2 ноября 2004 года в Мещанском суде прокурор Дмитрий Шохин торжественно объявил об окончании представления документов стороной обвинения.

Зачем Генеральной прокуратуре понадобилось накануне просить суд о продлении срока содержания подсудимых под стражей? Всего лишь для того, чтобы обеспечить стороне обвинения возможность доказывать несуществующее. Другого предположения нет, ибо первый же вопрос, возникший у защиты после того, как Шохин закончил говорить, был недоуменно риторическим: «И это все?».

А где же обещанные горы доказательств, которые должны убедить общество и суд в том, что Ходорковский и Лебедев находятся на скамье подсудимых не по ошибке или чьему-либо произволу? В уголовном деле почти четыреста томов. На первый взгляд это гора документов, которыми можно раздавить любого, но эта гора в итоге родила мышь.

Колонна свидетелей обвинения состояла из восьмидесяти двух человек. Никто из них четко и ясно не заявил: «Мне известно о преступной деятельности Ходорковского и Лебедева», и настоящим свидетелем обвинения (в полном смысле этого слова) не стал.

Подавляющее большинство из этих людей подверглось процедуре изобличения, отдаленно напоминавшей инквизицию. Прокурор Шохин ловил собственных свидетелей на противоречиях в показаниях на предварительном следствии и в зале суда. Опровергая, фраза за фразой, тех, кто, по идее, должен был поддержать обвинение, Генеральная прокуратура доказала, что вывод о виновности подсудимых сделан на основе противоречивых и недостоверных данных.

После рекогносцировок в лагере обвинения слово взяла защита. Первое, с чего мы начали, было ходатайство о прекращении уголовного дела в части, касающейся приобретения акций ОАО «Апатит». Мы заявили, что если прокуратура представила все собранные доказательства, то следует прекратить само разбирательство по этому основному эпизоду уголовного дела. Причина проста: законный срок привлечения к какой-либо ответственности уже истек.

В ответ мы услышали нечто неожиданное:

Этот вопрос ставить преждевременно, потому что в суде еще будут исследоваться доказательства, заявил прокурор.

Чьи доказательства? Защиты? Но адвокаты не станут обосновывать вину своих клиентов. А если все же стороны обвинения, то принцип презумпции невиновности и состязательность процесса диктуют свою последовательность предъявления доказательств суду. Обвинение должно предъявить все собранные по делу доказательства, раскрыть карты, а затем предоставить подсудимым возможность защищаться.

Прокурор Дмитрий Шохин не счел нужным комментировать свою реплику. Поэтому защита приступила к работе сродни ассенизаторской. Мы намерены шаг за шагом проверить все доказательства, предъявленные прокуратурой, и продемонстрировать суду пороки этих «доказательств».

Процесс над Ходорковским, без преувеличения, стал чертой, которая разделяет две совершенно разные страны: Россию, ищущую свой путь к демократии, и Россию, уверенно стремящуюся в стан неправовых государств. Какие бы скрытые причины ни приводились в качестве объяснения преследования Михаила Ходорковского и компании «ЮКОС», все они лежат в неправовой области. Неважно, затеяла ли власть этот процесс ради того, чтобы отнять собственность, или кто-то испугался роста влияния бизнесмена. Теперь очевидно, что дело Ходорковского носит политический характер.

В современной истории России есть и другие примеры политических преследований. Но процесс Ходорковского и Лебедева выделяется масштабом и значимостью: судят самого известного и успешного бизнесме на страны. Таким образом, безотносительно намерений власти, суд над Ходорковским является показательным. И этот процесс уже подтвердил, что Россия это страна, которая попрежнему живет по праву силы, а не по закону.

Обвинения, предъявленные Ходорковскому, лежат вне сферы уголовного права и должны рассматриваться в контексте гражданско-правовых отношений. Но суть налоговых и имущественных претензий, выдвинутых Генеральной прокуратурой, никого не интересует. Обвинения являются лишь инструментом давления на Ходорковского, его партнеров и бизнес. А потому вместо гражданского судопроизводства мы видим аресты, обыски, наручники и весь остальной «джентльменский набор».

Содержание под стражей Ходорковского акт не только противозаконный, но и бессмысленный с позиции правосудия. Процессуальный закон однозначно требует от прокурора предоставления суду доказательств того, что к подозреваемому невозможно применить иную меру пресечения, кроме содержания под стражей. Таких доказательств предоставлено не было. Более того, содержание Ходорковского под стражей затрудняло ознакомление обвиняемого с делом и затягивало процесс.

Единственное объяснение нахождения Ходорковского в СИЗО это стремление прокуратуры морально сломить Михаила Борисовича и затруднить ему подготовку к процессу. Ведь невозможно проводить дополнительные исследования и экспертизы материалов дела, зная, что любая задержка еще больше подрывает здоровье своего партнера и друга, страдающего в камере следственного изолятора без медицинской помощи. Ни для кого не было тайной, что Платон Лебедев, арестованный за пять месяцев до Ходорковского, опасно болен.

Перечень нарушений прав Ходорковского в ходе следствия и судебно го процесса можно продолжать достаточно долго. В предисловии к этому изданию хочу отметить лишь одну важную деталь, выпукло проявившуюся в ходе судебного разбирательства: ярко выраженный репрессивный характер российского правосудия. Судьи даже не пытались сохранить видимость собственной независимости. Они открыто выступали на стороне обвинения. К примеру, судья Колесникова вынесла решение о продлении срока содержания обвиняемых под стражей, не дождавшись соответствующего ходатайства государственного обвинителя.

Нагляднее всего принципы «басманного правосудия» иллюстрирует соотношение удовлетворенных и отклоненных ходатайств обвинения и защиты. Так, большинство ходатайств защиты, обоснованных и подкрепленных нормами права, суд оставлял без удовлетворения, не мотивируя, не объясняя свои решения. В то же время просьбы прокурора не отклонялись, даже если не были подкреплены правовыми аргументами.

Готовность судей служить помощниками обвинения лишает легитимности выносимые ими приговоры и выхолащивает понятие независимой судебной власти. Формально судопроизводство еще сохраняет атрибуты объективности, как это и предусматривалось концепцией судебной реформы: слово дают и защите, и обвинению, но о подлинном равенстве сторон в процессе говорить уже нельзя.

Эта тенденция представляет опасность не только для обвиняемых по каким-то конкретным делам, но и для общества в целом. Независимая судебная власть является одним из столпов правового государства, и отказ от нее неизбежно негативно отразится на каждом из нас.

От приговора суда по этому делу зависит многое, может быть, даже путь дальнейшего развития страны. Но мы должны помнить, что, помимо прочего, в Мещанском суде решается и судьба конкретных людей. Очень важно не допустить, чтобы жизнь и здоровье Ходорковского и Лебедева стали разменными монетами в чьих-то политических играх.

Каринна МОСКАЛЕНКО, адвокат Михаила ХОДОРКОВСКОГО