Часть первая
Путь во власть
В "бункере"
1985 год вошел в нашу страну, в нашу жизнь с лозунгами
6 перестройке, ожиданиями перемен. Возле М. Горбачева собрались ведущие
ученые страны:
А. Аганбегян, Н. Петраков, Г. Шахназаров, А. Черняев,
Т. Заславская... Все они мечтали о демократии, о свободе, надеялись и верили
в счастливое будущее. «Перестройка затронет очень многие стороны жизни
людей, — писала Т. Заславская, — и основные общественные группы значительно
больше выиграют, чем проиграют. Кто эти люди? В их числе энергичные, молодые,
высококвалифицированные, те, кто хочет и может работать больше, лучше и
интенсивнее, постоянно учиться и соответственно всему этому более интересно,
насыщенно и, скажем прямо, обеспеченно жить»*.
* Заславская Т. И. «Необходимость перестройки диктуется,
конечно, не только экономикой» // Наука и жизнь. 1987. № 11. С. 37.
Радовалась тогда и я, и мои друзья — наконец-то подуло
свежим ветром. Ветер оказался ураганным. Он смел с лица земли Советский
Союз, а из человеческих сердец унес человечность, заменив ее даже в детских
глазах рабским испугом. Что же случилось? Почему, где и когда всеобщая
эйфория радости сменилась пляской смерти? Матерям, которые в 1985 году
отправили своих мальчиков в первый класс, и в страшном сне не могла померещиться
чеченская война, забравшая жизни их сыновей. Радостными аплодисментами
встречали советские люди перемены, идущие сверху, подчас не понимая, к
чему они ведут. Уже в документах пленума ЦК КПСС (1987 г.) был намечен
целый комплекс мер, изменяющий ценообразование и положивший начало ценообразования
1992 года. Гиперинфляция 1992 года, измерявшаяся 2600 процентами, явилась
логическим продолжением реформ 1987 года.
Григорий Алексеевич занимался в Госкомтруде проблемами
совершенствования управления. Участвовал в подготовке таких документов,
как «Закон о предприятии», «Закон о кооперации», аналитических материалов.
В 1988 году Г. Явлинский уже начальник управления по социальным
вопросам. А вскоре переходит работать в Совмин к Л. Абалкину. Такая стремительная
карьера была нетипична для советского времени. Тогда подобные должности
утверждали на коллегии, согласовывали с ЦК партии. Во многом способствовал
этому продвижению по службе институтский педагог Г. Явлинского — академик
Л. Абалкин. В 1989 году Григория Алексеевича приглашают возглавить сводный
экономический отдел при Совете Министров СССР. В этом же году при Совете
Министров СССР создается Государственная комиссия по экономической реформе.
Леонид Абалкин, вспоминая об этом, рассказывал:
— Долгую борьбу пришлось вести за привлечение на работу
в комиссию в качестве заведующего отделом Г. Явлинского. Его никак не хотели
отпускать из Госкомтруда СССР, где он возглавлял сводный отдел. Возможности
Г. Явлинского я знал и раньше. Считал и считаю, что он хорошо образованный
специалист, талантливый человек, который много вложил, особенно на начальном
этапе работы, в подготовку комиссией концепции экономической реформы*.
* Предоставлено пресс-службой «ЯБЛока»
Комиссия Рыжкова—Абалкина работала в так называемом «бункере»
— это совминовский дом отдыха «Сосны», находящийся недалеко от Москвы.
Как много новых желаний овладело им! Он искренне верил в возможность проведения
реформ, в основу которых положил совершенно новые экономические отношения.
Не плановое ведение хозяйства, уже исчерпавшее себя, а рынок со всеми его
институтами, частной собственностью, конкуренцией.
Н. Рыжков воспринимал Г. Явлинского как ученика, подмастерье.
То ли потому, что Григорий Алексеевич был по возрасту моложе всех, то ли
по причине собственной самоуверенности, но вдохновенное горение «ученика»
вызывало у председателя Совета Министров снисходительную улыбку. В свою
очередь, командный, приказной стиль работы Н. Рыжкова вызывал не менее
снисходительную улыбку у Явлинского, с той лишь разницей, что «подмастерье»
свою улыбку старался не демонстрировать, но иногда все же не мог удержаться.
— Однажды наблюдаю такую картину, — вспоминает Г. Явлинский,
— вызывает Рыжков министра легкой промышленности и спрашивает: «Сколько
трусов будет произведено в первом квартале?» Тот отвечает: «Не знаю. Там
же эксперимент. Теперь не я им задание даю, а они мне сообщают, сколько
чего производят». Рыжков в ярость пришел: «Зачем мне нужен министр, если
он не знает, сколько там чего!..» И я вдруг подумал: если экономика становится
свободной, наш премьер-министр Николай Иванович и генсек Михаил Сергеевич
просто не знают, как страной руководить*.
* Огонек. 1996. № 20. С. 19.
Однако несмотря на глубокое и проникновенное взаимонепонимание,
Г. Явлинский с благодарностью вспоминал о тех днях. Наверное, теперь его
злополучная книга о совершенствовании хозяйственного механизма ему самому
казалась детским лепетом. Пожалуй, существенными там были только выводы,
ориентиревочные прогнозы возможного развития. Сейчас он со своей группой
разрабатывал программу выхода из кризиса. В его группе собрались единомышленники.
Главными критериями при оценке любого из коллег были, по его собственному
признанию, талантливость как экономиста, личная порядочность. И независимость
— прежде всего от политиканства*.
* Деловые люди. 1991. № 1. С. 79
Сам же он мог работать часами, не чувствуя усталости.
Это отмечали и его коллеги. Например, так отзывался о нем Лев Борисович
Баев, работавший с ним в Госкомтруде:
— Наши отношения были отношениями двух друзей. Конечно,
я был начальником, он — подчиненным, но у нас никогда не было жесткой субординации.
Маленькая команда, общие цели, общие интересы и никакого дележа власти,
субординация — нормальная, дистанции не было. Нетипично для госучреждения,
но так оно и было. Мы были увлечены общей идеей и совершенно добровольно
сидели до двух ночи. Нас никто не заставлял это делать, нам было просто
интересно. И сотрудники к нему относились с уважением, как к надежному
«своему» человеку**.
** Предоставлено пресс-службой «ЯБЛока»
Способности Явлинского к многочасовой сосредоточенной
работе не могли не заметить даже те «доброжелательные» журналисты, психологи,
которые «помогали» ему прийти к власти в преддверии выборов 1996 года.
«Интеллектуальный мир — естественная «среда обитания» этого политика. Его
неутомимый разум всегда готов действовать: исследовать, ставить вопросы,
разрешать проблемы, экспериментировать, доказывать, критиковать, отрицать
отжившее. Он обладает высокой способностью к устойчивому вниманию и умственной
концентрации. В исследовательской, аналитической работе он неутомим и терпелив,
пунктуален, одарен во всем, что касается классификации данных, раскрытия
законов, создания планов, концепций, программ»*.
* Григорий Явлинский: объединяйтесь вокруг меня // Власть.
1996.
В то время в планах, концепциях и программах была очень
острая нужда. Перемены происходили слишком быстро. В 1987 году был принят
закон о производственном предприятии, предполагавший выборность хозяйственных
руководителей и одновременно лишивший государство функции распоряжения.
У директоров предприятий появилась возможность продавать по договорам с
потребителем то, что не было охвачено госзаказом, используя механизм договорной
цены. Директорский корпус получил большую свободу действий и не был обременен
ответственностью, поскольку де-юре хозяином предприятия оставалось государство.
Директор набирал силу для будущих подвигов: хронической задержки заработной
платы, созданию, а затем преодолению кризиса неплатежей и т. п. Сквозь
самоуверенную улыбку директора уже начала словно ненароком проскальзывать
не менее самоуверенная ухмылка Чичикова — того самого, о котором писал
Н. Гоголь. Директор был профессионалом, судьба производства была его судьбой.
Чичиков никакой профессии не имел, правда, он был таможенником, в другое
время промышлял мертвецами. В его словарном запасе не было слова «произвести»,
а только «приобрести».
Но в 1985—1986 годах эти ростки были едва заметны. Многие
смотрели в будущее с надеждой. То, о чем писал Г. Явлинский в своей «антисоветской»
книге, теперь вполне законно обсуждалось в прессе. Журнал «Наука и жизнь»
опубликовал серию статей доктора экономических наук Г. Попова. В отличие
от идей Григория Александровича, его идеи не были столь революционны. Но
они адекватнее отражали настроение общества, образно говоря, — дух времени.
Г. Явлинский был более последовательным, его мысли — тщательнее проработаны,
но он опережал свое время. Для многих он был пугающе непонятен.
Г. Попов тоже говорил о необходимости замены нынешней
системы управления народным хозяйством. Но видел это не в кардинальной
замене экономических отношений, а в частичном ослаблении министерской опеки
над предприятиями, упирая на то, что Госплан должен все руководство осуществлять
с помощью показателей рабочего времени. Он писал: '«Леса вполне естественны
во время строительства здания. Но, чтобы увидеть здание, не говоря уже
о том, чтобы нормально в нем жить, леса надо убрать»*. Эти настроения были
превалирующими в то время. Никто или почти никто не помышлял о том, что
это здание надо сносить полностью. Говорили только о частичных переделках
и поправках существующей системы.
* Попов Г. Экономический механизм управления //
Наука и жизнь. 1987. № 11. С. 59.
Н. Рыжков вспоминал впоследствии: «... цели перестройки
были четко сформулированы в 1987 году на январском Пленуме. Там никогда
не говорилось о том, что мы будем отходить от социалистического строя.
Абсолютно нигде! Наоборот, там говорилось о том, чтонадо развивать социализм.
Не говорилось о том, что надо разрушать партию, разрушать единое государство»*.
* Десять лет для разных поколений // Правда. 1995. 19
апреля.
Изначально и вдохновители перестройки, и все общество
ориентировались не на революционное изменение системы, а на подправление
и коррективы. В силу мужской самонадеянности государственные мужи, приступая
к строительству демократического общества, наивно полагали, что будут и
волки сыты, и овцы целы. Уже с первых же шагов демократические преобразования
внесли хаос в установившийся, размеренный порядок. Союзные и республиканские
законы, принятые в годы перестройки, сопровождались усилением дезинтеграции
правовой системы и правоохранительных органов, порождая так называемую
войну законов. Никто не собирался отходить от социалистического строя.
Однако один за другим законы, принимавшиеся наверху, расшатывали всю систему
Ослаблял позиции политической элиты на всех уровнях закон об альтернативных
выборах и только что провозглашенная свобода слова.
Положение усугублялось еще и тем, что мировые цены на
энергоносители упали. М. Горбачев, правительство Н. Рыжкова судорожно и
порой необдуманно пытались изменить ситуацию. Были сделаны крупные капиталовложения
в промышленность. На базе модернизации машиностроительного комплекса предполагалось
перейти к резкой переориентации экономики на крупные социальные проекты.
Этот проект, как и многие другие, целью которых было не столько изменения
и модернизация, сколько латание дыр, потерпел фиаско.
В то время как в московском доме культуры «Новатор» собирались
неформалы (1987 год), требующие радикальных перемен, на XIX партийной конференции
(1988 год) провозгласили о переходе с реформацией -ного на трансформационный
путь развития. Было подтверждено обязательное сохранение авангардной роли
КПСС. Очевидно, М. Горбачев, выросший и воспитанный партией, в силу психологических
причин не мог расстаться с нею. Его идеалом стала конвергенция двух систем
при сохранении руководящей роли КПСС. Однако такое соединение создавало
ему все новые и новые проблемы. Много времени он потратил, пытаясь отыскать
ответы на вопросы, которые ставила жизнь, в марксистско-ленинском учении.
Сейчас многие упрекают его в нерешительности, непоследовательности. Я так
не думаю. По-моему, уж чего-чего, а решительности, силы воли у него было
предостаточно. Просто у него были другие идеалы.
Пока М. Горбачев пытался соединить социализм и капитализм,
в стране начались волнения. Демократия выходила из-под контроля, вдохновляя
еще не созревших граждан на необдуманные поступки. В 1989 году по стране
прокатилась первая волна забастовок. Общественное мнение не поддержало
их. Но весной 1991 года забастовки шахтеров уже повсеместно вызывали поддержку
и сочувствие. Вызывал горячее сострадание и «обиженный» Б. Ельцин. Осенью
1987 года Пленум ЦК КПСС вывел его из состава высшего политического руководства
страны. В то же время позиции самой КПСС слабели. Первое «отпочкование»
произошло на XXVIII съезде. От партии отошло несколько сотен человек, образовавших
«Демократическую платформу». Широкий размах этот процесс приобрел в 1990
году.
Если на 1 января 1990 года в КПСС состояло 19 млн 228
тыс. 217 коммунистов, то на 1 октября уже 17 млн 742 тыс. 638.
Как грибы после дождя, растут новые политические формирования,
которые пока еще и партиями-то назвать нельзя. В классическом понимании
партия — это политическая самоорганизация общества. Однако в данном случае
говорить можно лишь о политической самореализации людей, создавших эти
«партии». В 1987 году в одной только Москве зарегистрировано около 60,
а в конце 1990 года — более 160 формирований. Новоиспеченные лидеры отращивали
политические зубы в двух больших кампаниях: борьбы со всеми и всяческими
привилегиями в поддержку Б. Ельцина и борьбы с коррупцией и мафией в поддержку
Гдляна и Иванова.
Исподволь, незаметно начиналась идеологическая атака на
социализм. Одним из первых, рискнувших критиковать политический режим в
целом, а не отдельные личности, якобы портящие великое дело, был Солженицын.
Григорий Алексеевич впервые познакомился с его произведениями в 13 лет.
Дядя Явлинского — москвич приехал к ним в гости и привез журнал «Новый
мир» с повестью «Один день Ивана Денисовича». Григорий перечитал его несколько
раз. Потом спросил отца: «Что это?» Отец ответил, что это правда.
Любопытно, что в разгоревшемся споре о том, публиковать
ли книги Солженицына, многие педагоги вузов выступили против. Почему педагоги
вузов не хотели, чтобы студенты знали правду? Или был не очень объективный
социологический опрос? Сейчас это уже трудно понять. Впрочем, страсти кипели
не только вокруг имени Солженицына. Возвратился из Горького Сахаров. Был
убит Александр Мень. Все пришло в движение, сломалась незыблемость социалистического
. строя. Однако вместе с информационным бунтом, с дарованием всяческих
свобод появилось и нечто другое. Появилась неуверенность в завтрашнем дне.
Словно почва исчезла из-под ног и нечем было заменить ее, негде бьыо найти
опору.
Не потому ли так много злобы и раздражения и сейчас еще
вызывает у многих людей М. Горбачев? О нем теперь понаписано столько и
такого, что и читать-то страшно. Как будто перед тобой не Горбачев, а сам
дьявол. Но нельзя же отрицать и то полезное, доброе, что сделано им: введение
выборов на конкурентной основе, значительное ограничение властных полномочий
КПСС, либерализация в области национальных отношений, свободы слова, вероисповедания...
Именно закон о выборах дал демократическим силам возможность легализовать
свои права. Благодаря этим выборам приходит к власти Б. Ельцин. Впервые
в состав депутатского корпуса входят представители демократического движения,
ломая иерархические законы старой политической элиты. Период между выборами
народных депутатов СССР (с марта 1989 по март 1990 гг.), пожалуй, можно
назвать кульминацией демократического движения. Демократические преобразования
происходили слишком быстро, М. Горбачев и иже с ним теряли бразды правления.
Акцент сместился на инициативу, идущую снизу. Таким образом М. Горбачев
переместился из авангарда в арьергард перестройки.
Григорий Алексеевич, которого М. Горбачев не однажды останавливал
в реформаторстве, не позволяя ему осуществить свои слишком революционные
идеи, говорил о нем: «Насчет «Князя Тьмы» (имеется в виду книга Бориса
Олейникова о М. Горбачеве. — Прим. авт.). Да не в этом же дело.
Я не хочу обсуждать, внедрен Горбачев или не внедрен. Я не знаю, я не верю,
я так это не воспринимаю. Давайте заглянем в суть этой проблемы. Какая
была у Горбачева особенность, главная? Он почему-то, я не знаю почему,
не хотел убивать и сажать в тюрьму. Больше ничего. Все остальное получилось
как следствие. Если эту идею можно считать внедренной, ну и хорошо. Как
перед Богом говорю:больше ничего. Как только люди поняли, что за это их
не накажут, и за это, и за это, он не смог с ними совладать. ... И вот
здесь я снова возвращаюсь к главному: послушайте, ну не может быть, чтобы
мы могли жить только из-под палки — то тебя в тюрьму посадят, то застрелят.
Как же все-таки можно у нас организовать жизнь!»*
* Сараскина Л. Кто там, на политическом горизонте?
// Знамя. 1993. № 3. С. 165-166.
Однако организовать жизнь никак не получалось, слишком
сильным было противодействие. И сейчас, работая в правительственной комиссии,
он тоже почувствовал противодействие. Его группа подготовила пакет документов,
но ни Н. Рыжков, ни Л. Абалкин не приняли его. Хотя он в окончательный
вариант программы не вошел, время было потрачено не даром. Состояние ободранного
самолюбия, судя по всему, чуждо ему. Не умеет он переживать и чувство обиды,
злобы. Чаще всего вместо обиды он испытывает желание понять своего оппонента.
Он умел учиться и у Н. Рыжкова. Несмотря на его командный стиль работы,
у него было чему поучиться. Однако он не попал под влияние своих учителей,
а наоборот еще больше утвердился в правильности своих задумок и проектов.
Работа в «бункере» дала стимул к дальнейшим самостоятельным
поискам, помогла более четко определиться в ориентирах. И в будущем его
молитвы не менялись:
— Я скажу банальную истину: принятие решений гораздо
более тяжелая вещь, чем умение грозно бровью повести. Приходится проявлять
силу воли, твердость характера значительно большую. В конце концов, я ведь
не себя предлагаю, а определенный комплекс идей, взглядов, механизм реализации
этих идей. То есть определенную концепцию трансформации. Она состоит из
таких составных элементов, как план либеральных реформ, концепция сотрудничества
с высшим миром, экономический договор между республиками бывшего СССР и
программа реформ снизу.
Я прошел всю «лестницу» от рабочего до заведующего
сводным экономическим отделом Совета Министров. Я знал наше хозяйство не
по чужим докладным и я уже понимал, что нужно делать, чтобы страна вышла
из кризиса.
Я писал законы и программы, делал расчеты, руководил
огромным отделом, встречался с министрами и директорами заводов. И с теми,
кто был у власти, кто принимал решения, тоже встречался: с Горбачевым,
Рыжковым, Силаевым. Убеждал их действовать. Но действовать обдуманно, сегодня
зная, что ты будешь делать сегодня, завтра и послезавтра. А чтобы это знать,
нужна была программа, расписанная буквально по дням. *
* Предоставлено пресс-службой «ЯБЛока».
Эти идеи легли в основу программы «500 дней», родившейся
из творчества группы Явлинского в «Соснах», и последующих самостоятельных
поисков Явлинского, Михайлова и Задорнова.
Позже ему не раз придется слушать упреки в свой адрес
по поводу пребывания в «бункере». Например, Татьяна Корягина, кстати, сама
тоже причастная к совминовскому дому отдыха «Сосны», скажет:
— Один из основных разработчиков программы «500 дней»
вышел из «бункера» Николая Ивановича Рыжкова и сама разработка зарождалась
там же, так что хорошего ждать не приходится*.
* Бергер М. Кому они нужны, светлые головы? //
Мегаполис-Экспресс. 1991. № 2. С. 8-9.
Григорий Алексеевич никогда не отрицал своего «бункерского»
происхождения. Наоборот, говорил о том, что работа в аппарате Совмина,
работа с Н. Рыжковым его многому научила. Уже хотя бы для того, чтобы осознать
разницу между своими идеалами и идеями и чужими идеями, стоило побывать
там. Сам того не желая, он оказался в оппозиции к своему любимому учителю
— Л. Абалкину И очень болезненно переживал это.
— Если бы я испытывал к программам Л. Абалкина хотя
бы половину той теплоты, которую испытывал к нему как к человеку, то не
стал бы я его оппонентом. Но мы с академиком смотрели на экономику разными
глазами: что для одного круглое, то для другого зеленое.
В дальнейшем это противостояние будет усиливаться. В этом
противостоянии, в твердом намерении продолжить разработку программы проявляется
одна из важнейших особенностей Г. А. Явлинского. Я бы не стала говорить,
что это упорство в достижении цели. Да, конечно, и упорство тоже, но не
это, на мойвзгляд, главное. Трудно согласиться с мнением психологов: «Одна
из важнейших характеристик Григория Алексеевича — потребность в совершении
поступка, то есть действия значительного, необычного, привлекающего внимание
своей оригинальностью, соответствующего собственным принципам и таким образом
заслуживающего уважения и самоуважения. При этом удовлетворение доставляет
не так результат, к которому приводит данное действие, как сам факт его
совершения»*.
* Григорий Явлинский: объединяйтесь вокруг меня // Власть.
1996. № 3. С. 9.
Здесь совсем не учитывается одна из важнейших, как я полагаю,
особенностей Явлинского, проявившаяся еще в детстве — во всем доходить
до самого начала начал. Исследовать причинно-следственные связи, переходя
на большие абстракции и обобщения. Здесь психологи делают акцент на стремлении
привлечь внимание, на потребность в одобрении. Может быть, это тоже есть
в Явлинском. Но если вспомнить историю написания его первой нашумевшей
книги и всех последующих событий, то приходишь совсем к другому выводу.
Психологи нарисовали некоего фрондера с болезненным самолюбием. Я вижу
его иначе. Я вижу жажду самовыражения, желание поделиться открывшейся истиной
с другими, убедить их в своей правоте и увлечь за собой. Кто прав? Просто
трудно поверить, что пройдя столь мучительный и болезненный (в буквальном
смысле слова) путь, Явлинский будет стремиться к дешевому позерству. Вряд
ли. |