживлении унтерпришибеевских начал. Существует вполне определенная и опасная связь между зуботычинами как излюбленным языком общения (формой объяснения) миллионеров с гражданами и, допустим, снятием губернатора Свердловской области Эдуарда Росселя с должности без всякого предупреждения, путем уведомления по факсу да еще с предварительным отключением телефонов на работе и дома. Если подумать, то устранение от эфира президента телевизионной кампании "ВИД" Александра Любимова и ведущего программы "Политбюро" Александра Политковского также ложится в этот ряд.

Нынешний взлет "административности" падает на хорошо подготовленную почву. По аналогии с известной формулой, можно сказать, что в сегодняшней атмосфере силовой аппарат порождает произвол ежеминутно, повсюду и в массовом масштабе. Генератором усилия сознательного противостояния стихийному скатыванию страны к полицейскому режиму, борьбы против властей, правового нигилизма может стать именно парламент. Ибо что же такое права человека, если не реальная возможность защищаться от произвола со стороны чиновников - больших и малых? И как себе представить систему такой защиты отдельного человека от действий государственной машины без сильного парламента как особого законотворческого звена государства?

Одновременно явно вырисовывается невеселая сплошная перспектива бюрократизации представительной власти, когда парламент и правительство, законотворческая и исполнительная власти рекрутируются из одного и того же круга лиц, в числе которых министры и вице-премьеры, мы воспроизводим именно советский тип власти, о "бесславном конце" которой только что громогласно объявлено. Или мы смирились (вопреки протесту президента) с повторным умерщвлением одного из основных принципов демократии - разделения властей?

Глава администрации президента Сергей Филатов пытается внушить публике мысль о возможности разделения функций при совмещении ролей и постов, что выглядит просто смехотворно. Вспомним курьезный эпизод с поездкой Егора Гайдара (в сопровождении двух других представителей блока "Выбор России") в Красноярск. Вылетел из Москвы он как частное лицо, вернее - лишь в качестве агитатора за блок, а приземлиться в Красноярске пришлось все-таки в роли вице-премьера - местная элита так и встретила. И почести, и услуги, и разговоры состоялись уже правительственными. Не многим от этого отличался и "партийный" визит Сергея Шахрая в Новгород, хотя приехал он туда в вагоне обычного поезда.

Сергей Шахрай не напрасно отказался признать свою партию в оппозиции к "Выбору России", то есть к Гайдару. Даже если очень придираться, то серьезных разногласий между этими правительственными отростками не просматривается. Обе эти группировки представляют высокопоставленных чиновников - московского или регионального разлива - для которых святым местом является их должностное кресло. Если прогноз о засилии администраторов разного рода в составе депутатов парламента оп- равдается, то о самом парламенте можно будет говорить лишь условно. Это будет, так сказать, антипарламентский парламент.

Правительственная оппозиция представительной власти, заседающая в ее недрах, очевидно, будет работать так, чтобы эта власть влачила декоративное существование и постоянно дышала на ладан. В самом деле, чем еще заняться в парламенте правительственной компании?

Возможно, чтобы поддерживать впечатление о наличии законодательной власти в стране. Но более всего - чтобы употребить представительную власть для своего собственного продви- жения в структурах исполнительной власти. Есть основания предполагать, что проправительственная группировка в Государственной Думе (и Совете Федерации), явится структурой-паразитом в отношении представительной власти, некой "пятой колонной" в парламенте, ориентированной на самообслуживание бюрократии. В ином случае лица, действующие сразу в двух альтернативных ролях, вынуждены будут постоянно изобличать и одновременно оправдывать себя. Пусть кто-нибудь из будущих министров-депутатов объяснит, как это будет выглядеть.

Егору Гайдару придется горячими аплодисментами поддерживать министра социальной защиты Эллу Памфилову, когда она с трибуны парламента непременно скажет то, что говорит всегда: "Все социальные проблемы воспринимаются правительством как второстепенные. Все, что касается социальной сферы, всяких выплат пособий воспринимается как тормоз экономических реформ". Придется, придется кивать головой - ведь отныне мы любим реформу за ее социальную направленность! А что, представим себе, вице-премьер и министр экономики будет делать, вернувшись из парламента в свой правительственный кабинет?

Пригласит сюда обозревателя "Известий" Отто Лациса и по старой дружбе откровенно порадуется предстоящему повышению квартплаты? С точки зрения первого вице-премьера, это поможет "снять бремя с государственного бюджета и сдержать инфляцию". Очень это и либерально, и социально - снимать бремя с государства за счет перекладывания его на население! Вообще "либерализм" Гайдара - особая тема из области современной мифологии. (Сам Гайдар, между прочим, сомневается в возможности своего сидения на двух стульях, заявляя, что либо останется в правительстве, либо найдет себя в парламенте).

Имидж реформатора не является абсолютным аттестатом демократического политика. Вполне реально встретить в коридорах власти радетелей за антитоталитарные, но не демократические, а бюрократические реформы. Не первый день общество задается вопросами: реформы, но какие? Припадающая на одну ногу государственная структура, уверен, не может предотвратить развития авторитарной тенденции. Новая демократическая оппозиция должна блокировать эту тенденцию, сохранить демократическую перспективу, укрепляя и раздвигая демократические заделы.

Кому-то было и остается выгодным считать, что всякая оппозиция является "непримиримой", а значит реакционной. В течение 1992-93 гг. политические полюса были искусственно разведены под личное противостояние политических фигур. Вышло, что и сама представительная власть - это реакция, хотя синонимы исполнительной власти - реформа и демократия. Отсюда вытекает, что любая оппозиция, по определению, опасна и подлежит запрету. Таким путем перечеркивается сам принцип оппозиционности как важнейшая правовая категория.

Весьма выгодно, например, считать основным оппонентом правительства в парламенте так называемый аграрно-коммунистический блок. Этим как бы заведомо отрицается возможность демократической оппозиции правительству, так как, дескать, именно правительство вобрало в себя все варианты демократизма. Однако нынешнему курсу правящих демократов существует альтернатива - и тоже демократическая.

Новая демократическая оппозиция работает не для завоевания своей доли власти, а за общее выживание демократии в стране. Оппозиция необходима хотя бы для того, чтобы кто-то в организованной и легализованной форме мог бороться за выживание парламентаризма, судьба которого оказалась сегодня под вопросом. Вряд ли за создание новой демократической оппозиции с ядром в парламенте может взяться какая-нибудь одна партия или отдельное движение. Нет, это должно быть межрегиональное и межпартийное формирование.

И тут, пусть кому-либо это и покажется странным, я с надеждой смотрю на президента. Будучи главой государства, а не только исполнительной власти, именно президент может поддержать весь спектр демократических движений. Из всего, что сказано Борисом Ельциным в последнее время, наиболее ценной для меня была речь, произнесенная президентом 2 ноября в Кремле при открытии заседания правительства. Мне показалось это выступлением о восстановлении всех конституционных демократических норм и институтов в стране, своего рода покаянием после танковой атаки на парламент и стремлением к искуплению.

Существует, правда, одна неувязка с представлением о демократии. В ответах на вопросы газеты "Известия" от 16 ноября президент говорил: "Наличие представительного органа власти вовсе не обязательно означает демократию. Демократия - это власть народа над всеми государственными институтами".

Здесь - ошибка: не "над", а в них самих.

Власть народа без "упаковки" в государственно-правовые институты не является демократией. Демократия - это воля народа, преломленная и оцивилизованная в законах, обработанная правовыми отношениями. Как скульптура возникает из каменной глыбы только в результате прикосновения резца мастера. Иначе - не демократия, а некий первобытно-коммунистический самосуд, произвол толпы. Заявление Президента о собственной совести как регуляторе и движущей силе российского возрождения, конечно, не может не тронуть сердца соотечественников. Однако не хотелось бы опять оказаться в плену средневековых порядков.

В этом смысле новая демократическая оппозиция должна быть формально-демократической. Неструктурированная демократия, демократия без государственно-правовой "кожи" - ничто. Форма и есть внутреннее содержание демократии.

Декабрь 1993 г.

продолжение сборника