Ровно полгода продолжалась подготовка к московской встрече президентов России и США. Для того, чтобы она не ограничилась лишь взаимными комплиментами и прогулками по Москве и Санкт-Петербургу, профессиональные переговорщики работали не покладая рук, подготовив в конце концов главам государств для подписания два документа - договор о сокращении наступательных вооружений и декларацию об основах стратегических отношений. Насколько весомы по своему политическому значению эти документы, что было добыто и упущено в процессе предварительной подготовки к московскому саммиту, каков кредит доверия между обеими странами - обо всем этом рассказывает заместитель председателя комитета по обороне Госдумы РФ Алексей Арбатов.

- Соглашения, подготовленные для подписания на предстоящем саммите России и США, общественность нашей страны оценивает очень по-разному. Одни превозносят их до небес, считая выдающимся достижением российских переговорщиков, другие - и таких среди политиков и экспертов, наверное, большинство - полагают их чуть ли не провальными для нас. Многие ваши коллеги по Госдуме даже хотели инициировать обращение к Владимиру Путину, в котором были намерены обратить его внимание на крайне невыгодное, по их мнению, для России содержание выдвинутых на саммит договоренностей. Что вы, Алексей Георгиевич, думаете на сей счет?

- Если рассуждать совершенно абстрактно, то договор - назовем его условно СНВ-3 - производит довольно странное впечатление. Особенность этого документа в том, что в отличие от СНВ-1 и СНВ-2 в нем не совсем согласован сам предмет договора. Эти потолки - 1700-2200 - относятся к боезарядам и стратегическим силам, но того ясного и согласованного понимания, которое раньше вырабатывалось между договаривающимися сторонами, когда все согласовывалось буквально до винтика, сейчас нет. Речь идет просто о боезарядах, которые будут находиться на вооружении стратегических сил, но правила зачета, контроля инспекций, сокращения демонтажа отсутствуют. Они оставлены за кадром, о них, может быть, договорятся позднее.

То, что всего этого сейчас нет, может быть признаком очень большого доверия между сторонами. Договорились, мол, что боезарядов будет не больше чем 2200, а какие именно заряды, как их считать и проверять - все это, дескать, можно сейчас не оговаривать досконально, а полагаться на доверие.

Но ведь между нашими странами в целом, между нашими политическими и стратегическими элитами нет такого доверия. У американцев нет доверия, поскольку они подозревают, что у русских не все в порядке со своим внутренним контролем и разные группировки могут кого угодно обманывать, и президента в том числе. А наше сообщество не доверяет США, полагая, что американцы или обманут нас, или выйдут из договора, когда им не захочется его дальше соблюдать по каким-то причинам. Поэтому нынешнее доверие на самом высшем уровне, между двумя президентами, является весьма хрупким феноменом.

Теперь подойдем к вопросу с другой стороны. Вот говорят: что это за боезаряды - на всех носителях или только на части? Американцы говорят, что они будут засчитывать только на части. Скажем, на подводной лодке "Трайдент", которая будет находиться на капремонте, они не будут идти в зачет - в отличие от того, что было раньше. Боеголовок США будут иметь меньше, чем им разрешалось по прежним договорам в рамках зачета. Американцы нам говорят: "Мы будем вас пускать для контроля, если вы не верите нам, - и на подлодки, и в хранилища, чтобы вы могли сами все посчитать и воочию во всем убедиться".

Конечно, претензий - если подходить с точки зрения прежних, очень жестких правил - к этому договору можно предъявить очень много. Но необходимо учитывать два очень важных обстоятельства. Первое: все-таки у американцев 2200 - это почти все боезаряды, которые будут иметь боеготовые стратегические силы. Все остальные отправятся в хранилища. Все равно ли нам, где они находятся? Я так не считаю. Пусть уж лучше эти боезаряды будут находиться в хранилищах, чем на ракетах с минутной готовностью к пуску. А если в последующем удастся договориться, скажем, о контроле за хранилищами или о контроле на базах, чтобы знать, что туда ниоткуда ничего не завозится, в таком случае появится действительно очень важное соглашение.

Второй момент. Перефразируя героя известного мультика кота Матроскина, можно сказать, что для того, чтобы приобрести что-то нужное, надо продать что-то нужное. Отличие нынешнего договора от всех прежних в данной области состоит в том, что Россия сейчас ни в малейшей степени ничего не отдала. Потому что два года назад в одностороннем порядке было принято решение о таком развитии наших стратегических сил, которое через 10 лет приведет эти силы к уровню намного более низкому, чем записываемые в новом договоре потолки. И с качественной стороны никаких ограничений этот договор на нас тоже не накладывает. У нас полная свобода действий. И мы не могли бы потолок в 2200 штук выбрать, даже если бы удвоили и утроили ассигнования на наши стратегические силы.

А раз мы ровным счетом ни в чем не ограничены, как же мы можем в чем-то ограничить американцев? Так что США сами решили сократить, перестроить свои силы, отправить часть боезарядов на склад, и зафиксировали все это в договоре. И повлиять на них, чтобы добавить в договор средства передового базирования, силы Великобритании и Франции, ПРО, высокоточное оружие и все остальное, о чем у нас имеется немало любителей порассуждать, - это попросту немыслимо! Ведь сами мы ничего не отдаем, а они у нас ничего не просят.

Вот в чем кардинальное отличие нынешнего Договора по СНВ от всех предыдущих - не только в том, что в нем нет системы проверки контроля правил зачета и процедур демонтажа и ликвидации, а в том, что впервые за всю историю переговоров в этой области, то есть за три десятка лет, американцы ничего у нас в ответ не просили, не требовали и не предлагали.

Это вызвано двумя моментами. Во-первых, американцы отвлечены на другие проблемы. Они уже не считают Россию главной угрозой для себя, главным своим противником. Второй момент. Наши решения, принятые два года назад, о радикальном сокращении стратегических сил и их перестройке в одностороннем порядке фактически под американскую модель и якобы для того, чтобы экономить деньги для сил общего назначения, - эти решения фактически сделали ненужным подготовленный американцами к СНВ-3 список уступок, которых они хотели от нас добиваться.

- Получается, что наши переговорщики, не имея на руках солидных козырей, сумели принудить американскую сторону хотя бы к некоторым уступкам?

- Да. Правда, американцы все-таки большую часть наших предложений отвергли, хотя в конце концов и согласились подписать договор, который будет не просто декларацией, но юридически обязывающим документом. В таких условиях можно говорить об определенном успехе наших переговорщиков. Можно даже сказать, что США дали здесь определенную слабину, отойдя от своих прежних намерений оставить все договоренности на уровне рукопожатий. Сказалась, видимо, атмосфера в наших взаимоотношениях после 11 сентября, после нашей помощи им в Афганистане.

Кроме того, выход США из Договора по ПРО 1972 года и наша довольно мягкая реакция на это, видимо, основывались на негласном соглашении, что в ответ на это американцы пойдут на новый договор. Раньше мы всегда были больше заинтересованы в ограничении оборонительных, а они - наступательных вооружений. Теперь мы заинтересованы и в сохранении Договора по ПРО, и в ограничении наступательных вооружений, а США не заинтересованы ни в том, ни в другом. Ибо они хотят создать национальную ПРО и им мешают эти ограничения, ну, а по наступательным мы уже побеседовали.

И в этих условиях американцы все-таки пошли на договоренности, чтобы мы не поднимали большого шума вокруг их выхода из Договора по ПРО, а они в ответ нам "подарили" предстоящий договор, который хоть в чем-то, но даст нам некоторую определенность.

- Пойдет ли на саммите в Москве речь об американской НПРО?

- Видимо, нет, поскольку эта тема затрагивалась на предварительных консультациях. Обе стороны договорились подписать, кроме договора, декларацию об основах стратегических отношений, в которой пойдет речь и о НПРО. В ней будет сказано, что стороны не будут создавать ПРО друг против друга, будут обмениваться информацией о своих планах и даже сотрудничать в техническом сфере, в создании НПРО против стран-изгоев или пороговых стран, а также против террористов, угрожающих применением баллистического оружия.

На все наши доводы о том, что надо бы как-то договориться об ограничениях в развертывании НПРО, США ответили, что они не для того, мол, выхлебали столько проблем и с союзниками, и с конгрессом, и с либералами, да и с Россией и Китаем тоже, когда выходили из Договора по ПРО, чтобы влезать теперь в новый договор, который их опять каким-то образом ограничит. Они заявляют также, что не знают, как пойдет дальнейшее развитие: как можно заранее ограничиться пятью или десятью районами развертывания, - а вдруг будут созданы такие ракеты, что для тонкого прикрытия территории их понадобится двадцать. Ведь это все технически обусловлено.

- Российская сторона в ходе переговоров ничего не упустила?

- Я считаю, что мы все-таки упустили большой шанс. Задним числом всегда легче говорить, но ведь чаще всего люди учатся на собственных ошибках. А упустили мы шанс, когда американцы в течение первого периода нынешней администрации предлагали нам внести поправки в Договор по ПРО, чтобы разрешить испытания, но не развертывание. А вопросы развертывания отложить до будущих времен.

Но мы уперлись: нет, не дадим санкцию на развал Договора по ПРО! И вот получили: вместо его поправок - ничего, ноль без палочки. Наш МИД, конечно, не захотел брать на себя ответственность, его руководство не желало подставляться под критику наших "ястребов"... Да и многие наши политики и ученые говорили: зачем нам принимать в этом участие? Вот мы скажем "нет", американцы сами выйдут из договора, и пусть после этого разбираются с китайцами, со своим конгрессом и со своими союзниками.

Но такое поведение могло быть оправданным лишь в том случае, если бы американцы, сделав подобный шаг, получили много неприятностей. Но этого же нет! И нет именно потому, что они всем своим союзникам в приватном порядке говорят: "Мы предлагали русским поправки, но они отказались. И у нас нет другого выхода, нежели выйти из Договора по ПРО. Но мы не против русских, мы не будем подрывать стабильность, и даже готовы подписать новый Договор по СНВ".

- А какова реакция Китая на все это?

- А вот как раз с китайцами США прекрасно ведут переговоры! Кстати, за нашей спиной и без всякого нашего ведома. Мы-то все строим какие-то иллюзии по поводу нашего великого восточного соседа, забывая о том, что всегда в таких ситуациях, когда мы пытались играть в какие-то игры, мы оказывались в проигрыше. Потому что с китайцами США могут договариваться, и они по Договору по ПРО уже в принципе договорились. Китайцы формально заявили, что они недовольны выходом США из договора. Но американцы сумели их убедить, что новая система ПРО не будет направлена против них и что Вашингтон признает Китай как ядерную державу, а также его право иметь свой сдерживающий ядерный потенциал против США и не будет Китаю в этом противодействовать.

Кстати, нам самим не грех задуматься о той угрозе, которая может исходить от так называемых стран-изгоев или международных террористических организаций. Думаю, что в этом смысле Россия находится даже в более уязвимом положении, чем США. И поправки к Договору по ПРО нам в этом смысле не помешали бы.

- О чем еще будет идти речь на саммите Путин-Буш кроме двух вышеупомянутых договоров?

- Картина будет неполной, если не сказать, что и Россия, и США готовы взять на себя обязательство придерживаться Договора о СНВ-1, который будет оставаться в силе до 31 декабря 2009 года. Об этом будет сказано, видимо, в новом договоре. И это важно, поскольку Договор СНВ-1 - очень мощный документ, здоровенный том в 500 страниц, там все очень тщательно и подробно расписано.

В Договоре СНВ-1 есть положения, ограничивающие ряд мероприятий, которые обе стороны могли бы захотеть осуществить. Скажем, нельзя ставить разделяющиеся головные части на моноблочные ракеты и ракеты с одной боеголовкой, если эти ракеты не новыея. Значит, если мы решим поставить на "Тополь-М" или на "Тополь" разделяющуюся головную часть, то просто не сможем этого сделать. Для реализации подобной идеи нам понадобится новый тип ракеты. Ограничивает старый договор и возможные новые желания американцев.

Двойная бухгалтерия всегда создает некоторые проблемы. Поэтому на следующих переговорах надо бы нам решить ряд вопросов, связанных и с реализацией Договора СНВ-3, и с взаимосвязью СНВ-3 и СНВ-1.

Кстати, я думаю, что в связи с последними событиями в США...

- Вы имеете в виду "Бушгейт"?

- Да, именно это. Мне кажется, что вся эта история сделает администрацию США уже в ближайшем будущем более податливой к нашим аргументам.

- Вскоре после переговоров в Москве и Санкт-Петербурге президентов наших двух стран ждет встреча на саммите НАТО и России в Риме. Как вы полагаете - оптимален ли на сегодня уровень достигнутых договоренностей России с альянсом? Ведь, наверное, невозможно было ожидать, что западные страны сразу решатся на еще более тесное сотрудничество с недавним противником?

- Новые договоренности России и НАТО носят принципиальный характер, а вот каково будет их наполнение - пока неясно. Министр Игорь Иванов говорит, что "двадцатка" будет реальным органом сотрудничества, а не просто клубом для обсуждений, каким был до сих пор Постоянный совместный совет с теми же участниками. Будет в новом органе существовать и правило консенсуса, то есть любая страна сможет помешать принятию невыгодного на ее взгляд решения.

Сразу возникает вопрос: а какие именно решения будет принимать этот орган? Важные или мелкие? И будут ли другие органы в НАТО заниматься решением тех же самых вопросов, что и "двадцатка", скажем, в сфере антитеррористической деятельности или подготовки миротворческих операций? А вдруг эти органы НАТО договорятся обо всем так, как им надо, а с нами вопрос будут обсуждать, уже имея скоординированную позицию? Если же подобные вопросы будут решаться сразу с нашим участием и будет разработана процедура принятия решений "двадцаткой" - тогда она себя хотя бы отчасти оправдает.

Но не надо забывать, что и Россию все это ставит перед немаловажными проблемами. Мы только что договорились о создании военно-политического союза на основе Договора о коллективной безопасности - ДКБ. Этот союз одной из своих целей имеет сотрудничество в антитеррористической деятельности. Значит, если мы будем в "двадцатке" обсуждать тот или иной вопрос, то с другими мы не имеем права принимать решения, которые не будут одобрены "двадцаткой". В последней существует правило консенсуса, и если какая-то из входящих в "двадцатку" стран наложит вето на некое решение, мы вынуждены будем своим партнерам по ДКБ сказать: "Извините, нам в "двадцатке" это не разрешают".

- То же самое будет, видимо, касаться и нашего взаимодействия с партнерами по Шанхайской организации сотрудничества - ШОС?

- Совершенно верно. Словом, необходимо настаивать на том, чтобы в рамках сотрудничества в масштабе "двадцатки": а) рассматривались важные решения, б) чтобы было право консенсуса, которое нам наконец-то дает желанное право вето, каким обладают другие страны, 3) чтобы ни в каких иных органах данный вопрос не обсуждался. Правда, все эти три момента и для нас имеют оборотную сторону. Если мы всего этого добьемся, то и нам надо будет свою политику основательно менять.

- Если мы теперь со странами - членами НАТО такие вот не разлей вода партнеры, то как нам следует воспринимать приближающееся скачкообразное, как пишут западные СМИ, то есть масштабное расширение рядов альянса, которое должно быть освящено на его саммите в Праге в ноябре этого года, на который, кстати, чешские политики как организаторы форума хотели бы заполучить и российского президента? В таком случае получится, что Владимир Путин как бы одобрит процесс расширения, против которого и он, и другие российские руководители всегда возражали.

- Думаю, что наша линия простого противодействия процессу расширения НАТО, не основанного на сильных политических, экономических или военных позициях и, таким образом, подобного нашему противодействию выходу США из Договора по ПРО, - это слабая линия. И осознавая, что альянс все равно будет расширяться, нам надо было попытаться добиться за это максимальных уступок в других областях. Иначе нам просто скажут теперь: "Ну, раз вы против, ладно, мы уважаем ваше мнение, но не обязаны ему подчиняться".

Каких уступок мы могли бы потребовать за свое согласие с расширением? Например, сделать "двадцатку" серьезным органом, принимающим важные решения, который, в случае обладания нами права вето, обезопасил бы нас от тех натовских операций, которые укладываются в их новую стратегию и которых мы боимся сейчас гораздо больше, чем старых - времен холодной войны. Далее - можно было бы восстановить свое требование о создании безъядерной зоны в странах ЦВЕ и настаивать на нем. То есть мы не просто натовцев просили бы о чем-то, ничего не давая взамен, но и шли бы им навстречу в тех вопросах, которые беспокоят их. Например, в вопросе о том, что ядерное оружие будет размещено в Калининградской области, что оно будет возвращено в Белоруссию. Далее, ясно, что Россия будет очень сильно сокращать свои силы общего назначения, так нам надо добиться, чтобы и страны НАТО их сокращали. Зачем альянсу в Европе 17 тысяч танков, если холодная война завершилась? Какую можно представить себе миротворческую операцию, которая потребовала бы 17 тысяч танков и 6 тысяч боевых самолетов? Можно было бы сократить все это наполовину. Всего этого, на мой взгляд, можно было бы добиться, но теперь поезд уже ушел.

- Следует ли при нынешнем раскладе сил и возможностей нашему президенту ехать в ноябре в Прагу, о чем уже сейчас потихоньку разворачиваются дебаты в западных СМИ с неясными, противоречивыми сигналами от российских официальных информагентств, в частности РИА "Новости"?

- Если мы по-прежнему будем говорить, что расширение НАТО - это ошибка, то, конечно, лучшим способом продемонстрировать неудовольствие по данному поводу было бы не ездить на саммит НАТО. Но вряд ли это кого-то огорчит и в чем-то остановит.

- Насколько все же прочен нынешний союз России с США и с Западом в целом и что на него может в будущем негативно повлиять, какие действия или даже намерения той и другой стороны - например, усиление давления Вашингтона на нас по таким вопросам, как продолжение чеченской войны, соблюдение прав человека, независимость судебных органов и СМИ от государства? Ведь отдельные западные политики уже предлагают в ответ, как они говорят и пишут, на приобщение России к западным демократическим ценностям усилить давление на нее ради перемен, в частности в вышеназванных сферах.

- Если бы Запад нам больше дал, то он был бы вправе от нас и больше требовать. Но пока он дал нам слишком мало, поэтому и требовать ничего не может. Даже того, что нам надо бы было делать в наших же собственных интересах. Например, более активно вести линию на прекращение военной операции в Чечне, которая, как мы видим, зашла в глубокий тупик и перестает себя оправдывать. И продолжающиеся теракты демонстративно показывают всем, что стабилизации в Чечне нет.

- А мы что-то предлагаем, просим, пытаемся выторговывать за свои потенциальные или реальные уступки, за оказываемую тем же США помощь, например во время их операции в Афганистане? Ведь многие в России напрямую или косвенно, вслух или втихомолку, но корят президента Путина за то, что он, поставив Россию 11 сентября однозначно на сторону США в их борьбе с международным терроризмом, а потом и оказав им конкретную поддержку, при этом ничего не попросил взамен, не стал торговаться за те или иные встречные уступки.

- Во-первых, я хочу сказать, что наш президент занял правильную позицию, встав на путь сотрудничества с США и с Западом в целом. Во-вторых, думаю, что все-таки можно было в сфере безопасности - хотя здесь нельзя продавать "карася за порося", требовать кредитов: это и недостойно, и никогда не сработает, - вести твердую линию на то, что если мы сотрудничаем и в Афганистане, и в дальнейшем, то надо вырабатывать взаимные гарантии безопасности в борьбе с терроризмом, что вполне допустимо и возможно.

Можно было бы достичь большего? Можно, но если бы у нас, как я уже говорил, была другая политика и в области стратегических ядерных сил, и в вопросе о расширении НАТО. Но всего этого не было. Но не потому, что президент не просил - во внешней политике не просят, а что-то предлагают, имея серьезные козыри на руках. А таковых у нас не было, мы сами их скинули раньше, непонятно почему, из каких соображений.

Можно ли было получить больше от нашего взаимодействия с США и в целом с западными странами? Наверное, можно было, но если бы у нас в стране дела обстояли по-другому. Ведь вся внутренняя политика предшествующего периода сделала Россию крайне уязвимой в попытках наладить равноправное сотрудничество с Западом. Ибо, видя со стороны, как у нас проходят выборы, как и какие решения принимают наши суды, как у нас осуществляется свобода слова, как ведется операция в Чечне, как защищаются демократические гражданские права, западные политики до сих пор не уверены в том, что Россия действительно является для них стратегическим партнером. И поэтому ни равноправных, ни долгосрочных отношений не будет до тех пор, пока между нашей постсентябрьской внешней политикой и внутренней политикой существует и расширяется разрыв, а может быть, даже и пропасть.

Это противоречие само по себе начинает всех тяготить, поскольку внутренняя политика привела к высшим постам, в верхние политические и властные эшелоны людей, которые совершенно не одобряют нынешнего курса президента Путина на сотрудничество с Западом. И пока такая внутренняя политика продолжается, эти люди, оставаясь на своих постах, будут оказывать все большее противодействие данному курсу. Поэтому рано или поздно это противоречие разрешится - или в сторону крутого изменения внутренней политики, которое сделает Россию хотя и очень своеобразным, но нормальным и предсказуемым стратегическим партнером. Или изменения произойдут во внешней политике, вернув ее к досентябрьским вариантам, когда через всю нашу страну ездили бронепоезда со всякими экзотическими вождями, с которыми высокие чины обнимались и целовались, или когда подписывались договоры с некими проблемными странами о поставках вооружений.

- Возможная военная акция США в Ираке может стать камнем преткновения для развития нашего сотрудничества с американцами или по этой теме у нас уже достигнут некий компромисс?

- Если это будет сделано на достаточно убедительных основаниях, которые покажут, что Саддам Хусейн помогает террористам и, несмотря ни на что, создает средства и оружие массового уничтожения, то могут последовать соответствующие санкции Совета Безопасности ООН, к которым Россия может присоединиться или воздержаться, а США в соответствии с этими санкциями могут предпринять какие-то акции. Но это будет не точка, а лишь запятая, потому что действия США могут втянуть их в такую трясину, что они могут запросить нас о помощи.

У политиков такого своеобразного типа, какими являются президент Буш и его окружение - не буду вдаваться в более подробные характеристики, - политическое мышление работает всегда по аналогии. Раз получилось в Афганистане, значит, теперь получится и в Ираке. А ведь ситуация здесь совершенно иная. Иран не будет закрывать границу с Ираком, раз и его зачислили в "ось зла". Большинство арабских стран тоже вряд ли поддержит США. Даже верный американский союзник по НАТО, Турция, весьма колеблется с возможной поддержкой, памятуя о своей головной боли в виде курдской проблемы на севере и шиитах на юге.

Да и одними бомбардировками США в Ираке не отделаются, наверняка им потребуется наземная операция. В Афганистане таковую провел Северный альянс под руководством России и США. Но в Ираке вместо американцев никто черновую работу не исполнит. Значит, необходимо будет самостоятельно проводить крупную наземную акцию, потом создавать новый режим и всячески поддерживать его, кормить-поить, холить и лелеять. Ирак действительно может стать для США сущим болотом, в которое они влезут, если не продумают наперед все свои последующие шаги.

- Каковы, на ваш взгляд, роль и место МИДа и Госдумы в выработке и осуществлении российской внешнеполитической стратегии? Действительно ли они являются всего лишь, если использовать хрущевский термин, "приводными ремнями" Кремля или все-таки пытаются иногда играть и более самостоятельную роль?

- Насколько я понимаю, центр принятия решений по внешней политике теперь прочно переместился в Кремль. Хотя в его работе участвуют глава МИДа и его замы, но в целом дипломатическое ведомство не является центром разработки внешней политики, каковым он бывал в некоторые моменты нашей недавней истории. Но реализация политики и все переговоры остаются заботой МИДа, что лишний раз позволяет нам убедиться в том, что в этом ведомстве работает немало хороших специалистов, которые, не имея никаких козырей на руках, зачастую из ничего могут сделать нечто весьма толковое и крайне нужное для страны.

Хотя в вопросе расширения НАТО большая ошибка была допущена, на мой взгляд, не без влияния позиции некоторых руководителей МИДа, как и по Договору по ПРО. Они или вовремя не сориентировались, или просто побоялись взять на себя ответственность, не захотели подставляться под критику противников новой внешнеполитической линии России. Вы представляете, что это значит - вдруг заявить однажды: "Ладно, будем пересматривать Договор по ПРО" или "Ладно, мы согласны, что НАТО расширяется, но только вот на таких-то условиях". На дипломатов в подобном случае обрушился бы просто катастрофический вал упреков и жесткой критики!

Что касается Госдумы, то ее участие во внешней политике и раньше было весьма ограниченным, а сейчас она в этом откровенно пассивна. Она превратилась попросту в машину для голосования, лояльную Кремлю.

- На недавнем саммите стран ДКБ белорусский президент Александр Лукашенко поспешил охарактеризовать этот блок - в связи с усилением его военной составляющей - как своего рода "антиНАТО". А газета "Нью-Йорк таймс" назвала ДКБ "подстраховкой для России", чтобы она хотя бы номинально сохраняла свой солидный вес и "не затерялась среди таких небольших стран, как Испания или Португалия".

- Я думаю, что Россия не потеряется среди таких стран, хотя те же Испанию и Португалию можно уважать за то, что они показывают нам пример и в сфере экономики, и в демократизации общественной жизни, - нам еще очень многому можно у них поучиться. Но находящаяся на двух континентах Россия, пусть и уступает по своему экономическому потенциалу, например, Англии, Франции или Германии, но оказывает влияние на страны СНГ и другие прилегающие регионы гораздо большее, чем эти страны оказывают на своих соседей. А что касается выражения "антиНАТО", то в данном случае Александр Лукашенко выдает желаемое за действительное.

В последнее время на президента Путина нападали за то, что он якобы "сдает" по всему южному периметру страны СНГ американцам. Но ДКБ призван доказать своей деятельностью, что Россия, несмотря на появление на их территории американцев, оттуда не уходит.