Взяться же за перо, несмотря на то что об этой передаче так много написано и сказано, побудили два обстоятельства. Чубайс неоднократно назвал Явлинского предателем, ссылаясь на статью в «Общей газете» «Шесть условий Масхадову». К тому же меня поразила та резкость, с которой оппоненты обличали друг друга. Отправляясь на дуэль, противники словно позабыли о шпагах и кремниевых пистолетах, а взялись за вилы и оглобли.

У каждого слова – свое время наиболее частого употребления, своя наибольшая необходимость. Слово «предатель» относит нас к Отечественной войне и, конечно же, к сталинским процессам. Сергея Ковалева это слово как раз и вернуло к тем временам, которые он пережил, но никому такого не пожелал бы. Приверженность Чубайса именно к этому слову вынудило Сергея Адамовича напомнить о том, что все три последних премьера пришли из спецслужб. К тому же обстановка у нас утверждается весьма симптоматичная: есть внешний враг – империализм, есть и внутренний – диссиденты.

Явлинский же определил сказанное Чубайсом как крайнюю форму большевизма. Что тоже справедливо: большевизму без «предательства» было никак не обойтись – в предательстве подозревались и пионеры, и пенсионеры.

Между тем все, что позволил себе Явлинский, – это высказался, если хотите, призвал к приостановке широкомасштабного наступления, к прекращению тотальных бомбардировок, издевательства над беженцами, чем мы только увеличиваем количество людей, готовых направить оружие против нас. Как вы понимаете, Явлинский не может менять армейские приказы. Так почему же за предложение сразу к стенке? Так неглубок оказался демократический резервуар Чубайса? Не только. Сказалась, быть может, и наиболее сильная, но и самая опасная черта натуры Анатолия Борисовича. Он весь отдается поставленным целям, но всякий, кто преграждает ему путь, становится предателем. Да, именно предателем по отношению к Чубайсу, его амбициям, его расчетам. Сегодня он ставит на Путина, при этом, конечно, понимает, что без победы в Чечне тому не удержаться. Кстати, никто не определил, что же означает эта окончательная победа? Сколько километров перепаханной и выжженной земли, без признака чего-либо живого, должно быть предъявлено в подтверждение одержанной победы?

Что же касается удивительных резкостей, не принятых в России при публичных дебатах, то вижу в них продолжение процесса, начатого не сегодня и неминуемо сказывающегося на общественных нравах. Тонны компромата, пленка прокурора с проститутками, наконец, желание премьера «мочить бандитов в сортирах» – куда дальше?

К слову, характерно, что Чубайс счел себя уязвленным, когда Явлинский позволил себе малоприятные высказывания по его адресу. В конце концов, гордясь своим убийственным хладнокровием (до чего же знаменательное словосочетание, черт возьми!), Чубайс заметил: «Я вас не называю ни лжецом, ни подлецом, ни негодяем – у нас идет интеллигентный разговор». Следовательно, Анатолий Борисович, допустив то, что он позволил себе по отношению к Явлинскому, продолжает определять своей зоной обитания мир интеллигентного человека. Занятно, не правда ли?

Что же касается самого спора, то, по существу, он был разрешен еще до его начала. Оба его участника все последнее десятилетие находились в самых плотных слоях политической элиты. А потому итоги российской политической истории несравнимо красноречивей самих спорщиков, их подковырок и домашних заготовок.

Явлинский хотел выяснить цену ответственности Чубайса и его коллег. Она известна. Не справившись с экономической реформой, опустив страну в нищету, Чубайс и его коллеги сделали реальной красную опасность. Стараясь избежать ее, поставили на недееспособного президента, упаковав свою совесть в коробку из-под ксерокса. К чему это привело, и писать сегодня не имеет смысла.

Елена Боннэр считает происходящее в Чечне геноцидом. Явлинский настаивает на приостановке широкомасштабных военных действий. А Чубайс полагает – это война не с чеченским народом, а с террористами. Как он, между прочим, собирается отличить их от народа: поставить в ряд, рассчитать на первый-второй? Впрочем, если во времена трагедии в Грозном совесть не подтолкнула Анатолия Борисовича расстаться с креслом вице-премьера, то очевидно: он справится и с другими ее позывами.

...Как часто бывает, в спорах двоих предпочтение отдаю третьему – Анатолию Приставкину: «...стыдно, что разговор идет о чем угодно, но не о страданиях людей».