Г.Я. Я бы отметил три момента. Во-первых, долгие годы общество ожидало от Генпрокуратуры решения по таким делам, как Холодов, Листьев, чеки «Урожай-90».

Е.К. Сегодня, кстати, годовщина убийства Дмитрия Холодова.

Г.Я. Вот я поэтому и говорю об этом. И Скуратов был на своем месте, никто ему не мешал работать и ничего не происходило. Не было никаких результатов, не было никаких расследований. Иначе говоря, ничего существенного за это время, к сожалению, не произошло. Потом произошла ссора с президентом по далеким от существа дела причинам, и президент совершенно очевидно показал, что он не хочет работать с этим Генеральным прокурором.   Вот, собственно, все, что произошло. Поскольку президент не хочет работать с этим Генеральным прокурором, а Генеральный прокурор не хочет уходить, мы, как и во многих других вопросах, зашли в тупик. Решение этого тупика в конечном счете, по существу, будет связано со сменой президента. И, конечно, будет другой Генеральный прокурор. Что касается формальной стороны дела, то, конечно, раз суд принял решение, то Скуратов должен выйти на работу.  Если Генеральная прокуратура внесет протест,  и снова приостановит действие решения суда, значит, он должен будет вновь оставить рабочее место. Вот, собственно, и все.  Мы будем без работоспособной Генеральной прокуратуры до тех пор, пока мы не решим принципиальные вопросы, связанные с президентом.

Е.К. Давайте обсудим тему регистрации партий в ЦИК. Не закладывает ли ЦИК мину замедленного действия? Можно отказать в регистрации нелюбимой народом ЛДПР.

Г.Я. Я, правда, никак не могу понять, почему речь идет о ЦИКе? Он выполняют закон. Так в законе написано, они обязаны это выполнять. Они делают это по закону. А кроме того, ну а что плохого, что у нас все-таки наступил такой момент, когда  и бывший премьер-министр, и лидер фракции, и кто бы то ни было должен перед выборами открыто объяснить, каков состав его имущества, какими деньгами он располагает, какие деньги он задекларировал, объясняться по этому поводу.  Мы же говорим о прозрачности, о борьбе с коррупцией. Может быть, в стране, где нет проблемы коррупции, это и необязательно. А если у нас действительно такая большая коррупция, - а это так, - то в этом нет ничего особенного. ЦИК же не определяет, богатый ты или бедный. ЦИК определяет совсем другую вещь – не вводишь ли ты в заблуждение избирателей? Сказал ли ты избирателям о том, какой у тебя объем доходов, кто ты. Прозрачность.  Поэтому я тут не вижу никакой особой проблемы, наоборот, это хорошо.   Другое дело, что здравый смысл не должен нарушаться. Конечно, «Москвич» или «Жигули»  - это что, в наше время проблема, которая свидетельствует о вашем имущественном положении? Но закон и здравый смысл – это всегда такие вещи, которая в нашей стране трудно совместимы.  Но я думаю, что постепенно мы будем вносит поправки в эти законы.  Например, в этот закон нужно внести поправку о том, что нужно не ловить людей, а дать им возможность что-то исправить, что-то зарегистрировать, что-то доплатить. Ведь смысл заключается в том, чтобы опубликовать правильные данные.

Е.К. А не наказать.

Г.Я. А не наказать за то, что у человека что-то есть. Сказали ему: «А знаешь, ты забыл записать «Жигули». Напиши» Ну он записал бы, это опубликовали бы и все закончилось. Нет, его снимают. В законе нет такой нормы, которая позволила бы человеку просто исправить свое положение. Ты недоплатил налоги? Ну доплати и покажи общую сумму. Вот если ты возражаешь или не хочешь, тогда другое дело.

Ну а что касается вашего вопроса о Жириновском, так это совсем другой вопрос. Жириновского по сути сняли за то, что он включил в свой список огромное количество людей, которых в нашей стране называют криминальными авторитетами. Вот за это его и сняли. То есть он превзошел  барьеры, которые оказались совершенно неприемлемыми. Он сделал что-то уже совершенно выходящее из правил. 

Е.К. Григорий Алексеевич, извините, пожалуйста. У нас сегодня нет Владимира Вольфовича, он ответить не может. Но дело не в этом. А где презумпция невиновности? И где гражданские права, которые декларируются в Конституции? Все-таки человек судимый не поражается у нас в правах. А с другой стороны, если хранить верность духу и букве закона, если вина не доказана, почему же исключать человека из списка?

Г.Я. Исключение из списка не является автоматическим направлением в тюрьму, правда? Это во-первых. Во-вторых, исключение из списка не лишает Жириновского права снова создать блок. И пожалуйста, пускай он делает. Я вообще не могу рассуждать за ЦИК, почему она принимает такие решения по другим партиям и блокам. С моей стороны это неправильно. Но насколько мне известно, у него были превышены нормы по количеству людей, к которым были предъявлены претензии.

Е.К. По авторитетам?

Г.Я. Политически по авторитетам. А юридически по тем, кому объявили замечания в Центризбиркоме.

Е.К. Ну вы же сами говорите «политически» и «юридически». Значит, есть фактор политической целесообразности.

Г.Я. Я не знаю, не я же принимал решение.

Е.К. Я понимаю, что вы не можете ничего утверждать.

Г.Я.  Дело не в этом. Я хочу уточнить. Не я принимаю это решение. Я сейчас людям, которые нас смотрят, поясняю, чем руководствовались. Руководствовались законом. Но отношение конечно, было связано в том числе и тем, что  нельзя делать список, по которому вы даете интервью со вторым номером списка и даже не осмеливаетесь сказать, где он находится. Ну что это за кандидат в депутаты? Может он прекрасный человек, может, он ничего плохого не совершил. Но вы-то тогда чего боитесь сказать, где он?

Е.К. Как вы думаете?

Г.Я. Я ничего про это не думаю. Я не думаю о том, где находится Быков.

Е.К. Вы знаете, существуют еще соображения журналистской этики. Если мы обещали человеку – даже если он авторитет – не говорить публично, где он находится, мы этого не говорим. Когда к нам обратятся правоохранительные органы, мы как законопослушные граждане, все расскажем.

Г.Я. Понятно. Ну хорошо. Хорош кандидат в депутаты. Вот и все.

Е.К. Выборы на Украине привели даже к покушению на жизнь одного из кандидатов. Вы опасаетесь за свою жизнь?

Г.Я. Прежде всего я хочу сказать, что можно сколько угодно подтрунивать над Украиной и тем, как там идут выборы, но между прочим, Украина преподала нам такой урок, который неплохо бы и выполнить. Она единственная поменяла президента в результате демократических выборов. Я имею в виду из больших вновь образовавшихся  демократических стран..   

Е.К. Вы имеете в виду предыдущие выборы?

Г.Я. Конечно. А это самое главное и есть.

Е.К. Нынешний президент Кучма совершенно неожиданно победил тогда действующего президента Леонида Кравчука. 

Г.Я. Да. Я имею в виду не столько то, что Кучма победил, сколько то, что Кравчук ушел. Вот нам бы исполнить хотя бы эту процедуру.

Е.К. А у вас есть сомнения, что эта процедура может быть исполнена?

Г.Я. У меня не будет сомнений после того, как это произойдет. Потому что я знаю, что демократия заключается не в том, чтобы выбрать первого президента, а в том, чтобы первый президент ушел. В этом я вижу смысл демократии – в смене власти. А у нас смена власти повлечет за собой такой шлейф событий, что, конечно, я с беспокойством отношусь к этому. Но пока президент заявляет, что он уходит. Вот это и будет главный экзамен.  И уже второе дело – как там проводится кампания. А что касается всяких угроз… В политике есть очевидное правило – если боишься, то надо уходить. Не надо ничего делать, потому что если ты думаешь не о том, что надо делать, а о том, страшно или нет – делать нечего в политике. Поэтому это обсуждать бессмысленно. А вот смену надо обсуждать. И смена будет – должна – быть связана не с личностью, а с концепцией изменения страны после этих десяти лет. Вот это и есть смысл выборов.

Е.К. Как вы все-таки оцениваете избирательную кампанию, которая де-факто уже началась в России?

Г.Я. Ну как я ее оцениваю? Я имею, например, такой показатель, как то, что произошло в Законодательном собрании Петербурга. Там выкрали карточки для голосования, изменили кворум, приняли незаконное решение. Теперь депутаты обращаются в суд.

Е.К. Теперь вы страшные истории рассказываете. Вы действительно отвечаете за свои слова? Это же, как говорится, обвинение.

Г.Я. Это рассказывала ваша программа новостей.  Поэтому эту страшную историю рассказало НТВ. И посмотрев ее, я действительно испугался очень сильно и теперь повторяю ее, чтобы объяснить, что, если беспредел начинается в законодательных органах, то это очень плохой симптом. Меня удивляет, что до сих пор никто из руководителей страны не отреагировал на эти события.  И я ожидаю оценок этим событиям со стороны премьер-министра, президента, чтобы они дали правовую оценку того, что там происходит.  Суд, конечно, решит, как действовать в данном случае. Но ведь это не может оставаться без внимания, потому что это и есть начало избирательной кампании.

Е.К. Давайте рассмотрим последнюю тему недели. Президент Ельцин подписал указ, запрещающий отправлять в горячие точки солдат, прослуживших менее года. Параллельно растет рейтинг премьер-министра Путина. Что по поводу всего этого вы думаете? По поводу Чечни и ее влияния на российскую политику? Как быть дальше?

Г.Я. Я думаю так: сегодня войска вышли на такую диспозицию в Чечне, что можно со всей уверенностью сказать, что они стоят таким образом, что мы можем начинать переговоры. Да, в Чечне сложилась такая ситуация, что переговоры можно вести только с позиции силы. Эта операция проведена.  И прав Путин, когда он говорит, что военного решения нет, а есть только политическое решение. Это совершенно правильно. Но нужно все время помнить, в чем наша конечная цель в Чечне – безопасность. Не покорение, не подчинение, не определение статуса, не месть, не возмездие, а безопасность граждан – и в Чечне, и во всех регионах, которые прилегают к ней. Следовательно, с позиции силы нужно вести переговоры. Вот формула, которую я считаю совершенно правильной: наша безопасность – ваша самостоятельность.  Прекращайте работорговлю, остановите террористические набеги, соблюдайте права граждан и права человека, и мы тогда будем обсуждать с вами, как мы будем жить дальше, как республика будет ассоциирована с Россией. Речь, кстати, о самостоятельности, а не о независимости. Это вообще отдельный вопрос. Вот это и есть самый насущный вопрос на сегодняшний день. Невозможно до бесконечности бомбить и ничего не объяснять, что будет дальше. А именно это сегодня и происходит. Мне кажется, что уже войска готовы к этому, операция проведена. Сегодня можно начинать переговоры о том, как можно урегулировать эти отношения.

Е.К. Последний вопрос, который я хотел бы задать в связи с Чечней. Очень неоднозначная и порой жесткая реакция в мире на то, как российские власти ведут свою политику в Чечне. Мишель Камдессю заявил, что России не будут предоставлены обещанные кредиты, если эти деньги пойдут на войну. Несколькими днями раньше Европейский парламент принял очень жесткую резолюцию, осуждающую Россию. Очень жесткая критика в адрес российских СМИ на Западе, где утверждается, что российские СМИ занимают ура-патриотическую, проправительственную позицию, замалчивая то, что там происходит. Согласны ли вы с тем, что мир махнул рукой на российскую власть и больше с нынешним режимом не хочет иметь дела?

Г.Я. Я вообще думаю совершенно иначе. Я думаю, что большинство людей в самых разных странах, особенно в Европе, очень хотят, чтобы в России  было все нормально. Политики допускают ошибки, они очень плохо понимают, что у нас происходит. Но люди-то хотят, чтобы у нас все было хорошо. И чтобы жили у нас хорошо, и чтобы спокойно у нас было. 99 всех жителей Европы и Америки хотят, чтобы в России было все хорошо и нормально.

Е.К. Ну так было всегда.

Г.Я. Так всегда было. Политики, конечно, допускают разные ошибки. Камдессю – это вообще отдельный разговор. Но мы же говорим о людях. А проблема заключается вот в чем – не верят больше ни одному слову наших властей. Ни одному слову президента.

Е.К. Почему?

Г.Я. Ну почему? Потому что десять лет таких изменений в стране, десять лет таких реформ. Десять  лет вранья собственному населению поэтому и не верят. Десять лет интриг, десять лет подковерной борьбы, десять лет псевдореформ.  Не верят! Исчезновение денег, бесконечные столкновения, бесконечная борьба между отдельными финансовыми кланами. Этому и не верят. Сегодня по Чечне не верят, что борьба с террором не превратится в террор против целого народа. Не верят в то, что в России поймут, что нужно искать общий язык с людьми, с населением  в Чечне, если мы хотим, чтобы там не было террористов и действовала Конституция Российской Федерации или, по крайней мере,   приграничные районы были безопасности. Тогда надо искать общий язык с населением, а не насаждать там порядки, которые там невозможно насадить. Не верят, что мы будем искать примерно такое решение, какое существует у США с Коста-Рикой – ассоциированный статус. Не верят, что уже сейчас начнем переговоры, вместо того, чтобы две недели бомбить одно и то же село. Вот когда не верят ни одному слову, то так и относятся. Но у нас проблема-то в том, что – ладно там не верят, - но и в нашей стране не верят.

Е.К. Когда поверят?

Г.Я. Когда поверят? Если выборы проведем – без фальсификации и разумные, тогда и поверят.