Год, который хотят прибавить школе, надо сначала умножить на миллионы детских судеб.

Вопрос о двенадцатилетнем школьном образовании в последнее время все более и более выдвигается на передний педагогический план. Мало того, он становится "модным" и, постепенно выкарабкиваясь из ведомственно-отраслевой скорлупы, входит в поле притяжения различных социальных и политических сил. Отчасти даже - в зону перегруженного сегодня общественного внимания. При этом общество, предельно изнуренное заботами послеобвального выживания, относится к новой идее более чем настороженно. Не без основания полагая, что ждать ему чего-либо хорошего от новых государственных инициатив не приходится. Этот скепсис, неоднократно подтвержденный многотрудным общественным опытом, только укрепляется в связи с избыточной активностью ряда политиков, образовательного ведомства и вдруг возбудившейся Российской академии образования по поводу двенадцатилетки.

Впервые о двенадцатилетке как об актуальном вопросе для среднесрочной перспективы нашего образования было заявлено во всеуслышание полтора года назад, в разгар подготовки очередного этапа реформы образовательной системы. Опубликованные на исходе лета 1997 года две альтернативные концепции этой реформы при всем их противостоянии сошлись на том, что необходимо начать подготовку к постепенному переходу на двенадцатилетнее общее среднее образование. Но планы реформы не осуществились. С ними на время отошла и идея двенадцатилетки. Но, как оказалось, ненадолго.

Уже осенью 1998 года эта идея вновь начала набирать обороты, но уже с противоположного, не реформаторского, а охранительного фланга - параллельно с усилиями по внедрению государственных образовательных стандартов. 28 октября текущего года, вынося вопрос о двенадцатилетке на обсуждение президиума РАО, академический Институт общего среднего образования безапелляционно заявил: "Решение задачи обеспечения высокого уровня общеобразовательной подготовки требует перехода на мировой стандарт продолжительности обучения в средней школе - 12 лет". Президиум РАО одобрил такой подход вместе с предложенной структурой две-надцатилетки (4+6+2), считая подготовку ее введения одним из важнейших направлений деятельности академии.

Одновременно институт декларировал: "Выступая сторонниками государственного стандарта, базисного учебного плана и базисных программ, мы заявляем о том, что это не означает возврат к тоталитарности школьного образования. Мы за либерализацию школы, за дифференциацию, за гуманизацию содержания образования, за демократизацию. Но мы выступаем решительно против развала системы школьного образования и против хаоса в разработке и издании программ, учебников и методических пособий" (воистину "хаос" - кто-то, помимо академистов, вознамерился что-то разрабатывать и издавать). То есть двенадцатилетка вкупе со стандартом предлагалась здесь как средство исцеления школы от этого "развала" и "хаоса" как новый, сдвоенный со стандартом калибр охранительно-образовательной панацеи.

Таков внутренний мотив реанимации осенью этого года вопроса о двенадцатилетке. Внешний мотив - более благопристоен: ссылки на мировой опыт и на переговоры с Советом Европы, который якобы обязал нас перейти на двенадцатилетний школьный "европейский стандарт". Но послушаем мнение на этот счет нынешнего министра образования, высказанное им в "Новых Известиях" менее чем за десять дней до его назначения на этот пост, мнение, как сказал тогда В.М. Филиппов, о "пресловутой двенадцатилетке".

"Прежде всего хотелось бы понять, в чем смысл масштабного почина. Если очередная дорогостоящая кампания организована только затем, чтобы наши документы об образовании признавали на Западе (а речь с Советом Европы шла именно об этом - Э.Д.), то для этого России достаточно присоединиться к Лиссабонской (1997 го-да) совместной конвенции ЮНЕСКО и Совета Европы... Любая страна, подписавшая эту конвенцию, признает любые документы о среднем образовании любой другой страны, если при этом не будет доказано существенных различий в содержании программ образова-ния. А в пояснительном докладе к этому документу особенно подчеркнуто, что разница в сроках и периодах обучения не может служить основанием для отказа в признании аттестата той или иной страны" (выделено В. Филипповым).

"В итоге, - продолжал будущий министр, - была принята очень удачная формулировка, которая дает нам возможность войти в мировое образовательное пространство в буквальном смысле росчерком пера, или, как говорят студенты, "автоматом"... Нам остается только подписать конвенцию, ратифицировать ее через парламент. К слову, в Лиссабоне ее в первый же день подписали США, Герма-ния, Греция - всего 27 стран, включая почти все государства СНГ... А Россия почему-то тянет, вот уже год идет процесс "согласования". Что же это значит? Мы действительно хотим, чтобы наши ребята свободно учились в любой стране мира, а их сверстники из-за границы у нас? Или у политиков от просвещения какая-то другая цель?" (выделено мной - Э.Д.).

Своевременный вопрос, не правда ли? Особенно когда проблема конвертации аттестатов и дипломов подменяется проблемой двенадцатилетки. "Поражаюсь лукавству, простодушию или прямой некомпетентности, - продолжал В. Филиппов, - тех в руководстве нашим просвещением, кто во всеуслышание заявляет: все высокоразвитые страны перешли на двенадцатилетнюю систему среднего образования. Да, перешли. Но не ко всеобщему двенадцатилетнему, это надо четко понимать. Мы же, насколько я могу судить, опять хотим всех в обязательном порядке, строем повести к светлому будущему под названием "Школа 1-12". Но это даже самым богатым странам не под силу: слишком дорогое удовольствие!" ("Новые Известия", 22.09.98).

Месяц спустя, став министром образования, В.М. Филиппов был уже более сдержан в отношении "политиков от просвещения". На вопрос корреспондента газеты "Коммерсант": "В последний год много говорилось о введении двенадцатилетнего школьного образования. Вы сторонник этой идеи?" - министр ответил: "Да, это дает возможность детям больше времени проводить в школе. К тому же эта система дает дополнительные деньги в систему образования. Но директивно ввести двенадцатилетку я не могу. Это нужно обсуждать с общественностью. И с экономической точки зрения вопрос непростой: потребуется несколько миллиардов ежегодно" ("Коммерсант", 29.11.98).

Иными словами, двенадцатилетка "дает дополнительные деньги в систему образования". Но вот вопрос - откуда их взять?

Особенно настоятельным становится сегодня общественное обсуждение вопроса о двенадцатилетнем обучении в связи с той поспешностью, что обнаружилась у министра в разговоре с читателями "Первого сентября" о сроках введения двенадцатилетки. "Это зависит от того, - заметил В.М. Филиппов, - какую схему примем. Если схема будет 9+3, то... можно переходить к двенадцатилетке с 1 сентября 1999 года (!). Если же будет принята схема (кем? - Э.Д.) 10+2... надо будет менять содержание, учебники писать. И это отнимет как минимум два года" ("ПС", 28.11.98).

Вот это скорость! В прошлогодних концепциях на переход к двенадцатилетке отводилось 6-10 лет. Оказывается, все дело в том, чтобы "принять схему" и "менять содержание". Больше нет проблем. А дополнительные миллиарды? Откуда они в условиях нынешнего жесточайшего кризиса, когда образовательный бюджет худеет на глазах, когда даже по учительской зарплате государство не выбралось из долговой ямы? Даже прошлогодние реформаторы были на этот счет осмотрительнее, замечая, что переход к двенадцатилетке "должен осуществляться по мере наполнения бюджетных средств с тем, чтобы он не привел к ухудшению финансирования школ и снижению почасовой оплаты труда учителей" ("Первое сентября", 16.09.97).

Но есть еще один, не менее капитальный вопрос в эпопее с двенадцатилеткой - это призыв в армию. В.М. Филиппов понимает, что именно этот вопрос более всего волнует общественность, в том числе педагогическую. "Большинство педагогов, - отмечал он в "Первом сентября", - боится, не придется ли всем юношам по окончании двенадцатилетки идти в армию. Но я считаю, что призыв в армию выпускников двенадцатилетки - это организационно-технический вопрос, который решается политической волей руководителей государства. Конечно, мы не перейдем на двенадцатилетку, не решив проблему призыва в армию. Мы поставим этот вопрос перед правительством" ("Первое сентября", 28.11.98).

В этой связи возникают по меньшей мере три сомнения:

1. Решаются ли "организационно-технические вопросы" "политической волей"? При том, что очевидно: данный вопрос не "оргтехнический", а политико-правовой.

2. Где мы возьмем эту "политическую волю", когда в последние годы в стране она составляет наибольший дефицит?

3. Мы уже проходили "постановку вопроса перед правительством", когда летом 1997 года готовился "очередной этап" образовательной реформы и когда педагогическая общественность громогласно заявляла, что этот этап немыслим и, более того, авантюрен без принятия первоочередных мер по преодолению социально-экономического кризиса в системе образования. Правительство не обратило никакого внимания на данное "штормовое предупрежде-ние" и попыталось начать реформу. В результате от нее не осталось и следа (как, впрочем, и от правительства). Хотим повторить? Наступить на те же грабли? Теперь уже с двенадцатилеткой? Может быть, пора остановиться?

Таким образом, вопрос о двенадцатилетке не прост. И здесь, повторю, есть что обсуждать.

В этом обсуждении необходимо прежде всего очертить две фундаментальные рамки: правовую - призывной возраст с 19 лет и экономическую - нормализация финансово-экономического положения в системе образования. До решения этих основополагающих проблем обсуждать переход на двенадцатилетку бессмысленно и беспринципно.

Кроме того, до этого обсуждения надлежит, наконец, понять, осмыслить третью фундаментальную рамочную конструкцию: с какой целью, во имя чего мы собираемся вводить двенадцатилетнее образование? Если это средство, способ, путь глубокой внутренней реорганизации школы с тем, чтобы сделать ее для ребенка школой развития, здоровья, самоопределения, чтобы действительно, а не призрачно обновить в соответствии с требованиями жизни содержа-ние образования и весь уклад школьной жизни - это одно. Если же мы намерены консервировать сущее (и прошлое в сущем) путем достраивания двенадцатого этажа над сегодняшней треснувшей, полуобвалившейся крышей школы - это совсем другое. Тогда уж лучше не увеличивать срок образовательной повинности или срок "отсидки" ребенка еще на год.

Только в названной триединой системе координат можно реально проектировать и обсуждать, каким будет пространство двенадцатилетней школы. Без этого все обсуждение выльется либо в сотрясание воздуха, либо в бесконечные околонаучные и околообразовательные дрязги, либо в небезопасные политические игрища и очередную авантюру.