ГЛАВА 2. ПУТИ МОДЕРНИЗАЦИИ: ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ПРОГРАММЫ РОССИЙСКОГО ЛИБЕРАЛИЗМА 

---

Либерализм как “цивилизационный выбор”

В этом отношении современный российский либерализм является продолжением традиций русского “западничества”. При этом два варианта либеральной альтернативы, представленные “ДВР” и “Яблоком”, опираются на разные позиции в вопросе о “цивилизационном выборе”. 

Идеологи “ДВР” более последовательно выражают “западническую” точку зрения. Пожалуй, наиболее резко ее сформулировал бывший министр иностранных дел России, до декабря 1994 г. - член фракции “Выбор России” А.В.Козырев: “Наша “сверхзадача” - пишет он в своей книге, - буквально за волосы себя втащить... в клуб наиболее развитых демократических держав. Только на этом пути Россия обретет столь необходимое ей национальное самосознание и самоуважение, встанет на твердую почву”³. Более сдержанно эта позиция определяется в книге Е.Гайдара “Государство и эволюция”. По мысли автора, в цивилизационном отношении Россия находится между Востоком и Западом: испытывая начиная с конца XVII в. влияние последнего в культурном и идеологическом плане, она в течение долгого времени сохраняет экономические и политические структуры восточного типа. При этом стержнем российской истории последних трех столетий является борьба между двумя стратегиями “догоняющей” модернизации: первый путь - перенимать не экономические структуры, а результаты, обеспечивать рост, выжимая из общества все ресурсы, второй - взрастить на российской почве институты, подобные западным, создать мощные стимулы к саморазвитию, что означает, однако, необходимость “укоротить” государство. Оба варианта являются ответом на импульсы, посылаемые Западом. По словам Гайдара, “выдавая нужду за добродетель”, противоречие между этими стратегиями называли “особым путем”, реально же история представляла собой “борьбу между двумя путями при невозможности выбрать один”^4.  

В этом смысле социализм, по оценке автора, представлял собой высшую и последнюю стадию азиатского способа производства, для которого, в отличие от западного, характерна недифференцированность власти и собственности. Однако этот строй был разрушен изнутри его правящим классом: экспроприация частной собственности привела к созданию собственности государственно-бюрократической, последняя в процессе циклического развития, характерного для всех восточных государств, превращалась в частно-бюрократическую. Единственным препятствием к завершению этой метаморфозы была вера в идеологию и страх ее нарушить. С их эррозией началась “номенклатурная приватизация”. 1988-1991 гг., по словам Гайдара, были самым золотым периодом для элитных политико-экономических групп. Однако экстенсивный путь модернизации по ряду причин оказался к этому времени исчерпан: наступил развал экономики. 

Альтернатива “цивилизованного”, “либерального капитализма”, отстаиваемая партией “ДВР”, представляет собой реализацию второго, интенсивного пути. Причем, по мнению ее идеологов, здесь возможен мирный переход. “Россию у номенклатуры нельзя, да и не нужно отнимать силой, ее можно “выкупить”, - пишет Гайдар. - Если собственность отделяется от власти, если возникает свободный рынок, где собственность все равно будет постоянно перемещаться, подчинясь закону конкуренции, это и есть оптимальное решение. Пусть изначально на этом рынке номенклатура занимает самые сильные позиции, это является лишь залогом преемственности прав собственности”⁵. Таким образом, у России есть шанс завершить модернизацию, несмотря на все сложности, связанные с тем, что “нам надо одновременно решать проблемы XIX века - формирование правового государства, начала ХХ века - искоренение остатков социального и промышленного феодализма, резкая демонополизация экономики, борьба с фашизмом, другими крайними формами саморазрушительного национализма, конца ХХ века и наступающего XXI века”^6. 

Обосновываемый таким образом “выбор России” опирается на убеждение в универсальном характере закономерностей развития, прежде всего, экономических, которые будут действовать и в этой стране, несмотря на ее культурные и социальные особенности. “...Главной нашей задачей, - пишет Гайдар, - вижу решение стратегических проблем государства, доведение до конца рыночных реформ и построение устойчивого, динамичного, богатеющего общества западного типа в нашей стране. Когда я пишу: “западное общество”, речь меньше всего идет о безумной унификации культур.” “У нас в России сложилась своя специфическая среда, как, между прочим, и в любой большой стране с древней и мощной культурой, - пишет он в другой работе. - И единственная модель, которая может прижиться в этой среде, сотканной из исторических традиций, опыта и противоречий, - это российская модель”⁷. Таким образом, современные “западники” исходят из принципиальной “приемлемости” универсальных либеральных ценностей и институтов для российского общества (разумеется, в национально-особенном их варианте), и их усилия сосредоточены главным образом на “технологических” аспектах проблемы. 

Позиция, высказывавшаяся по этому вопросу идеологами “Яблока”, отличается тем, что акцент делается не на “универса-лизме”, а на “национальных особенностях”, на трудностях, связанных с развитием в России либеральных институтов. Трудности эти упираются в существенные “цивилизационные различия”. По мнению одного из лидеров “Яблока” В.П.Лукина, выраженному в работе, написанной в соавторстве с А.И.Уткиным, “Запад преставляет собой уникальный регион и уникальную цивилизацию... Опыт 90-х годов ярче, может быть, чем опыт конфронтации, показал, что Россия и Запад живут в неодинаковых цивилизационных полях, образованных, прежде всего, различным историческим опытом... Налицо очевидные цивилизационные отличия, игнорирование которых ни к чему хорошему Россию не приводило и не приведет.”⁸  

Эти культурные различия необходимо учитывать, что делает неприемлемым сугубо “технологический” подход к проведению либеральных преобразований. По мнению идеологов “яблочников”, социокультурные факторы должны быть определяющими при выборе стратегии перемен. Ошибка “российских либералов прозападной ориентации”, по определению С.С.Митрохина, заключалась в том, что “отстаиваемые ими технологии реформ, в других странах неоднократно доказывавшие свою эффективность, столкнулись с жестким сопротивлением национального менталитета, вступив в противоречие с господствующими социокультурными доминантами мировоззрения и поведения россиянина. Поэтому подобные политические технологии при всех их абстрактных достоинствах не могут в полной мере соответствовать российским национальным интересам”^9.  

Критика “яблочниками” реформ, начатых правительством Е.Гайдара, опирается в том числе и на социокультурные соображения: реформаторы, по их представлению, избрали курс, который не нашел поддержки в системе ценностей, характерной для российского общества. Так, по утверждению В.П.Лукина, “нельзя в России безнаказанно разводить демократию с двумя органическими народными чувствами-верованиями: патриотизмом и социальной справедливостью”. Ошибка реформаторов - в том, что они пренебрегли и тем, и другим¹⁰. Модернизационные усилия, по мнению “яблочников”, должны в большей степени учитывать сложившиеся традиции, иначе они не будут восприняты обществом и вызовут реакцию отторжения. 

Идеологи “Яблока” выступают как умеренные “западники”: развитие по пути сближения с Западом представляется им вариантом оптимальным, однако не единственно возможным и в любом случае требующим постоянной и усиленной работы по культурному сближению и взаимопониманию, учета национальных особенностей при определении целей реформ^11.

Экономическая программа партии “Демократический выбор России”

Существовавшие к тому времени теоретические концепции переходного периода предполагали: во-первых, либерализацию экономики (цен, хозяйственных связей предприятий, торговли, в том числе и внешней), во-вторых, стабилизацию финансов (антиинфляционную политику), в-третьих, изменение реальных отношений собственности и контроля за принятием экономических решений (частью которого является приватизация и поощрение предпринимательства), в-четвертых, структурную перестройку (изменение целей функционирования экономической системы, отраслевой структуры, соотношения цен и др.). Все эти процессы опосредуются также психологическим привыканием экономических субъектов к новым реалиям, выработкой новых способов поведения и ценностных ориентаций. Экономические программы “ДВР” и “Яблока” так или иначе включают в себя основные пункты этой программы¹². Расхождение между ними - в приоритетах, последовательности и сроках осуществления этих мероприятий, а также в целях и формах государственного управления этими процессами. 

Осенью 1991 г., после августовских событий и распада СССР Е.Т.Гайдар, тогда руководитель Института экономической политики, сначала был привлечен к разработке программы реформ российской экономики, а затем, в ноябре, приглашен в правительство в качестве министра экономики и финансов. По его словам, в тогдашней ситуации “выбор был невелик: либо нарастающий хаос, либо немедленный, без подготовки, запуск рыночного механизма - и уже потом, на ходу, встраивать обязательные для его нормальной работы детали”¹³. Ситуация осложнялась отсутствием у внезапно ставшей самостоятельной РСФСР реальных рычагов государственного управления, отсутствием национальной валюты, прогрессирующим распадом хозяйственных связей, явной недостаточностью имеющейся правовой базы. В этой ситуации принимается вынужденное решение начать либерализацию экономики, не дожидаясь результатов фундаментальных структурных реформ (предполагающих значительное время), а также приватизации, в ситуации, когда, по словам Гайдара, нельзя было надеяться на успех политики финансовой стабилизации по крайней мере в первой половине 1992 г., до создания собственной системы денежного обращения¹⁴. Ожидаемым последствием этой вынужденной меры стали высокие темпы инфляции. 

В 1992 г. началась программа приватизации, задачей которой на первом этапе было создание в России широкого слоя частных собственников благодаря “чековой приватизации”, на втором - создание “эффективных собственников” и привлечение частных инвестиций в отечественную промышленность за счет продажи государственного имущества через “денежные аукционы”. Эта программа была результатом компромисса: несмотря на то, что “отцом” приватизации в России считается член “ДВР” А.Б.Чубайс, партия не рассматривает ее программу, значительно “ухудшенную” поправками, внесенными парламентом, как идеальную. “Как ни дели государственную собственность, - философски замечает Гайдар, - всех не удовлетворишь. Именно поэтому здесь так важны не столько экономически оптимальные решения - их нет, сколько социально приемлемые и устойчивые”¹⁵. Трудно сказать, в какой мере принятая программа приватизации отвечала этим условиям. По оценке Гайдара, главным здесь является то, что “келейная, чисто номенклатурная приватизация отныне сломана. Да, рынок собственности не является равным и открытым”, но “приватизация как раз создает мягкий, пластичный механизм смены собственников”^16. 

Программа, начатая в 1992 г., была рассчитана на три года и предусматривала три этапа: на первом - либерализация, ликвидация товарного дефицита, создание конвертируемой национальной валюты, на втором - финансовая стабилизация, остановка инфляции, на третьем - планировалось начало экономического роста. Эту программу не удалось осуществить в полном объеме: в декабре 1992 г. Гайдар вынужден был уйти в отставку с поста премьер-министра (занимаемого им с июня), новый глава правительства В.С.Черномырдин стал проводить более компромиссную политику, задачу остановки инфляции не удалось решить в поставленные сроки. 

Позднее Гайдар неоднократно заявлял о правильности выбранного курса. По его мнению, в наших условиях невозможно было начинать реформы со стабилизации экономики административно-принудительными мерами, ибо “слабое государство было объективной реальностью, которая должна приниматься в расчет при выборе экономико-политической стратегии... Избранный тогда курс реформ... порывал с бессмысленными надеждами на возможность использования силы государственной власти, ясно отдавая себе отчет в отсутствии такой силы”¹⁷. Кроме того, правильность выбранного курса, с точки зрения идеологов “ДВР”, подтверждается и опытом тех стран, которые последовательно осуществили меры по финансовой стабилизации. “Нам не в чем себя упрекнуть, - заявлял лидер “ДВР” на ее II съезде. - Страны, которые использовали ту же стратегию по реформированию экономики, за которую мы выступали в 1992-1993 гг., сегодня демонстрируют экономическую стабильность и даже некоторый рост производства”¹⁶. Напротив, нынешние проблемы российской экономики, в частности, бюджетный кризис, прямо и непосредственно связаны с тем, что “реформы в России проводились медленно, непоследовательно, с огромными колебаниями”. Однако меры по финансовой стабилизации можно отложить, но их нельзя избежать. К началу 1997 г., по утверждению лидеров “ДВР”, сложилась ситуация, настоятельно требующая продолжения либеральных реформ^18. 

Результаты реформ 1992-1996 гг. противоречивы: тот экономический и социальный строй, который возникает в результате, безусловно, далек от идеалов, которые выдвигали “демократы” в начале 90-х. “Мы реалисты, - говорил Гайдар, - и понимаем, что путь из коммунизма после 75 лет безрыночного тоталитарного режима неизбежно лежит через не слишком красивую реальность номенклатурного капитализма. Но для нас эта реальность номенклатурного капитализма была лишь неизбежным переходным этапом к совсем другому капитализму - развитому, цивилизованному, рыночному”. “Партию власти” устраивает и нынешний вариант, экономический рост возможен и при нем. Однако он создает благоприятную среду для деятельности партий радикального реванша, которые “ДВР” рассматривает в качестве своих главных политических противников¹⁹. Задача партии, как она была сформулирована на Пленуме ее Совета в июне 1997 г. - “борьба за цивилизованный капитализм в России”^20. 

Эта задача предполагает, согласно партийным документам, во-первых, коренную реорганизацию государственного аппарата: изменение его структуры, удешевление, введение обязательных тендерных процедур при всех государственных закупках, - окончательное отделение власти от собственности, пресекающее основные источники коррупции; во-вторых, налоговую реформу, призванную резко ограничить круг налогов, ликвидировать налоговые льготы, кодифицировать налоговое законодательство, в-третьих, проведение реформы социальной сферы и коммунальной реформы, назначение которых - освободить государство от бремени лишних расходов и сделать оказываемую им социальную помощь более адресной и эффективной. Наконец, теперь, когда экономика России начинает стабилизироваться, необходимо обеспечить приток инвестиций для восстановления переструктурированного производства. 

Однако проблема заключается в том, что в постсоциалистических экономиках действует целый ряд факторов, препятствующих мобилизации инвестиционных ресурсов. По словам Гайдара, существуют в принципе два источника финансирования экономики: государственные и частные накопления. По мнению лидера “ДВР”, ставка на первые в российских условиях неприемлема: во-первых, в обозримой перспективе инвестиции в отечественную промышленность окажутся непосильным бременем для бюджета, во-вторых, это экономически неэффективно, а в-третьих, будет способствовать закреплению “уродливой социалистической экономической системы”. Следовательно, главный упор должен быть сделан на частные инвестиции, а значит, на обеспечение условий надежности последних. Нужна макроэкономическая стабильность, низкие темпы инфляции, сохранение политической устойчивости, охрана прав собственности. Поэтому “четкие законодательные гарантии частной собственности..., - по утверждению Гайдара, - сегодня не вопрос идеологической рефлексии, а жесткое требование жизни, необходимая предпосылка экономического роста в России”. Нужно совершенствование экономического законодательства и прежде всего, закрепление частной собственности на землю, введение институтов ипотеки, залога, регулирование управления государственной собственностью и долями государства в приватизированных предприятиях^21. 

Идеологи “ДВР” неоднократно подчеркивали, что на данном этапе речь идет о создании основ цивилизованной рыночной экономики, выбор между более “классической” или более “социальной” ее моделями - дело достаточно отдаленного будущего. Обе эти модели находятся “в рамках западного общества, основанного на разделении власти и собственности, легитимности последней, на уважении прав человека, - пишет Гайдар. - Наша задача - войти в это пространство, а затем уже спорить о моделях”^22.  

Однако симпатии ведущих идеологов “ДВР” определенно на стороне более “классической модели”. “Государственное регулирование и социальные реформы позволяют избежать взрыва низов, но сами по себе они не ведут к экономическому прогрессу”²³, - подчеркивает Гайдар. И “шведский путь” сопряжен с серьезными проблемами: аномально высокая государственная нагрузка ведет к замедлению темпов экономического роста, который, в свою очередь, и обеспечивает возможности “социальной экономики”, высокие же социальные ожидания стимулируют перераспределительную активность государства, что, в итоге, образует порочный круг^24. 

Один из ведущих идеологов “ДВР” А.Улюкаев, настаивая на “универсальной” связи между демократией и экономическим развитием, проводит мысль о том, что “проблема сокращения государственных социальных обязательств - это проблема реального выхода из социализма”; поэтому появившийся ввиду пока еще отдаленных выборов шанс провести реформу социальных расходов - это возможность обеспечить быстрый экономический рост и “превращение российской демократии из имитационной в реальную” ^25. 

Е.Гайдар в своей последней исследовательской работе, анализируя опыт постсоциалистических преобразований в странах Европы, делает следующий вывод: ”...Вне зависимости от собственных устремлений и идеологических пристрастий именно радикальные реформаторы постсоциалистического мира объективно вели свои страны по пути к социалистической рыночной экономике. Напротив, те, кто выступал за “мягкое”, медленное вхождение в рынок, инфляционное финансирование и т.п., так же вне зависимости от личных устремлений объективно подталкивали свои страны к необходимости предельно жесткой десоциализации”²⁶. Таким образом, выбор моделей - это действительно вопрос будущего, стратегия перехода в любом случае имеет свою жесткую логику, ведущую к сворачиванию по крайней мере части системы социальной поддержки, однако в целом нынешние идеологи “ДВР” больше склоняются к идее “свободного рынка”, обеспечивающего динамичный экономический рост.

Экономическая программа общественного объединения “Яблоко”

Экономическая программа общественного объединения “Яблоко”, разработанная его лидером Г.А.Явлинским и специалистами из “ЭПИцентра”, предусматривала для России градуалистский вариант реформ. По мысли авторов программы, “либерализация цен, хозяйственных связей и т.д. может и должна осуществляться не просто постепенно, но разными темпами в разных секторах экономики, определяемых не по наитию, а по мере достижения в этих секторах реальной отдачи от институциональных преобразований, структурной перестройки и т.п. Этапы либерализации должны способствовать этим изменениям, но не могут опережать их настолько, чтобы полностью отрываться от реалий хозяйственной жизни... Выбор ортодоксального варианта стабилизационной политики для трансформации экономики России явился серьезной стратегической ошибкой”^27. 

Дело в том, что, по мысли Явлинского и его коллег, “российская экономика не была повреждена или искажена командной централизацией, она была создана ею... Поэтому задача для реформаторов состоит не в том, чтобы что-то поправить или либерализовать”²⁸. Рынок в этой ситуации не может возникнуть сам собой с упраздением центральных плановых органов и свободой цен. “Законы рыночного хозяйства, - подчеркивают авторы “яблочной” программы, - действуют не в любой ситуации, а лишь в рыночной “среде”. Для рыночной самоорганизации экономики необходима некоторая критическая масса институциональных условий”²⁹. Создание этих условий требовало кропотливых усилий со стороны государства. Попытка же моментального перехода от “командной системы” к рынку привела к становлению того, что Г.Явлинский называет “постплановой экономикой”. Ее характерные черты - “потеря целостности, хаос и неустойчивость, параллельное существование целых пластов формального и неформального права”, рост “черного рынка”, бегство от налогов, коррупция и криминализация ^30. 

Следствием либерализации экономики стала гиперинфляция, с которой правительство пыталось справиться за счет ужесточения кредитно-денежной политики. По мнению Явлинского, эти усилия оказались бесплодны в 1992-1995 гг. не только потому, что не проводились последовательно, но и потому, что инфляция в России не представляет собой исключительно денежный феномен. Поэтому монетарные меры эффективны лишь до определенного порога, определяемого институциональной и промышленной структурой российской экономики. Чтобы снизить этот порог, необходим комплекс мер, направленных на формирование основных предпосылок финансовой стабилизации и экономического роста. В 1995 г. Явлинский предлагал дать экономике “отдохнуть и набраться сил”, отказаться от доминанты финансовой стабилизации и заняться структурными реформами, сохраняя до поры до времени “фоновые” (то есть “объективно” заданные особенностями самой экономики) темпы инфляции^31. 

Вместе с тем, Явлинский рассматривал инфляцию как крайне негативное явление, сыгравшее немалую роль в рождении феномена “постплановой экономики”: “Инфляция, - по его словам, - была последним резервом умиравшего планового хозяйства, и когда оно не решилось пойти на него, это сделали реформаторы. Но тем самым, опять таки независимо от своих намерений, они затормозили настоящий переход к рынку...” Результатом стало бурное развитие “теневой экономики”, ее криминализация, распад хозяйственных связей, деиндустриализация всей страны. Таким образом, по мнению Явлинского, “именно выбор инфляционно-конфискационной модели реформ привел к тому, что вместо рыночной мы оказались в постплановой экономике. Вполне возможно, - справедливости ради замечает он, - что все это было неизбежно, но сейчас это уже вопрос исторический”³². Тем не менее, вариант реформ, предлагавшийся “Яблоком”, предусматривал даже некоторое повышение уровня инфляции. Однако, по мысли его лидера, темпы инфляции, которых удается добиться с помощью жестких монетерных мер, все же слишком высоки для роста инвестиций, а взятая передышка позволит в перспективе более кардинально решить проблему, остановив спад производства и создав институциональные предпосылки для существенного понижения уровня инфляции. В 1997 г. Явлинский писал, что “победа над инфляцией, которой так гордится правительство, помимо всего прочего, перевела инфляцию в другое измерение... Непреложная закономерность, которая безусловно действует в России, состоит в том, что примененные правительством способы “борьбы с инфляцией”, обогащая узкую околоправительственную группировку, наносят экономике и государству больший удар, чем сама эта инфляция”^33. 

Либерализация экономики, с точки зрения “яблочников”, не сопровождалась необходимыми институциональными реформами, которые реально в 1992-1994 гг. “были сведены к приватизации, а последняя - только к отчету по количественным показателям”³⁴. По оценке Явлинского, “результатом... стала не приватизация, а коллективизация бывшей государственной собственности”. Этот процесс не способствовал появлению “эффективного собственника”, в ряде случаев привел к разрыву “неразрывных по природе своей технологических цепочек”, а подавляющее большинство граждан “не стали частными собственниками только оттого, что получили по одной-другой акции какого-то АО или фонда”³⁵. Впрочем, критика результатов приватизации не означает призывов к переделу собственности, она лишь должна повлечь за собой изменение политики в этой области. По мнению Явлинского, “из двух приоритетов приватизации - социальной справедливости и повышения эффективности - сегодня необходимо... выбрать второй”, а последующий экономический рост позволит с помощью налогов и социальных программ решить вопрос о “социальной приемлемости”³⁶. “Яблоко” предлагает свою программу “эффективной приватизации”, основные идеи которой будут изложены ниже. 

Таким образом, если идеологи “ДВР” характеризуют нынешнее состояние как “номенклатурный капитализм” и предлагают предпринимать усилия по его трансформации в “цивилизованный”, то лидеры “Яблока” называют сегодняшнюю экономику “постплановой” и считают, что она может как эволюционировать “в направлении цивилизованного рыночного хозяйства”, так и “надолго завязнуть в болоте плутократического номенклатурно-криминального режима”³⁷. Экономическая программа “яблочников” призвана способствовать реализации первой из альтернатив. 

Приоритетами в их программе институциональных реформ являются реорганизация предприятий и стимулирование перераспределения собственности к “эффективному собственнику”, причем предлагается отказаться от реформ “сверху” и перейти к работе на уровне регионов и предприятий по индивидуальным проектам. Основной упор должен быть сделан на “приоритетных отраслях”. Главное направление в реорганизации предприятий видится в заключении контрактов с управляющими как государственных, так и формально приватизированных предприятий, которые получат в результате права доверительного управления в обмен на обязательства выполнять бизнес-план, утвержденный государством³⁸. Для ограниченной группы предприятий, относящихся к категории “зоны экономического бедствия” должны быть разработаны специальные меры по оздоровлению. Наконец, для предприятий, попавших в руки “неэффективных собственников”, потребуется “переделка под правительственным руководством”, для чего должны быть предусмотрены специальные бюджетные механизмы^39. 

Суть предлагаемой “Яблоком” программы “эффективной приватизации” - в “продаже оставшейся государственной собственности при условии, что новый собственник принимает на себя обязательства повысить эффективность деятельности предприятий (провести реорганизацию, либо санацию, осуществить реальные инвестиции), что увеличит налоговые отчислению в бюджет”. Для каждого предприятия должен быть осуществлен индивидуальный проект приватизации, состоящий из трех шагов: первый - инвестиционные торги, второй - если это не получилось или не имеет смысла - заключение контракта с управляющим о временной передаче ему прав собствености в рамках договора о доверительном управлении имуществом, третий - если несмотря на эту меру положение не улучшается - запуск системы банкротств ^40. 

“Яблочная” программа институциональных преобразований включает в себя также создание государственной службы по защите собственности, меры, позволяющие реализовать наметившуюся тенденцию к формированию финансово-промышленных групп, запуск механизма банкротств, поддержку малого бизнеса, предложения по антимонопольной политике и проект жилищной реформы^41. 

Нетрудно заметить, что экономическая программа “Яблока” предполагает достаточно значительную административную активность со стороны государства как на местном, так и на федеральном уровне. Возникает вопрос: а где гарантии, что деятельность государственных чиновников, связанная, например, с заключением контрактов с управляющими или с “приобретением правительством или специально уполномоченными на то банками контрольного пакета акций и прямым участием в управлении” предприятиями, попавшими в руки неэффективных собственников, не будет связана со злоупотреблением властью, с ограничением свободы конкуренции и др.? Ведь сам Явлинский признает, что “руководящая роль государства в экономическом развитии, помимо органического понимания и искренней приверженности идеям свободной экономики, предполагает наличие мощной прослойки некоррумпированного и готового служить Отечеству чиновничества, наличие определенного общественного доверия к этому чиновничеству...”⁴² Очевидно, что это один из самых “больных” вопросов в России, однако для политиков либерального направления было бы естественно, выдвигая предложения о расширении полномочий государства, сделать упор на определении четких правовых границ этой активности и обеспечении общественного контроля. Вместе с тем, в программе “Яблока” эти границы описаны весьма неопределенно. 

Структурные реформы российской экономики предлагается проводить поэтапно, начиная с “приоритетных отраслей”, способных обеспечить наиболее быструю отдачу. Среди них - прежде всего сырьевые отрасли, которые, с точки зрения авторов программы, можно развивать почти исключительно за счет частных инвестиций. Для этого необходимо принятие пакета нормативных актов, создающих благоприятный инвестиционный климат. В частности, “яблочники” придают большое значение принятому при их активном давлении закону “О соглашениях о разделе продукции”, обеспечивающему взаимоприемлемый компромисс между государством и инвестором по каждому конкретному проекту и предусматривающему отчисления в виде ренты, а не налогов⁴³. С их точки зрения, этот закон, во-первых, создает благоприятные и стабильные условия для инвестиций, во-вторых, дает возможность существенно пополнить государственную казну. Средства, накопленные в результате реализации инвестиционных проектов в сырьевом секторе, дадут возможность дальше продвинуть структурные реформы. В качестве инвестиционных ресурсов программа “Яблока” рассматривает также сбережения населения, частные инвестиции, а также государственный бюджет. 

Государству отводится роль одного из главных инвесторов в реструктурируемую экономику. В связи с чем возникает вопрос о способах пополнения государственного бюджета. В вопросе о бюджетной политике “Яблоко” выступает как последовательный оппонент правительства. Во-первых, “оппозиционные демократы” предлагают навести порядок с неналоговыми поступлениями, более рачительно использовать принадлежащую государству собственность, ресурсы, доли в совместных предприятиях и др. Во-вторых, с их точки зрения, необходимы изменения в налоговой системе, смысл которых - в снижении общего уровня налогообложения при резком расширении налоговой базы и обеспечении собираемости налогов. В-третьих, предполагается федерализация бюджета, перераспределение средств и ответственности регионам. Собранные с помощью этих мер дополнительные средства предлагается использовать для совместного с частным сектором финансирования перспективных проектов, для поддержки малого бизнеса, для осуществления перечисленных выше мер по реорганизации производства, для ассигнований на науку, культуру, образование и здравоохранение при переходе здесь на новые принципы финансирования и др. ⁴⁴  

Таким образом, реализация “яблочной” программы привела бы к созданию экономики, в которой государству принадлежала важная роль не только в качестве силы, осуществляющей макроэкономическое регулирование, но и как непосредственному участнику рыночных отношений (одним из результатов этих реформ стало бы появление достаточно крупного государственного и смешанного сектора). Эта программа предусматривает также активную социально-распределительную политику государства. Иными словами, “яблочники” являются сторонниками “социал-либерального” или “социал-демократического” пути развития, при котором рынок и свободная конкуренция в условиях смешанной экономики с преобладанием частного сектора, сочетаются с активной регулирующей и перераспределяющей ролью государства. Явлинский пишет: “...Рыночный механизм не решает никаких социальных задач. “Оптимальное” распределение ресурсов, которое получается в результате его действия, не исправляет изначального перекоса... в распределении собственности и прочих компонентов стартовых условий. Создание “правильных” с общественной точки зрения стартовых условий остается при этом задачей общества, государства даже при самом идеально отлаженном рыночном механизме” ^45.  

В отличие от “ДВР”, претендующей на роль “практически единственной в стране” партии, “которая последовательно выражает либеральные идеи”⁴⁶, “Яблоко” долгое время вообще не акцентировало своей идеологической принадлежности, определяя себя как “демократическую оппозицию”; лишь в 1996 г. его лидеры объявили о приверженности одновременно либеральному и социальному подходам (по-видимому, предполагая, что это разные вещи, а не один из вариантов либеральных программ), причем “либеральной” частью программы считается защита частной собственности и свободного предпринимательства, а “социальной” - все, что относится к социальной политике ⁴⁷. “Яблоко” имеет статус наблюдателя и в Либеральном, и в Социалистическом Интернационалах. Вместе с тем, Явлинский энергично возражал против данной Гайдаром характеристики “Яблока” как “левой социал-демократической организации” ⁴⁸. Таким образом, социал-либеральная или социал-демократическая направленность программы “Яблока” четко не заявлены. 

Как и их оппоненты из “ДВР”, “яблочники” подчеркивают, что время для размежевания между либералами и социал-демократами в России еще не пришло, мотивируя это необходимостью сочетания на данном этапе и того, и другого подхода, а также незрелостью электоральной базы обоих политических течений ⁴⁹. Нетрудно заметить, что несмотря на заверения в преждевременности окончательного выбора между “классической” и “социальной” моделями, оба политических объединения жестко настаивают на своем варианте перехода, не проявляя готовности к компромиссу. Таким образом, уже на данном этапе можно говорить о появлении в России двух вариантов политических программ, заявляющих себя в качестве либеральных - хотя “Яблоко” делает это с некоторыми оговорками.

Либерализм и капитализм

“Демократический выбор России”, объединил тех, кто поддержал курс реформ, предполагавших, по выражению Гайдара, “немедленный, без подготовки, запуск рыночного механизма”, с последующим “встраиванием” на ходу необходимых для него деталей, что означало окончательную ломку уже рассыпающегося старого порядка в надежде на то, механизмы рынка, начав работать, позволят создать новый. И хотя возникший в результате “номенклатурный капитализм” нельзя, по мнению “ДВР”, считать оптимальным порядком, его можно и нужно трансформировать, превращая в капитализм “цивилизованный”. Россия - не исключение из общего правила, и в ней будут действовать те же объективные закономерности, те же “успешные” экономические технологии, что и в других странах. При этом, как мы показали, симпатии либералов из “ДВР”, в конечном счете, на стороне “неоклассической” модели со “свободным рынком”, регулируемым монетарными средствами, обеспечивающей стабильный экономический рост. 

Сторонники “Яблока” выступили в роли оппозиции правительственному курсу реформ, утверждая, что либерализация цен и хозяйственных связей без надлежащих институциональных и структурных преобразований не создаст рыночной экономики, поскольку законы рынка действуют лишь при определенных условиях. А потому результатом этого курса стала “постплановая экономика”, которую еще только предстоит в результате серьезных реформ превратить в рыночную. Выбор технологии реформ, по мнению “яблочников”, должен определяться не только опытом других стран, но и учетом национальных и исторических особенностей России. Окончательное же предпочтение это движение отдает “социальной” рыночной модели со значительной регулирующей и перераспределяющей ролью государства. 

Обращает на себя внимание то обстоятельство, что оба политических объединения воспринимают либерализм прежде всего как “идеологию становления капитализма” в России, оба делают различие между экономическим либерализмом, понимаемым как движение за свободу предпринимательства, конкуренцию, демонополизацию, за гарантии частной собственности, за “небольшое”, но эффективное государство, - и либерализмом политическим, связанным с борьбой за права человека, становлением гражданского общества и демократии. Примечательно, что именно перечисленные выше экономические пункты лидеры “Яблока” рассматривают как либеральную часть своей программы ⁵⁰. Вместе с тем, эти две стороны либеральной идеологии в России зачастую противопоставляются друг другу. Так, по мысли А.Улюкаева, одной из причин трудностей демократических партий является раскол среди их сторонников, связанный с тем, что “традиционные интеллигенты” утратили веру в капитализм, не принесший им благосостояния, а “новые интеллигенты” “разочаровались в демократических ценностях, решив, что отстоять капиталистический путь развития можно и даже должно при некотором ущемлении демократии” ⁵¹. И следует признать, что это расслоение социальной базы “демократических” сил имеет некоторое объяснение если не в программах, то в реальной политике последних. 

Таким образом, “цивилизованный капитализм”, рынок, конкуренция, частная собственность оказываются для современных российских либералов если не главными, то “ключевыми” ценностями, обеспечивающими создание основ либерального порядка в России. Следует отметить, что частная собственность, свободный рынок и конкуренция действительно занимают важное место в ряду либеральных ценностей, однако представления об их относительной значимости существенно варьировались. Точка зрения, согласно которой эти ценности являются “самыми главными”, определяющими, существовала, но отнюдь не доминировала в истории либеральных идей. 

Традиция, ведущая начало от Дж.Локка рассматривала право собственности как одно из естественных прав человека, данных Богом и потому неотчуждаемых. Право собственности тем самым приобретало значение самостоятельной ценности (будучи при этом еще и гарантией свободы и независимости личности). Однако в этом качестве оно имеет определенные ограничения: естественными правами обладают все индивиды, и права одного не должны исключать прав другого. Иными словами, право собственности может противоречить правам конкретных собственников; признание собственности естественным правом влечет за собой эгалитаристские выводы. 

Либерализм конца XVIII - начала XIX в., отказавшись от идеи естественных прав, апеллировал к правам собственников, рассматривая их гарантии как залог свободы и независимости самостоятельных разумных индивидов, способных наилучшим образом позаботиться о собственных интересах. Свободная конкуренция при четких и разумных “правилах игры” представлялась им наиболее оптимальным механизмом взаимодействия экономических субъектов, способствующим максимализации и индивидуальной, и общественной выгоды. Однако в дальнейшем эти представления о механизме действия конкуренции оказались скорректированы, ибо поведение экономических субъектов в силу ряда причин не является “рациональным”, конкуренция в условиях монополизации экономики перестает быть “свободной”, и, наконец, рынок не обеспечивает “оптимального” использования ресурсов и не исправляет изначальных перекосов в их распределении. 

В результате либерализм конца XIX в. пересмотрел свое отношение к частной собственности, рынку и свободе конкуренции: они стали трактоваться скорее как инструментальные ценности, от которых зависит свобода личности. Однако при определенных условиях, когда это необходимо для обеспечения последней, они могут быть и ограничены. Первым из либералов, кто изменил отношение к частной собственности, был Дж.С.Милль, увидевший в работах современных ему социалистов один из возможных путей развития общества: с его точки зрения, и частная, и коллективная собственность (против “государственного”, “революционного” социализма он решительно возражал) должны доказать свои преимущества на практике; предпочтительным будет тот экономический строй, который обеспечит наилучшие условия для индивидуальной свободы. Милль вовсе не считал социалистические формы хозяйствования идеальными, однако он был сторонником “открытых альтернатив” ^52. 

В ХХ в. логика развития либеральной теории в значительной степени определялась противостоянием с “тоталитаризмом”: частная собственность, рынок, конкуренция рассматривались как атрибуты “свободного общества” - по контрасту с государственной собственностью и плановой экономикой. Вместе с тем, на практике они выступали как инструментальные ценности, которые при необходимости могут быть подчинены другим приоритетам. Как пишет в книге “Будущее либеральной революции” Б. Аккерман, “по крайней мере начиная с Дж.С.Милля и Т.Х.Грина современные либералы отводят рынку то место, которого он заслуживает: это лишь одна из многих ценностей, которым привержен либерализм” ⁵³. Таким образом, представление о неразрывной связи между либерализмом и капитализмом, то есть обществом, основанным на частной собственности, свободном рынке и конкуренции, является скорее одним из мифов времен “холодной войны”, чем частью современной либеральной практики. Российские либералы в этом отношении выступают как последователи той традиции, которая преобладала в первой половине XIX в., а затем, во второй половине ХХ в. оказалась возрождена усилиями Ф.Хайека, М.Фридмана, Л.Мизеса, Р.Нозика и других. 

Итак, в России, как и в других посткоммунистических странах⁵⁴, главный упор был сделан на экономическую сторону либеральных программ. Подобный “экономоцентризм”, по-видимому, вполне объясним, учитывая, что подавляющее большинство лидеров либеральных партий и движений - экономисты, а “демонтаж” социализма “технологически” связан прежде всего с преобразованием экономики. В Европе и Северной Америке либеральные идеи также формировались в контексте разных исторических задач: борьбы за свободу вероисповедения, за свободу предпринимательства, за расширение доступа к политической власти, за достижение социального компромисса и т.д., и эти обстоятельства накладывали свой отпечаток на национальные либеральные традиции. Как мы уже подчеркивали, либерализм не представляет собой системы со строго определенным и упорядоченным набором элементов: возможна любая комбинация в пределах границ его “символической формы”. 

Интереснее другое: почему, несмотря на выводы социологов о том, что “если в современной России... складываются какие-то предпосылки” усвоения либерализма массовым сознанием, “то это предпосылки либерализма “социального”, но никак не “экономического”⁵⁵, именно последний тип либеральных теорий оказался воспринят политиками соответствующего направления? Почему “либерализм” понимается ими главным образом как проект капиталистической рыночной экономики, обеспечивающей основы либерального порядка? Почему “Яблоко”, имеющее программу, близкую к социал-либеральной, не декларирует ее как другой вариант либерализма, а настаивает на “двойственной” ориентации, рассматривая в качестве либеральной ее составляющей все тот же “цивилизованный рынок”? Наконец, почему не получили развития в конце ХХ в. традиции дореволюционного русского либерализма, связанные с акцентом на проблемы права, гарантии индивидуальных свобод, с политической умеренностью и постепенностью? На наш взгляд, ответ на эти вопросы следует искать как в источниках современного российского либерализма, рассматриваемых ниже, так и в истории его взаимоотношений с властью, которая будет затронута в четвертой главе.

Причины и истоки “экономоцентризма” российского либерализма 90-х гг.

К чести современных либералов, следует сказать, что они предпринимают определенные усилия в этом направлении. Так, редакция издаваемого ведущими идеологами партии “ДВР” журнала “Открытая политика” организовала постоянный семинар “Либерализм: идеи, опыт, современность”, участники которого обсуждают проблемы, связанные с историей либеральных теорий и движений в России. Любопытно, что в 1997 г. Е.Гайдар попытался идентифицировать возглавляемую им партию, опираясь на аналогии начала ХХ в.: своих единомышленников он охарактеризовал как “идеологических преемников в спектре между октябристами и кадетами (скорее, кадетами в политической области и, скорее, октябристами в области экономической политики)”⁵⁷. Однако все это - лишь первые шаги в восстановлении прерванной традиции. 

В конце 80-х гг. либерализм в России возник, разумеется, не на “голом месте”, однако “почва” для него оказалась основательно иссушена за почти 70 лет социалистического строительства и монополии марксизма-ленинизма. Одним из его источников стало правозащитное движение 60-80-х гг., подготовившее многие из тех принципов, которые определяют сегодня программу “политического либерализма”. Но диссидентское движение в СССР не могло не быть малочисленным; оно было сосредоточено главным образом на правах человека, а не на выработке альтернативной политической программы. Это было движение интеллигенции, противостоявшее власти, но не имевшее конкретных планов по ее смещению и созданию нового порядка. Е.Шацкий называет диссидентское движение в Восточной Европе “протолиберализмом”: хотя его участники активно развивали некоторые либеральные идеи, в частности, концепции гражданского общества и автономии личности, но в целом это была “антиполитическая политика”, критика без четко определенной политической и экономической программы ⁵⁸. Представляется, что это справедливо и в отношении правозащитного движения в СССР. Возможно также, что некоторый разрыв между экономическим и политическим либерализмом в России определяется тем, что эти составляющие были усвоены из разных источников - хотя последнее обстоятельноство вряд ли следует абсолютизировать. 

В поисках методов решения задач по преобразованию “социалистического наследия” российская либеральная мысль апеллировала к современным западным теориям, прежде всего экономическим. Запрос на новые идеи в России сформировался в тот период, когда на Западе наибольшим влиянием стали пользоваться “неоклассические” концепции последователей “чикагской школы”, успешно взятые на вооружение неоконсерваторами и на практике действительно способствовавшие оздоровлению экономики в применявших их странах. В конце 80-х гг. на базе этих концепций для осуществления реформ в постсоциалистических странах Восточной Европы был разработан метод Международного Валютного Фонда, оказавший заметное влияние и на выработку стратегии российских реформ. Таким образом, форма, в которой либеральные идеи оказались усвоены в России 80-90-х гг., отчасти определялась восприятием теорий, пользовавшихся в тот период наибольшей популярностью на Западе. Подобная зависимость от воздействия “модных” западных идей не впервые проявляется в истории нашей общественной мысли: так, исследователь либерализма XIX в. А.Валицкий писал о том, что одной из причин возникновения правового нигилизма в России в 30-х гг. прошлого столетия был возникший в этот период кризис “юридического мировоззрения” в Европе, всего лишь десятилетием раньше уповавшей на великое обновление мира на началах Права ^59. 

Однако не только этим обусловлены особенности идеологии современного российского либерализма. Следует признать, что в начале 90-х годов либерализм в России возник как “идеология антикоммунизма”, как концепция “от противного”, которая в отличие от марксизма освящала не социализм, а капитализм, однако использовала те же проторенные пути рассуждений: основа “хорошего” общества - “правильная” форма собственности; с решением главной экономической задачи - созданием рыночной экономики автоматически решаются все социальные, политические и национальные проблемы; ход истории универсален, и России предстоит выйти из тупика “советского эксперимента” и вернуться в лоно мировой цивилизации. Исследователи справедливо усматривают в феномене “либерализма как антикоммунизма”, характерном не только для России, но и для ряда стран Восточной Европы, “инверсию марксизма”⁶⁰. Заметим, что возможность такой инверсии заложена в “родовых” особенностях либерализма и марксизма, выросших из рационалистических традиций Просвещения и разделяющих убеждение в возможности универсальной интерпретации истории с точки зрения определенным образом понимаемого прогресса: поэтому было несложно перевернуть все с ног на голову, заменив одну систему принципов на другую. 

К сожалению, следы такого “инверсионного мышления” до сих пор заметны в программах и действиях российских либералов. И проблема заключается не столько в уже отмеченном нами акценте на экономические, “технологические” задачи, а в том, что реализацию последних современные российские либералы порой рассматривают как средство к почти автоматическому разрешению всех остальных проблем, что приводит к недооценке других направлений политики. 

Пожалуй, наиболее ярко эта черта проявляется в деятельности лидеров “ДВР”, последовательно высказывающих уверенность в том, что главной задачей является “борьба за цивилизованный капитализм в России”, и с ее решением связаны практически все остальные проблемы. Так, по мысли Е.Гайдара, “если... условия стабильности частной собственности (в том числе денежной) соблюдены, хотя бы в минимальной степени, то капитал, подчиняясь закону сообщающихся сосудов, устремится в точки наиболее эффективного приложения”, а обеспеченный таким образом экономический подъем приведет и к изменению социальной структуры, и к решению проблемы бедности, и к реинтеграции республик бывшего СССР “на интересе работающего рубля”, и к восстановлению престижа России на мировой арене⁶¹. Еще более механистически звучат рассуждения А.Улюкаева о взаимосвязи демократии и экономического роста, якобы “настолько универсальной, что можно провести аналогию с периодической системой элементов Менделеева”. Исходя из того, что одно, как правило, сопутствует другому, он делает вывод, что социальная реформа в России, сокращая государственные расходы и обеспечивая экономический рост, будет способствовать “превращению российской демократии из имитационной в реальную”. Таким образом, либеральная экономическая политика в силу некой объективной закономерности ведет к упрочению демократического режима ^62. 

Следует отметить, что не все в “ДВР” разделяют такой “экономоцентрический” подход. С.А.Ковалев в Письме Третьему съезду партии “ДВР”, на котором не смог присутствовать, писал: “Разумеется, без последовательной и успешной экономической реформы... преобразования не могут быть прочными; однако экономическая реформа сама по себе, реформа как самоцель, реформа, не опирающаяся на радикальную демократизацию общества и государства, попросту никому не нужна. И не следует рассчитывать на то, что экономическая либерализация сама по себе приведет к политической свободе: ни мировой, ни отечественный опыт этого не гарантирует”⁶³. Однако среди идеологов партии заметную роль играет группа профессионалов-экономистов, демонстрирующих противоположную точку зрения. 

Было бы неверным сказать, что либералы из “ДВР” не уделяют внимания другим направлениям преобразований в российском обществе: их избирательная кампания 1995 г. отличалась от предыдущей (в которой участвовал блок “Выбор России”) заметным расширением “сюжетов”, на страницах партийной прессы обсуждается широкий круг социальных, культурных, региональных, национальных и других проблем. Однако эффективная капитализация экономики, по-видимому, принципиально рассматривается лидерами “ДВР” как основное средство решения большинства проблем, поэтому главное внимание партии сосредоточено на осуществлении именно этой задачи. При этом как бы подразумевается, что если не все, то многие другие (“надстроечные”?) элементы либерального порядка возникнут сами собой с упрочением соответствующего “экономического базиса”. 

“Оппозиционные демократы” из “Яблока” менее склонны к вульгарному экономизму, рассматривая развитие социальной сферы, науки, образования, внешнеполитические задачи и др. как самостоятельные приоритеты, с которыми должна согласовываться экономическая программа. Однако свое стремление осуществлять целенаправленные меры по развитию этих сфер, не полагаясь на стихию рынка, они рассматривают как своего рода ”изъятие” из либерализма. Таким образом, и в восприятии “яблочников” либерализм - это прежде всего идеология “построения капитализма”, причем капитализма эпохи свободного предпринимательства. По-видимому, нежелание закрепить за собой имидж “социал-либералов” у “яблочников” отчасти связано со стремлением дистанцироваться от “ДВР” (не помешавшим им однако остаться “демократами”), отчасти же - с тем, что и у лидеров “Яблока” либерализм ассоциируется с “неоклассическими теориями”. 

На наш взгляд, в том, что либеральные идеи в России усваиваются главным образом именно в этой, наиболее “противоположной” государственному социализму форме, также проявляются следы “инверсионного мышления”. Социал-либеральная программа, с одной стороны, представляется технологически невыполнимой на данном этапе, с другой же стороны, кажется чересчур “социалистической”, чтобы восприниматься как “либеральная”. 

Таким образом, отмеченные выше особенности понимания либерализма в России обусловлены, по-видимому, как логикой преобразований институтов “реального социализма”, придающей определяющее значение экономическим реформам, так и влиянием определенных западный теорий, представлявшихся наиболее эффективными в конце 80 - начале 90-х гг., а также синдромом “инверсионного мышления”, вполне объяснимым при реализации “антикоммунистического проекта”.