После трагедии «черного сентября» руководство России взяло курс на всемерное политическое и экономическое сближение с США и их союзниками в Европе и на Дальнем Востоке. После трагедии «Норд-Оста» Российская армия и другие силовые структуры переориентируются на задачи нового типа. Но внешняя политика страны и новые доктринальные воззрения оказались в разительном несоответствии с ее военной политикой и военным строительством. Можно без преувеличения сказать, что Российская армия с плани¬руемой численностью свыше 1 млн военнослужащих (на 2004 год) и системой всеобщей мобилизации, так же как и долгосрочная про¬грамма вооружения, условно говоря, на 70–80% ориентированы на войну с Западом (включая Турцию и Японию).

Справедливости ради следует отметить, что курс США и НАТО в сфере военного строительства, разоружения и применения силы не способствует глубокому пересмотру военной политики России, а, наоборот, существенно его затрудняет. Но это отдельная тема. А по¬скольку здесь речь идет именно о российской военной политике и военной реформе и для России эта проблема стоит намного острее, чем для всех других стран, преодоление названной инерции являет¬ся непреложным условием создания современной и сильной армии Российской Федерации.

По существу, разрубить гордиев узел бед российской военной по¬литики и проблем военной реформы невозможно, если на уровне высшего политического руководства не принять историческое по своим масштабам решение и не добиться проведения его в жизнь. Суть таких действий – твердо и недвусмысленно дать руководящее указание военным исключить из военной доктрины, стратегии и оперативного планирования, системы дислокации и боевой подго¬товки, программы оснащения ВС РФ все сценарии широкомасштаб¬ной обычной войны с НАТО в Европе, а также с США и Японией на Дальнем Востоке. Европейские военные округа и флоты, опира¬ющиеся на развитую тыловую инфраструктуру, должны рассматри¬ваться в основном как зона базирования войск и сил, предназначен¬ных для использования на других театрах военных действий, для ми¬ротворческих операций в СНГ и иных регионах мира, для антитер¬рористических функций и акций где бы то ни было.

Вероятность войны с НАТО на все обозримое будущее исчезающе мала как в свете объективных интересов сторон, так и ввиду ка¬тастрофических последствий такого конфликта. Но пока НАТО функционирует как военно-политический союз, имеет мощные коллективные вооруженные силы, расширяется на Восток и не при¬глашает Россию в свои ряды, прагматичный военный взгляд на ве¬щи не позволяет просто сделать вид, что НАТО не существует, или слепо положиться лишь на декларативные заверения нынешних за¬падных лидеров в дружелюбии. До тех пор пока материальный военный базис альянса качественно не трансформирован (односто¬ронним путем или посредством новых договоров), нужда в некото¬ром военном потенциале России на европейских стратегических на¬правлениях будет сохраняться даже при последовательном экономи¬ческом и политическом сближении с Западом.

Допустимая ничтожная вероятность конфликта РФ – НАТО вполне может быть блокирована за счет оптимального потенциала ядерного сдерживания на стратегическом и оперативно-тактическом уровне. Силы общего назначения в этом районе нужны лишь постольку, поскольку они обеспечивают и прикрывают стратегические ядерные силы (СЯС), а оператив¬но-тактические ядерные средства в ос¬новном применяют носители двойно¬го назначения из состава Сухопутных войск, ВВС и ВМФ. Кроме того, обладающая высокой боеспособностью и группировка СОН, ориентированная на другие театры во¬енных действий, физически будет раз¬мещаться главным образом в европей¬ской части страны. Само собой разумеется, что системы ПВО, ПРО театра военных действий, а впоследствии, возможно, и дополнительные элементы стратегической ПРО будут развернуты в названой зоне, защищая ее от ударов с южных и восточных азимутов.

В российском стратегическом сообществе практически едино¬душно признано, что главная прямая угроза безопасности страны сегодня исходит с южных направлений по протяженной дуге неста¬бильности от Приднестровья и Крыма до Памира и Тянь-Шаня. Однако эта угроза не выражается в традиционной форме агрессии организованных вооруженных сил. Она имеет характер экстремист¬ских националистических и религиозных движений, использующих партизанские методы ведения войны трансграничного типа (т.е. со слиянием внутреннего и внешнего конфликта) в отношении самой России на Кавказе и ее союзников в Центральной Азии. Речь так¬же идет об угрозах нового типа, как о следствии или причине кон¬фликтов: терроризм, торговля оружием и наркотиками, незаконная миграция и организованная трансграничная преступность, браконь¬ерство и контрабанда.

Перед лицом таких угроз вооруженным силам приходится вы¬ступать в необычной для них роли и действовать совместно с вну¬тренними и пограничными войсками, правоохранительными орга¬нами и спецслужбами. Именно в расчете на эти операции России необходима новая, не слишком многочисленная, но высокомо¬бильная, хорошо подготовленная и оснащенная профессиональная армия. В самой успешной и крупномасштабной региональной опе¬рации такого типа – «Буре в пустыне» 1991 года – действовала по¬лумиллионная группировка войск США при поддержке около ты¬сячи боевых самолетов и порядка 5 тыс. единиц бронетехники. Сопоставимой же по размеру российской группировки – при должном качественном уровне войск и сил – было бы достаточно для защиты интересов РФ от самой крупной мыслимой угрозы на Кавказе и в Центральной Азии. Примерно такую по величине груп¬пировку смогла бы развернуть Российская армия общей численно¬стью 550–600 тыс. человек при условии мобилизации резервистов из числа бывших контрактников и из состава других войск.

Те или иные элементы такой армии будут способны эффектив¬но действовать в условиях локальных конфликтов низкой интенсив¬ности, поддерживать внутренние войска и пограничников, участво¬вать в миротворческих и антитеррористических операциях, в том числе коллективных. Группировка подобного масштаба может в перспективе понадобиться на другом театре военных действий – на восточных рубежах страны.

В настоящее время трудно представить себе реалистический сце¬нарий угрозы прямой агрессии Китая против России даже в долго¬срочной перспективе (10–15 лет). Экономические, политические и военные отношения между обеими державами сейчас развиваются весьма успешно. КНР является главным покупателем самых совре¬менных обычных вооружений России (в которых крайне нуждается даже собственно Российская армия) и лицензий на их производст¬во. Но некоторые общеизвестные факторы и тенденции на Дальнем Востоке могут в будущем создать предпосылки для конфликта ин¬тересов этих двух держав.

Воссоздать на востоке мощную войсковую группировку, как в 70-е – 80-е годы, Россия не готова по экономическим, политическим и договорно-правовым причинам. Рассчитывать на усиление вос¬точной группировки путем передислокации войск из Европейского региона тоже не приходится. Для транспортировки одной мотострелковой или танковой дивизии потребовалось бы полтыся¬чи железнодорожных эшелонов и два месяца сроку.

Единственный выход – в случае неблагоприятных тенденций на восточных рубежах заблаговременно создавать там хорошо охраня¬емые и прикрытые зенитными средствами и средствами ВВС воен¬ные припасы и хранилища тяжелого оружия в пределах договорных ограничений. В условиях военной угрозы личный состав можно бу¬дет перебросить туда по воздуху и по суше (в том числе с использо¬ванием гражданского транспорта), чтобы за несколько месяцев уд¬воить или утроить численность группировки и выдвинуть ее на уг¬рожаемые направления. Имея армию общей численностью 550–600 тыс. человек, можно быстро создать на востоке хорошо подготов¬ленную и оснащенную 200–250-тысячную группу войск, а в евро¬пейской части этих военнослужащих заместили бы резервисты.

Учитывая геостратегические проблемы России на данном театре военных действий, тем более необходимо бесспорное ядерное пре¬восходство на стратегическом и оперативно-тактическом уровне. Это позволит силам общего назначения – при условии превосход¬ства в воздухе – защищать интересы страны в течение, как мини¬мум, нескольких недель, пока не будет восстановлен мир или при¬нято решение о применении ядерного оружия.

С учетом ограничений, которые ресурсная база накладывает на численность СОН при значительном повышении их качественного уровня, оптимальный потенциал ядерного сдерживания в перспек¬тиве приобретает особую важность. Безусловно, и на глобальном, и на региональном уровне ядерное оружие – самое действенное сред¬ство сдерживания от нападения с применением аналогичного ору¬жия и, возможно, других видов ОМУ. Что касается сдерживающего эффекта ядерных средств против сил общего назначения, то это во¬прос спорный и неоднозначный, особенно если противник в допол¬нение к превосходству по СОН будет иметь собственные стратеги¬ческие силы и тактическое ядерное оружие (ТЯО).

С уверенностью можно говорить только об одном: в названных условиях сами по себе оперативно-тактические средства даже в большом количестве будут немногого стоить без «прикрытия» в ви¬де неуязвимых, эффективных и мощных стратегических ядерных сил. Без них ТЯО станет играть, скорее, провокационную роль, по¬буждая противника к нанесению упреждающего удара по тактиче¬ским и стратегическим силам России.

При численности 550–600 тыс. человек около 200 тысяч прихо¬дилось бы на рода войск с наивысшим уровнем технизации, наи¬большей пропорцией офицеров и рядовых-контрактников и (или) на войска, находящиеся в повышенной боевой готовности: Ракетные войска стратегического назначения (РВСН) и другие составляющие СЯС, Военно-космические силы (ВКС), Ракетно-космическую обо¬рону (РКО), части ПВО в составе ВВС, Ядерно-технические и Воз¬душно-десантные войска (ВДВ). Эти рода войск следует первыми и полностью переводить на контракт, что было бы относительно недо¬рого: дополнительно 3% к военному бюджету.

Остальные 350–400 тыс. военнослужащих распределялись бы между СОН Сухопутных войск, ВВС и ВМФ, а также централизо¬ванными военными структурами. Их перевод на контрактную осно¬ву с увеличением денежного довольствия обошелся бы примерно в 10% сверх военного бюджета 2003 г. Примерно столько же стои¬ло бы в сумме соответствующее сокращение численности ВС, уве¬личение военных пенсий и переход на контракт других войск. Если решительно и последовательно осуществить всю эту реформу за три года, то расходы на нее не превысят 10–15% ежегодных дополни¬тельных ассигнований на «национальную оборону» и «правоохрани¬тельную деятельность» (по объему финансирования-2003).

Нынешний официальный план Министерства обороны по пере¬воду на контракт половины войск к 2011 г. является типично бю¬рократическим затягиванием процесса (видимо, в расчете на его «естественное умирание»), что не даст ни положительного военного эффекта, ни экономии средств, ни решения насущных проблем ар¬мии и оборонного комплекса. Усилиями Генштаба и командования видов ВС сокращение численности войск практически сошло на нет и остановилось на уровне 1,1–1,2 млн человек. Тем самым аннули¬руется потенциальная внутренняя экономия по статье «Содержа¬ние», необходимая для существенного улучшения качества личного состава, оснащения и боевой подготовки. Все это теперь планиру¬ется только за счет дополнительных ассигнований, которые не пре¬высят уровня инфляции более чем на 5–10%, а возможно (при па¬дении мировых цен на нефть), и сравняются с ним.

Другие выдвигаемые «непропеченные» идеи вроде перехода на 6-месячный срок службы по призыву только запутывают вопрос и отвлекают рассмотрение проблем на побочные темы. Такой срок службы не позволяет подготовить рядовой состав на должном уровне, а для поддержания разумно необходимого боеготового запаса есть более эффективные пути, отмеченные выше.

«Эксперимент» Минобороны с переводом на контракт одной ли¬нейной дивизии (вернее, еще одной, наряду с 201-й дивизией, дис¬лоцированной в Таджикистане) имеет мало смысла и в военном от¬ношении, и как «опытный образец». Весьма произвольна и необос¬нованна практика Генштаба по выделению во всех видах ВС отдель¬ных частей и соединений постоянной боевой готовности. Эта прак¬тика не более чем дань традициям холодной войны, поскольку, по¬мимо упомянутых выше родов войск (РВСН, РКО, ПВО и пр.), полки и дивизии общего назначения из состава Сухопутных войск, ВВС и ВМФ больше нет нужды держать в повышенной готовности в расчете на «внезапное нападение» Запада.