|
Содержание
Глава
11
Глава двенадцатая,
описывающая значительные улучшения в московских музеях и увеселениях
и прервавшаяся весьма неприятной неожиданностью
Утром следующего дня Кремнев почувствовал еще большее охлаждение
к нему обитателей Белоколпинского городка. Алексей Александрович
как-то нехотя давал ему объяснения, связанные с устройством системы
метеорофора.
По его словам, факт связи того или иного состояния погоды с напряжением
силовых магнитных линий был отмечен еще в XIX столетии. Проносящиеся
циклоны и антициклоны всегда имели свое магнитное видоизображение.
Было только не совсем ясно, что в этой связи является определяющим
моментом: погода определяет состояние магнитного поля, или магнитное
поле определяет погоду. Анализ подтвердил вторую гипотезу, и установка
сети 4500 магнитных силовых станций позволила почти по полному
произволу управлять состоянием магнитного поля, а следовательно
и погоды. Минин перешел к описанию метеорофора, но заметив слабость
Алексея в законах математики, резко прервал свои объяснения...
За обедом Кремнев почувствовал невыносимость своего положения,
приближение катастрофы, и потому был счастлив безмерно, когда
Параскева попросила его поехать с ней в Москву за покупками и
для посещения духовного концерта московских колоколов.
Легкий аэропиль доставил их к трем часам на аэродром центра,
и так как до начала концерта оставался добрый час времени, Параскева
предложила Алексею посмотреть московские музеи, говоря, что теперь
им удалось сделать то, перед чем остановилась в бессилии великая
революция, и вытянуть из музейной рутины все сокровища духа, хранящиеся
в них.
- Даже исторический музей и тот в семидесятый год был вынут из-под
спуда!
Новое здание Румянцевского музея занимало целый огромный квартал
от манежа до Знаменки, выходя своими фасадами к Александровскому
саду. В длинных вереницах комнат перед ним раскрылись диковинные
видения Сандро Ботичелли, Рубенса, Веласкеса и других корифеев
старого искусства, японские и неведомые ему ранее китайские эмали,
- все эти дары чужих стран, вымененные, как пояснила Параскева,
на Новгородские и Суздальские иконы у музеев Запада и восточных
стран. Пробегая беглым осмотром десятки зал, Алексей невольно
задержал в залах реликвий. Его поразила комната Пушкина, раскрывшая
Алексею душу великого поэта лучше, чем все десятки книг о нем
когда-то прочитанных. Ушаковский альбом, листки альбомных стихов,
портреты близких, Нащокинский домик и сотни других свидетелей
великой жизни.
Он был подавлен залами эпохи великой революции, где знакомые
лица и предметы, несколько подернувшиеся паутиной времени, подчеркнуто
вызывающе смотрели на него.
Однако оставаться долее было невозможно, через полчаса должен
был ударить первый колокол.
Когда они вышли на улицу, плотные толпы народа заливали собою
площади и парки, сады, расположенные по берегу Москвы-реки. Получив
в руки программу, Алексей прочел, что общество имени Александра
Смагина, празднуя окончание жатвы, приглашает крестьян Московской
области прослушать следующую программу, исполняемую на кремлевских
колоколах в сотрудничестве с колоколами других московских церквей.
ПРОГРАММА:
1. Звоны Ростовские XVI века.
2. Литургия Рахманинова.
3. Звон Акимовский ( 1731 г.).
4. Куранты Борисяка.
5. Перезвон Егорьевский с перебором.
6. Прометей Скрябина.
7. Звоны московские.
Через минуту густой удар Полиелейного колокола загудел и пронесся
над Москвой, ему в октаву отозвались Кадаши, Никола Большой Крест,
Зачатьевский монастырь, и Ростовский перезвон охватил всю Москву.
Медные звуки, падающие с высоты на головы стихшей толпы, были
подобны взмахам крыл какой-то неведомой птицы. Стихия Ростовских
звонов, окончив свой круг, постепенно вознеслась куда-то к облакам,
а кремлевские колокола начали строгие гаммы Рахманиновской литургии.
Алексей, подавленный, поверженный ниц высшим
торжеством искусства, почувствовал, что кто-то взял его за плечо.
Быстро обернувшись, заметил он Катерину, с таинственным видом
звавшую его следовать за собою... Он пытался сказать ей что-то,
но звуки голоса бесследно тонули в колокольном звоне.
Через минуту они входили в залы гигантского ресторана "Юлия
и Слон", в комнатах которого можно было укрыться от колокольного
звона.
- Я не знаю, кто вы, - шептала взволнованная Катерина. - Знаю
только, что вы не Чарли Мен.
И она, волнуясь и путаясь в словах, рассказала ему, что его плохое
английское произношение и чистый русский выговор, детали костюма
и незнание математики в первый же день вселили в их семье недоверие,
все время усиливавшееся, что его определенно считают за антропософа,
подготовлявшего германскую авантюру, что ему грозит арест и, может
быть, еще что-либо худшее, что она не верит этой клевете, что
за минувшие два дня она узнала и полюбила его, что он человек
необыкновенный, хищный и прекрасный, как волк, и что она искала
его предупредить и умоляет бежать, что она боится навести на его
след судебную власть, которая теперь арестует немцев и антропософов,
что война с минуты на минуту будет объявлена; и неожиданно, поцеловав
его в лоб, она столь же неожиданно скрылась.
Кремнев, годы живший в русском подполье самодержавной эпохи,
все-таки был ошарашен и убит безысходностью своего положения.
Он вздрогнул, заметив на себе пристальный и подозрительный взгляд
половых.
Быстро вышел из ресторана на площадь. Колокола уже не сотрясали
небо и толпы в тревоге расходились. Газетчики разбрасывали листки.
"Война, война", - слышалось со всех сторон.
Не успел Кремнев пройти и десяти шагов, как кто-то опустил на
его плечо тяжелую руку и он услыхал голос: "Остановитесь,
товарищ, вы арестованы!".
Глава
13
|
