Поправки к Лесному кодексу обсуждались так, словно от их принятия зависели результаты выборов. Оппозиционеры (в основном представленные фракцией «Яблоко») отчаянно протестовали, общественные организации пикетировали Думу, но лидеры «Единой России» снова и снова ставили проект на голосование. 21 ноября он был окончательно принят в третьем чтении – «с голоса» и после неудачи первой попытки. Через неделю история повторилась в Совете Федерации: уже отклонив законопроект, верхняя палата – чуть ли не впервые за все время своего существования – в тот же день по собственной инициативе вернулась к его рассмотрению. И, разумеется, приняла его. Говорят, что после первого голосования Сергею Миронову позвонил Михаил Касьянов, очень убедительно попросивший спикера сената содействовать одобрению этого важнейшего акта. Но вечером того же дня лидеры «Яблока» Григорий Явлинский и Сергей Митрохин при поддержке самого известного общественного защитника природы Алексея Яблокова убеждали уже лично Владимира Путина в пагубности принятых поправок. Президент пока их не подписал, но шансы на его вето остаются минимальными. Просто теперь глава государства уже не сможет после подписания закона сделать вид, что был не в курсе вводимых им изменений.

Впрочем, разобраться в их сущности действительно не так-то просто. Несколько статей кодекса подвергнуты чисто стилистической правке, не меняющей смысла содержащихся в них норм. Существенно изменены три статьи: 66, 123 и особенно – статья 63, фактически полностью переписанная. Эта статья регулирует перевод лесных земель в нелесные и земель Государственного лесного фонда – в земли иных категорий. Тех же вопросов касаются и изменения в двух других статьях. На первый взгляд текст препарированной статьи стал лишь еще более невнятным и неконкретным. Согласно ему земли, занятые лесами первой группы, переводятся в нелесные решением правительства РФ, а земли под прочими лесами – решением органа власти субъекта Федерации. Именно такой порядок предусматривается ныне действующим кодексом. Исходный текст поправок сильно упрощал его – леса можно было упразднять чуть ли не рабочими документами местного лесхоза. Но перед третьим чтением все, казалось бы, встало на свои места. Однако до сих пор эту процедуру можно было проделывать только в исключительных случаях, в той же статье и перечисленных. Новая редакция вводит куда более широкий круг оснований для вывода земель из лесного фонда. Например, «утрату лесами их полезных природных свойств». Вроде бы логично: если на таком-то участке нет леса, какой смысл числить его в лесных землях?

А теперь взглянем на вопрос с другой стороны. Допустим, некто хочет построить себе дачку прямо в зеленом поясе Москвы или на берегу питьевого водохранилища. Это все леса первой группы, и ничего подобного в них делать нельзя. Но можно сначала вырубить на нужном участке лес, а затем, призвав в свидетели все полагающиеся инстанции, с чистой совестью констатировать «утрату им полезных природных свойств». И уже на этом основании переводить полюбившийся уголок в нелесные земли. Если учесть масштабы спроса на элитное жилье вокруг мегаполисов и на берегах живописных водоемов, то станет понятным, почему поправки так встревожили экологическую общественность: один только этот пункт дает возможность легко узаконить задним числом любой самозахват. А ведь он не единственный: переводить лесные земли в нелесные теперь можно будет по таким веским основаниям, как «прекращение нужд лесного хозяйства», «необходимость обеспечения... нужд сельского хозяйства, энергетики и размещения в установленном порядке объектов здравоохранения, объектов культурного, жилищно-коммунального, социально-бытового назначения и в иных... случаях». То, что раньше было исключением, теперь будет рутинной процедурой – руби не хочу!

Беда только в том, что изменения в законодательстве лишь оформляют сложившуюся практику. Общеизвестно, что наши пригородные леса и водоохранные зоны сплошь поражены метастазами элитного строительства. Некоторые из их творцов отыскали лазейки в законодательстве, большинство же просто игнорировало закон, не подкрепленный ни механизмами контроля, ни санкциями за нарушение.

Несколько лет назад группа граждан опротестовала ряд решений правительства о переводе земель лесов первой группы в нелесные. Дело было совершенно ясное: как уже говорилось, закон допускает изъятие таких земель для государственных и муниципальных нужд только в исключительных случаях, ни под один из которых рассматриваемые дела не подпадали. Тем не менее один из таких исков, уже удовлетворенный Верховным судом РФ, был опротестован его зампредом Радченко на таком основании: застройщик не имел отношения к государственным или муниципальным органам и землю использовал только для собственных нужд, о которых закон ничего не говорит. А все, что не запрещено, – разрешено. И президиум ВС согласился с этой логикой, оставив в силе явно незаконное решение.

Впрочем, столь явное издевательство над правом случается не так уж часто. Да в нем и нет необходимости: в любом случае самовольную постройку легче признать законной, чем снести. Суд в принципе может назначить решение о сносе, и постигни такая судьба хотя бы пятую или десятую часть незаконных построек – этого хватило бы, чтобы весь подобный бизнес утратил свою привлекательность. Однако таких случаев по стране – буквально единицы, да и тогда снесены были какие-нибудь сараи или времянки. Ведь формально владелец не виноват: он подал прошение, ему отвели землю. Проверять законность отвода он не обязан. А то, что на самом деле он заказал именно этот участок и взятку за него дал, к делу не подошьешь.

Но, видимо, в конце концов солидным людям надоело препираться с судебными приставами, подмазывать судей, глав администраций и всевозможных инспекторов, вести нескончаемые тяжбы и отбиваться от настырных активистов. Им захотелось отмазать свою недвижимость раз и навсегда – для чего и родились на свет нынешние поправки к Лесному кодексу. Судя по тому напору, с которым этот законопроект в самое горячее время прошел обе палаты, актуальность проблемы остро ощущается и аппаратом правительства, и отраслевыми министерствами, и депутатским корпусом. Как относится к ней сам глава государства, неизвестно, но его управление делами – один из самых активных и масштабных нарушителей нынешнего законодательства. В этой истории есть еще одна сторона, о которой сами участники (кроме разве что батьки Кондратенко) предпочитают не говорить, но которая обеспечила сомнительному проекту голоса доброй половины обычно проэкологической фракции СПС. Дело в том, что перевод земель Гослесфонда в земли иных категорий – единственный на сегодня способ приватизации лесных участков. И облегчение процедуры такого перехода теоретически должно содействовать появлению в стране частных лесов.

Большинство экологических НПО категорически не приемлет саму идею приватизации лесов. Что не мешает им считать образцовым управление лесами в скандинавских странах, где частное лесовладение весьма развито и имеет давнюю традицию. Правда, собственность на лес не означает там права делать с ним все, что угодно, – лесное законодательство этих стран четко оговаривает обязанности владельца, процедуры контроля, санкции за нарушение и компенсации за ущерб третьим лицам. С установления таких правил (плюс перечня лесных территорий, не подлежащих передаче в частные руки) и должна была бы начинаться лесная приватизация. Но такие вопросы даже не упоминаются в наспех принятых поправках, отражающих традиционный российский подход к собственности: сначала схватить, а уж потом разбираться, что с этим можно делать.