Алексей Арбатов:
— Во-первых, каждая война, которая длится дольше нескольких дней, всегда обрастает корыстными интересами людей, которые на ней наживаются. Вспомним вьетнамскую войну, вспомним раскрытые впоследствии факты, как ЦРУ делало бизнес на наркотиках и ими же расплачивалось с племенами в Лаосе, которые вели против партизан войну. В нашей войне все это тоже присутствует. Тем более в контексте общей ситуации в стране — коррупция, организованная преступность, оружие и наркотики гуляют как угодно, и вы можете в Москве на рынке, зная людей, недорого купить себе любое оружие. Процветает бизнес войны. В любом локальном конфликте, особенно затяжном, идет особо бурный рост этих корыстных интересов, которые в большой войне попросту сметаются валом огневой мощи.

Какую роль играют эти интересы в затягивании войны с российской и с чеченской сторон? Если условно исходить из ста процентов, наверное, процентов на 30 это идет с нашей стороны. Это необязательно продажа оружия, это прежде всего нецелевое использование федеральных средств, которые отпускаются и на
Фото Вячеслава Кочеткова

военные, и на восстановительные цели. С чеченской стороны все еще масштабнее, потому что там люди целиком задействованы в этом, для большинства из них это жизнь, заработок при фактическом отсутствии альтернативных средств выживания.

Кроме чистой корысти, есть и другие факторы, которые тормозят мирное решение с российской стороны. Это нежелание многих политиков и военных признать ошибки, сделанные и в 1994, и в 1999 годах. Боязнь, что раскроются все факты о том, как эти операции были проведены, почему такие огромные потери. Ведь до сих пор никто за это не наказан.

Ахмар Завгаев:
— Затягивать конфликт выгодно в первую очередь тем, кто виноват в развязывании войны. Это в том числе и политики из нашего народа. Когда все стабилизируется и народ очнется, первые претензии предъявят им. Поэтому им сегодня надо любой ценой отстаивать состояние "ни мира, ни войны".

Абдул-Хаким Султыгов:
— Мы все знаем, что объем теневой экономики в России держится на отметке 40%, а многие считают, что реально он перевалил за отметку 60%. Эти чудовищные цифры говорят обо всем. Никаких дискуссий уже не нужно. Мы имеем то, что имеем. Ни другой армии, ни другого населения, ни других чеченцев, избирателей, депутатов у нас нет. В Чечне решается судьба России, республиканского строя в России. Сможем там — сможем везде. Не сможем там — не сможем нигде. Те, кто против, сильны, организованны, располагают деньгами. Дело в том, что в Чечне идеальные условия для расцвета теневой экономики и криминалитета. Простой пример — бензовозы, цистерны, которых созданы с использованием технологии "Стеллс". Неважно, кто там — чеченцы, нечеченцы, — это криминалитет. Обстановка, среда просто провоцирует совершить какое-нибудь преступление. А маргинальный элемент, накопившийся в нашей стране за 10 лет реформ, естественно, тянется туда, где есть вакуум, то есть в Чечню. А качество войск? У нас около 50% призывников до призыва нигде не учились, не работали и читают с трудом. Не говоря уж о контрактниках, которые выглядят, как "братки". Бороться с теми, кто против, — я бы даже такую цель не ставил.

Татьяна Ворожейкина:
— Война для российской армии — это звания, продвижение по службе, деньги. Для солдат — это мародерство. Для тех, кто воюет с другой стороны, — это статус. В особенности для тех, у кого нет политического статуса. В этом смысле я не верю, что Масхадову выгодна война. У него был политический статус. Статус нужен, условно говоря, Басаеву, тем, кого в Чечне не поддерживали и даже ненавидели. Вы зря пренебрегаете российским общественным мнением. Если вспомнить вьетнамскую войну, то важнейшим фактором ее окончания стал массовый призыв на военную службу людей с университетским образованием и студентов. Если назвать вещи своими именами, когда значимые в политическом отношении слои общества начали это испытывать на своей шкуре, вот тогда гробы стали значимыми.

В России же от первой ко второй чеченской войне происходит обратное движение, потому что все меньше в процентном отношении призывников, все больше контрактников. Для контрактников это деньги, это тоже выгодная им война. В этом смысле, как это ни кощунственно звучит, осуществляемая на чеченском пятачке военная реформа с переходом к контрактной армии затягивает эту войну.

Дмитрий Фурман:
— Я думаю, что, за исключением каких-то криминальных элементов и безумных ваххабитов, за мир все. Просто все. Путин, безусловно, за мир, потому что зачем ему сейчас война? Все дивиденды он с нее снял, в 99-м он был за войну, сейчас за мир. Но за какой мир? За мир, в котором он может сказать народу, что своего он добился. Масхадов за мир? Конечно, за мир. Но за какой мир? За тот, при котором он — президент суверенной Ичкерии. Уважаемый г-н Завгаев за мир? За мир, но не за переговоры с бандитами. А бандиты за мир, но не за переговоры с такими "коллаборационистами", как г-н Завгаев. Они говорят: все хорошо, но этих мы поставим к стенке, они предатели. А вы говорите: все хорошо, но их мы поставим к стенке, потому что они бандиты. За мир все, но пока это умонастроение сохраняется, никакого мира быть не может.