РЕАЛЬНОСТЬ: БОЛЕЗНЬ ТА ЖЕ, СИМПТОМЫ - ДРУГИЕ 

(Как реально отреагировала экономика на экономическую политику последних шести месяцев и есть ли признаки будущего улучшения?)

В результате шагов, предпринятых правительством за последние полгода, в экономике сложилась парадоксальная на первый взгляд диспропорция. При сокращении конечного спроса наполовину (падение розничного товарооборота на 50% в I кв. 1992 г. по сравнению с соответствующим периодом прошлого года) производство сократилось всего на 13%. Как это могло произойти? Почему сигнал резкого сокращения конечного спроса не прошел по экономике, по всем технологическим цепочкам? Где он "завяз"? 

Продукция была произведена, но спроса на нее нет - каким же образом удалось почти сохранить уровень производства от естественного резкого падения? Инфляционный "навес" был почти ликвидирован резким скачком цен и "излишков" денег у предприятий не было. Традиционные источники платежных средств - бюджетный дефицит и кредитная экспансия - контролировались безусловно жестче чем ранее и за их счет эта продукция не могла быть оплачена. 

 

Платежный кризис

Своеобразным амортизатором стали массовые неплатежи предприятий. Продукция была произведена и даже поставлена, но не оплачена. Объем просроченных платежей предприятий (в расчетах между собой, с банками и бюджетом) за три месяца вырос на 746,3 млрд.руб. или в 23 (!) раза. Эта колоссальная сумма - если ее сравнить с объемом промышленного производства за квартал - означает, что более трети (37,4%) промышленной продукции было не оплачено поставщиками. Неплатежи, начавшись с экономически наиболее слабых предприятий (потенциальных банкротов), нарастали как снежный ком, охватывая и вполне рентабельные. Они захватили банковскую сферу (невозвращение кредитов), и сегодня все больше банков сводят балансы с убытками. Для недопущения банкротства банков и банковской паники Центральный банк России принял решение об автоматическом кредитовании дебетовых сальдо (убытков) банков. Проблема неплатежей стала проблемой Nо 1 в производственной сфере. Предприятия сейчас требуют не дотаций из бюджета, а ее разрешения. Ясно, что эта тенденция временная и продолжаться она долго не может - это иррациональная экономика. 

Причиной платежного кризиса является сохранение убыточных и неэффективных предприятий и выпуск ненужной в новых условиях продукции. Проведение политики финансовой стабилизации совместно с недопущением банкротств (отсутствует даже законодательство о банкротстве) означает, что идет борьба не с болезнью - неэффективностью экономики - а с ее симптомами в финансовой сфере (дотации предприятиям из бюджета, дотации к ценам и т.п.). Удалось добиться только того, что проблема из сферы государственных финансов перешла в сферу платежной дисциплины, но не получила никакого разрешения. Лишний раз на практике пришлось убедиться, что финансовая стабилизация без структурной перестройки экономики не имеет перспектив. 

Способ борьбы с проблемой неплатежей выбран самый неоригинальный - увеличение кредитной экспансии Центрального банка России на 200 млрд.руб. Очень сомнительно, что эти средства предприятия будут использовать на погашение старых долгов. Ведь ЦБР практически не в состоянии проконтролировать их использование. Есть риск, что эти средства станут допингом для экономики и, не разрешив текущей проблемы неплатежей, вызовут нарастание инфляции и новый виток платежного кризиса. 

Второй метод преодоления платежного кризиса, появившийся "снизу" и имеющий шансы получить распространение - введение вексельного обращения. Соответствующий закон уже принят Верховным Советом России и принципиальных препятствий нет. Вексельное обращение, вводимое в таких условиях (как способ погашения неплатежей и своеобразного проведения "взаимозачета"), способно увеличить количество платежных средств в экономике и частично облегчить проблему неплатежей. Однако резкое расширение вексельного обращения несомненно будет иметь инфляционный характер, также как и кредиты ЦБР. 

Сегодняшнюю остроту платежного кризиса могло бы притупить и проведение взаимного зачета неплатежей. Технически это возможно, но осложняется многочисленностью коммерческих банков и необходимостью предоставления специальных кредитов, проследить за использованием которых непросто. 

Радикальным методом разрешения платежного кризиса является только целенаправленная структурная и промышленная политика правительства, с помощью налоговых, таможенных и кредитных льгот стимулирующая выпуск конкурентноспособной продукции и беспощадно жесткая к производителям неконкурентноспособной. Такая политика могла бы реально заложить основы для будущего экономического роста. К сожалению, до сих пор промышленная политика правительства сводится исключительно к нарастанию эксклюзивных решений и льгот для отдельных регионов и предприятий. 

 

На пороге гиперинфляции

Официальные данные о месячных индексах цен (500% в январе, 175% в феврале и 128% в марте на оптовом рынке; 345, 138 и 130% соответственно - индексы потребительских цен) по понятным причинам весьма оптимистичны и могут рассматриваться как минимальные. Индексы инфляции Госкомстат России не рассчитывает, но они близки к индексам потребительских цен с учетом "подавленной инфляции". 

Как можно оценить экономическую ситуацию, при которой уже почти полгода месячные темпы инфляции измеряются двузначными числами? 

В экономической литературе встречается понимание гиперинфляции как состояния экономики, при котором темпы роста цен превышают 50% в месяц на протяжении длительного отрезка времени - полугодия или более. Исходя из такого критерия в оценке нашей сегодняшней ситуации, можно утверждать - гиперинфляция пока еще не стала фактом. Но насколько оправданы надежды на приостановление роста цен в ближайшее время? 

Увы, анализ показывает, что инфляционный потенциал в экономике России сегодня исключительно велик. Мы имеем дело практически со всеми видами инфляции, описываемыми экономической наукой. 

Инфляция издержек. Ее развитие связано с рядом факторов. Во-первых, значительный рост конечных цен в январе 1992 года не мог не оказать влияния на цены на других рынках - рабочей силы, средств труда и т.д. В феврале рост доходов населения (146,3%) и оптовых цен (175%) заметно обогнал увеличение потребительских цен (138%). Таким образом, закладывается основа для нового повышения конечных цен, которое и началось со второй половины марта. Это типичная схема инфляции издержек - возвращение импульса роста издержек и цен в те отрасли, которые этот импульс задали, с постепенным затуханием. 

В целом, в I квартале явно наметилась диспропорция: оптовые цены росли значительно быстрее, чем розничные. Если использовать индекс мартовских цен по отношению к декабрю - такое опережение (по официальной статистике) составило 2,2 раза. При этом, цены на топливно-энергетические ресурсы росли пока в полтора раза медленнее розничных цен. Это означает, что в сфере производства накопился огромный потенциал давления на розничные цены со стороны издержек и без повышения цен на энергоносители. Удержать этот потенциал крайне трудно. 

Во-вторых, новый виток общего роста цен дает повышение цен на энергоносители. В конце апреля принято решение об увеличении предельных расценок на нефть и газ в 4,5 - 6,5 раз. Прогноз правительства о последующем общем повышении розничных цен на 50-75% чрезмерно оптимистичен - на деле можно ожидать 2,5-3-кратного удорожания всех товаров и услуг только по этой причине. При этом волна возросших цен докатится обратно до нефтедобывающей и газовой промышленности в течение полутора-двух месяцев. Это предопределит следующий этап повышения цен на их продукцию. 

В силу того, что энергопотребление существенно варьируется по отраслям и регионам, одним из первых последствий либерализации цен на нефть станет значительное нарушение сложившейся отраслевой и региональной дифференциации цен и доходов, что само по себе является мощным источником дальнейшего роста цен, инициируемого процессом выравнивания указанных диспропорций. 

Установка правительства на максимальное сближение внутренних цен на нефть с мировыми не учитывает, что у нас совсем иная структура экономики, другой, более энергоемкий и материалоемкий национальный доход. Из этого следует, что последствия удорожания энергоносителей в нашей ситуации не ограничатся только скачком цен, а скажутся и на объемах производства, и на структуре потребления. 

Наконец, значительное повышение минимального уровня оплаты труда и пенсий (с 342 до 800-900 руб./мес.) с мая, усиление забастовочного движения с требованиями о многократном увеличении зарплаты запускают классическую спираль "цены-доходы", сдерживаемую пока только дефицитом наличных денег. Пока нет индексации, эта спираль не раскручивается автоматически. Но очевидно, что придется идти на дальнейшие уступки социальному давлению. Видимо, удастся сохранить дискретность раскручивания этой спирали, однако, это может не сказаться на ее "скорости". Более того, именно отсутствие здесь определенной контролируемой формы движения (индексации), может привести к эскалации социальных требований. 

Переход к единому курсу рубля. Ликвидация льготных обменных курсов приведет с одной стороны к резкому увеличению предложения на валютном рынке для коммерческих предприятий, с другой - к многократному возрастанию издержек для предприятий-традиционных потребителей централизованного импорта (сейчас они покупают сырье и готовую продукцию по курсу 5,4 руб./долл.). 

В зависимости от решения правительства о формах прямого бюджетного субсидирования этих предприятий или отказе от этого субсидирования могут быть различные последствия для свободного курса рубля, силы инфляционного давления издержек на рынки отдельных товаров, а также банкротств и безработицы. Прямое субсидирование предприятий-потребителей централизованного импорта будет непосильной нагрузкой на бюджет. Скорее всего, будет избран путь частичной бюджетной компенсации, что приведет к возрастанию давления на цены со стороны издержек. 

Инфляция спроса. До тех пор, пока сохраняется значительный бюджетный дефицит и чрезмерная кредитная эмиссия - существует основа для роста цен. Выше было показано, что полностью перекрыть этот источник инфляции пока не удалось. 

В условиях дефицитного бюджета любые решения о дополнительных государственных расходах потенциально инфляционны, особенно когда дефицит покрывается - как в нашем случае - почти исключительно за счет эмиссии. 

Все большее расхождение внутренней экономической политики стран СНГ, а также их стремление к выпуску собственных валют, по-видимому, интенсифицирует процесс притока рублевой массы в Россию. 

Усиливается инфляция налогов. Сегодня уже достаточно очевидно, что конечная цена сейчас завышается не только исходя из инфляционных ожиданий; расчетная сумма налоговых отчислений фактически учитывается в цене в качестве издержек. Ситуация во многом осложняется тем обстоятельством, что снижение налоговых ставок затруднено критическим состоянием российского бюджета. 

Наконец, как свидетельствует мировой опыт, процесс выравнивания ценовых соотношений неизбежно сопровождается дальнейшим ростом общего уровня цен. 

Итак, в экономике накоплен колоссальный инфляционный потенциал, который вовсе не ликвидирован вместе со снятием "денежного навеса" и должен разрядиться в ближайшие месяцы. Наличноденежный и платежный кризисы пока его сдерживают, однако в среднесрочной перспективе это слишком слабая преграда на пути реализации инфляционного потенциала. 

По-видимому, инфляция протекает у нас по особой схеме: резкие скачки цен, перемежаемые периодами относительного замедления инфляции. 

Помимо чисто количественных оценок, существуют и важные качественные признаки инфляционного состояния экономики - и мы их видим сегодня. 

Устойчивые инфляционные ожидания. Население СССР стало отвыкать от привычного стереотипа неизменных цен с 1987 г., когда впервые начались разговоры о целесообразности пересмотра системы государственных розничных цен в сторону их повышения. За последние два года население пережило четыре периода паники - май 1990 г. (заявление премьера СССР Н.Рыжкова о реформе цен); январь 1991 г. (обмен крупных купюр); I квартал 1991 г. в целом (ожидание реформы цен); ноябрь-декабрь 1991 г. (заявление Президента России о либерализации цен), а также постоянные заявления новых руководителей России о том, что "рубль утратил смысл", "денежная реформа неизбежна", "с помощью инфляции мы стабилизируем экономику", "все равно уже все развалилось" и т.п. В результате стереотип доверия к национальной валюте - рублю - был потерян даже самыми упрямыми. 

Резкий скачок курса доллара при объявлении реформ Президентом России Б.Ельциным в октябре 1991 г. - несомненный признак панического спроса на стабильную иностранную валюту. Потребительский ажиотаж широких слоев населения в ожидании скачка цен, обещанного через два месяца, тоже очевиден. Эти стереотипы поведения не были сломлены реформой уже потому, что инфляцию остановить так и не удалось. Достаточно устойчивые и имеющие широкое распространение стереотипы бегства от рубля - это реальность. 

Пока эти стереотипы распространяются на текущие доходы, в I квартале отмечается даже рост сбережений населения в Сбербанке (правда только абсолютный, а не относительный). Но этот рост можно объяснить всплеском слухов о денежной реформе, а также переводом в Россию рублевых сбережений из других республик (как из-за относительно меньшей остроты наличноденежного кризиса в России, так в связи с планами введения национальных валют). Кроме того, наблюдается тревожная тенденция сокращения прироста вкладов населения от месяца к месяцу. Если она не изменится, то чистый отток сбережений населения станет реальностью (в ряде регионов это уже происходит) и поставит серьезные проблемы перед Сбербанком и бюджетом, который использует основную массу его ресурсов. 

Население оценивает любую сумму денег в относительно стабильной иностранной валюте, цены товаров и услуг могут выражаться в этой валюте. Пока иностранной валюты сравнительно мало в внутреннем денежном обращении России для формирования такого стереотипа. Но это несомненно происходит в столицах, прежде всего в Москве. Цены на многие товары внутреннего производства, не имеющие шансов быть проданными за границу (отечественная радиотехника, рынок купли-продажи и аренды квартир, многие виды продовольствия и т.д.), отчетливо ориентируются на долларовое выражение - либо напрямую, либо путем увязки с динамикой наличноденежного курса доллара. Круг таких товаров достаточно велик. 

Изменение структуры кредитного рынка. Резко снизился объем долгосрочных инвестиционных кредитов (более года). Средний срок кредитования сегодня составляет 2-3 месяца. 

Можно продолжать этот перечень. Но и сказанного достаточно, чтобы осознать: Россия находится на пороге гиперинфляции. 

Более того - дверь открыта и нас неуклонно тянет именно в этом направлении. 

При сдерживании инфляции спроса, давление инфляции издержек по всем направлениям будет резко нарастать - и это давление скорее усиливается, чем ослабевает по сравнению с началом года. 

Принимая во внимание политические реалии нашей страны, вывод о том, что угроза гиперинфляции миновала, как минимум, слишком оптимистичен. Скорее наоборот, гиперинфляция становится почти неотвратимой. 

 

Спад производства

Резкое усиление инфляции с быстрым и неконтролируемым ростом цен, либо обвального характера спад производства, сопровождающийся массовой безработицей - такова "альтернатива", в которую на сегодняшний день завело своими действиями себя и нас правительство. 

Экономика СССР столкнулась с глубоким спадом производства уже в 1991г. (ВНП сократился на 17%, промышленное производство - на 8%). Основными причинами кризиса стали структурная несбалансированность экономики, резкое сокращение инвестиций начиная с 1990 г.; но немаловажную роль сыграло уменьшение импорта (почти вдвое в 1991г.), разрыв традиционных связей со странами Восточной Европы. 

В январе-марте 1992 г. спад заметно усилился: промышленное производство составило лишь 87% к уровню соответствующего периода прошлого года, среднесуточный же выпуск продукции сократился на 15%. По-видимому, в действие вступили новые факторы. Это прежде всего резкое сокращение межреспубликанских поставок, нарушающее традиционные кооперационные связи и финансовая политика, направленная на ограничение спроса. 

Типична реакция производителей, большинство из которых - монополисты, на ограниченность спроса на их продукцию: они не стремятся снизить издержки и цены на свою продукцию, а, напротив, сокращают производство. У подобной реакции есть две альтернативы: снижать издержки, что во многих случаях связано с крупными дополнительными инвестициями, а значит сейчас не представляется возможным; либо реорганизация монополий. Причем у последнего варианта есть, в свою очередь, две возможности: 1) привлечь дополнительные инвестиции для "разукрупнения технологических монополий" (но этим средствам взяться пока неоткуда) или 2) дать этим монополиям умереть, чтобы на их основе когда-нибудь в будущем создать что-либо совершенно новое (но не ясно согласится ли на такую неопределенность занятое население и какое мнение оно сформирует о политике правительства). 

Отчетливо обозначилось несколько "кризисных точек". Это отрасли с традиционно высоким спросом на централизованные инвестиции (топливно-энергетический комплекс, металлургия, химия, нефтепереработка, строительный комплекс), отрасли, в большей своей части зависящие от государственных закупок (в первую очередь оборонная промышленность), а также широкий сектор отраслей, зависимых от импорта материалов и комплектующих, в числе которых отрасли, производящие продовольственные и иные потребительские товары. 

Финансовая политика последних месяцев, направленная на ограничение конечного спроса, усилила спад в потребительском секторе экономики. 

Производство мяса в Российской Федерации снизилось в январе-марте более чем на 25%, цельномолочной продукции - на 45%, круп - на 35%. В целом же выпуск продовольственных товаров сократился на 28%. За весь прошлый год сокращение выпуска продуктов было в несколько раз меньшим. 

В первые два месяца после "отпуска цен" резко ускорилось падение производства и непродовольственных товаров: обуви - на 21%, тканей - на 11%, телевизоров - на 28%, холодильников - на 15%. Тем самым сужаются возможности потребления и в будущем. 

Кризисная ситуация в черной металлургии выражается в сокращении выпуска готового проката за два месяца на 23%, стальных труб - на 29%. Нехватка металлопроката сказывается на машиностроении, где производство многих видов продукции упало сразу на 20-40%. 

Наконец, продолжается падение добычи нефти (среднесуточная добыча сократилась на 14% по сравнению с мартом 1991г.). 

Эти данные опровергают утверждения о благотворном влиянии спада на нашу экономику через ликвидацию неэффективных и явно избыточных производств. Спад объемов производства в первую очередь и в наибольшей мере сказывается на легкой и пищевой промышленности, жилищном строительстве - т.е. тех отраслях, которые и без того не могли удовлетворить даже минимальные потребности населения. В то же время не происходит закрытия предприятий базовых отраслей, гипертрофированное развитие которых очевидно. Спад приобретает неуправляемый характер. 

Отсутствие банкротств позволяет утверждать, ЧТО "НИЖНЯЯ ТОЧКА" ЭКОНОМИЧЕСКОГО КРИЗИСА ЕЩЕ ВПЕРЕДИ. Усиление спада будет связано с повышением цен на энергоносители, необходимостью санации части неплатежеспособных предприятий и продолжением курса на "открытие экономики". Предвестником нового резкого падения производства являются участившиеся остановки предприятий из-за нехватки сырья и комплектующих, намерения высвободить в ближайшие три месяца более полумиллиона занятых с промышленных предприятий, вынужденные отпуска рабочих без сохранения содержания. 

В то же время, ряд тенденций, ставших устойчивыми, крайне затруднят последующий экономический рост. 

Во-первых, продолжающееся уже третий год сокращение общего объема инвестиций приобрело обвальный характер - в I квартале 1992 года оно составило 44% к уровню прошлого года. В условиях крайней изношенности основных фондов и необходимости крупных капиталовложений просто для поддержания производства ряда отраслей (ТЭК, черная металлургия и др.) следствием инвестиционного голода станет дополнительное падение производства. 

Во-вторых, к нехватке внутренних инвестиций и сохраняющемуся недоверию иностранных инвесторов в последние месяцы добавился массовый отток капиталов из России. 

В-третьих, сформировавшиеся инфляционные ожидания и общая нестабильность социально-экономической ситуации ограничивают решения большинства хозяйствующих субъектов только текущим потреблением. 

В-четвертых, тенденция к дезинтеграции и формированию региональных рынков затрудняет аккумулирование крупных финансовых ресурсов на цели технического перевооружения производства. 

Порочность нынешней схемы структурной политики (официально так и не провозглашенной, но просматривающейся в действиях правительства) заключается в ограничении опоры всей структуры экономики почти исключительно на внутренний конечный спрос (с поправкой на платежный кризис!). Акцент ставится на индивидуальное выживание конкурентоспособных отраслей при отсутствии рыночных механизмов перераспределения ресурсов между отраслями. 

Учитывая, что генератором инфляции в нашей экономике является серьезнейшая искаженность ее структуры, а вовсе не поверхностные проявления, которые сегодня являются объектом главной "заботы", процессы, инициированные российским Правительством за последние шесть месяцев, будут лежать в основе сокращения конечного спроса и потребления, а также резкого уменьшения предложения. Наиболее болезненным будет углубление инвестиционного кризиса, разрушение накопленного потенциала роста и нарастание неравномерности в спаде производства по секторам экономики (энергопроизводящих отраслях, инвестиционной сфере, в отраслях потребительского комплекса и сельском хозяйстве). Стагфляция, являясь, по-существу безвыходной экономической ловушкой, относительно быстро может привести к попыткам выйти из положения внеэкономическими методами, которые, хотя и могут быть политически опасными, но результата не дадут. 

 

Некоторые выводы

Таким образом, анализ хода экономической реформы (по итогам апреля 1992 г.) позволяет заключить, что несмотря на оптимистичные заявления российского правительства, ни одна из сформулированных им целей не достигнута. 

Однако, есть еще один, не менее важный вопрос, на который необходимо дать ответ: а насколько правильно изначально определен сам тип экономической реформы, ее курс, которому следует правительство? Об этом заставляет задуматься не только состояние реформируемой российской экономики, но и ход экономической реформы в Польше (на успехи которой столь часто ссылалось правительство). 

В нашем случае в основу курса положена неолиберально - монетаристская доктрина, во многом полагающаяся на силы саморегулирования рыночной экономики. Как и у многих других экономических концепций, у нее есть свои теоретические допущения, свои слабые и сильные места. Но есть одно чрезвычайно важное обстоятельство, которое ставит под вопрос эффективность прямого использования рецептов неолиберальной школы экономической мысли при реформировании "постплановой" экономики. Эта концепция изначально предполагает наличие функционирующего рыночного хозяйства, его существование "де-факто" с минимально необходимыми атрибутами: на микроуровне предполагается, что существуют конкурентные рынки потребительских благ и факторов производства; на макроуровне должна быть хотя-бы относительная сбалансированность различных секторов экономики; на институциональном уровне предполагается наличие частных собственников, действующей правовой системы. 

Эта рыночная экономика тоже вполне может находиться в кризисе и тогда для его преодоления с большим или меньшим успехом могут быть применимы неолиберальные рецепты. 

Особенности же экономик стран бывшего социалистического лагеря таковы, что стандартные монетаристские приемы дают здесь иные результаты, чем в развитом рыночном хозяйстве, где, к слову сказать, монетаризм сосуществует с другими не менее влиятельными теориями, определяющими практический курс политиков в экономической сфере. 

В этой связи определенный интерес представляет тот кризис, который переживает в настоящее время Польша. В ходе осуществления в этой стране классической (по своему содержанию) стабилизационной программы предполагалось, что рестрикция совокупного спроса путем проведения жесткой кредитно-денежной и бюджетной политики с одной стороны, вынудит производителей снижать цены, а с другой - через свертывание неэффективных производств - даст толчок структурным изменениям в промышленности в пользу передовых конкурентоспособных производств. Однако результат оказался иным: в неконкурентной, чрезмерно монополизированной экономике резкое ограничение спроса привело к обвальному (свыше 40%) спаду производства при сохранении высоких цен. При этом спад мог бы быть еще большим, если бы польское правительство заняло жесткую позицию по отношению к растущим неплатежам предприятий. 

У нас этап возможной быстрой и относительно безболезненной стабилизации (когда ресурсы для ее осуществления были значительные, да и дефицит бюджета и инфляция были существенно меньше) был пройден во втором полугодии 1990 года. Финансовая же стабилизация в нынешних условиях может быть лишь временным состоянием, к тому же достигаемое очень большой ценой - резким снижением жизненного уровня и падением производства, которое носит отнюдь не только структурный характер. Но именно эти два фактора - в своем сочетании - и выступают в качестве важнейших предпосылок, которые в короткий срок способствуют воспроизведению несбалансированности. Поэтому экономическая политика должна быть переориентирована на финансовую стабилизацию в долгосрочном аспекте. 

Форсированный переход к "игре по рыночным правилам еще до начала самой игры" (например, либерализация цен без антимонопольной политики) в нерыночной по своей сути экономике ведет не к ускоренной трансформации последней в жизнеспособную рыночную экономику, а к ее разрушению, включая те немногие сферы, которые могли бы составить каркас будущего эффективного рыночного хозяйства. "Лекарство хуже болезни" тогда, когда оно от другой болезни. 

 
Оглавление 
Далее -> ПОЛИТИКА - ДЕЗИНТЕГРАЦИЯ